Божья девушка по вызову. Воспоминания женщины, прошедшей путь от монастыря до панели

Жизнь за городом освежила меня, и я снова была на подъеме. Несмотря ни на что, я вернулась к своей старой работе, занимаясь ею, когда Виктория была в школе.

«Не понимаю, – сказал новый клиент, обернувшись ко мне перед уходом. – Ты выглядишь такой невинной!»

«Так оно и есть, – быстро проговорила я. – Нет ничего дурного в том, что я делаю».

Я улыбнулась, но когда он выходил за дверь, на лице его было написано удивление. В животе у меня все перевернулось, это был знак того, что все не так хорошо, как кажется.

Однажды я вернулась домой и нажала кнопку на автоответчике, чтобы прослушать сообщения. Вместо сообщений в комнате раздалась «Павана усопшей инфанте» Равеля. Сдержанная, печальная музыка звучала почти полчаса. В этом не было никакой мистики – вместо того чтобы вставить в автоответчик чистую кассету, я по рассеянности поставила пленку с этой завораживающей мелодией. Неслучайно ли мне попалась именно та кассета, на которой я забыла указать название, записывая музыку с радио?

Я представила принцессу, просыпающуюся в каменном гробу, и поняла, что сама погребена заживо, отчего волосы стали дыбом на моей голове. Как в тумане я подумала, что для своей подлинной личности я мертва и живу в преисподней. Разве это не ад – жить с вечным ощущением собственной неполноценности по сравнению с друзьями, у которых есть «нормальная» работа? Я не желала рассказывать им, чем зарабатываю на жизнь, и очень боялась, что об этом узнают.

МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ, что я нашла того, кто сможет помочь мне изгнать дьявола. Этим человеком оказался Римми, симпатичный обаятельный шаман. У него была особая сила: используя барабан для передачи энергии, он помогал людям избавляться от их наиболее застарелых проблем. В прошлом он занимался экзорцизмом, а потому я решила, что зайти к нему нужно обязательно.

Выслушав меня, он объяснил, что сначала я должна буду вызвать своего дьявола, рассмотреть его и приказать ему навсегда убраться прочь. Я села на пол, на подушку, а Римми с барабаном устроился на стуле. Я больше не верила в католического дьявола, воспринимая его теперь как некую энергию в собственном теле, наделенную дьявольскими характеристиками: способностью разрушать, умением соблазнять и лгать всеми возможными способами. Однако я вполне могла представить эту энергию в виде дьявола, знакомого мне по религиозному опыту, чтобы «встроить» его в рамки эксперимента. Я боялась, но отчаянно хотела, чтобы все, наконец, случилось.

Римми начал мягким барабанным раскатом, потом заиграл чуть громче, а затем снова смягчил удары, одновременно гудя, как пчела, и вскоре я впала в транс.

Дьявола я увидела в лесу, где сидела у подножия гладкого ствола большого эвкалипта. Я описала его Римми, как он и просил. «Вдохни силу дерева, – попросил он меня, негромко и беспрерывно стуча в барабан. – А теперь встань и посмотри дьяволу в лицо».

Стук шаманского барабана стал громче. Я вдохнула силу дерева и, не сводя с дьявола глаз, поднялась на ноги, прижимаясь спиной к стволу. Дьявол терпеливо следил за мной, и из его злобно расширенных ноздрей вырвался дым, когда он изогнул сизые губы в отвратительной улыбке. Глаза его мерзко светились, будто все происходящее его радовало. «Убей меня, если сможешь», – словно говорил он, неосознанно напомнив мне отца.

Но ведь он не был моим отцом? Он – дьявол, и его можно изгнать с помощью моего целителя. Шаман смочил губы, готовясь произнести слова, которые обязательно избавят меня от этого чудища.

«Прикажи ему уйти! – сказал он властно, перемежая свои слова решительными ударами в барабан. – Скажи ему, что он был с тобой достаточно, и теперь настало время уйти – больше он тебе не нужен». Барабанная дробь, серия ударов!

Я колебалась.

«Договор, который ты заключила с ним в детстве, больше не имеет силы! Разорви его!» – крикнул шаман.

Барабанный ритм вдохнул в меня смелость, и в сознании возникли слова. Я глубоко вздохнула, глядя на чудовище. На его лице была злобная ухмылка, а пронзительного взгляда было достаточно, чтобы лишить меня остатков смелости. Я помедлила, но в результате достаточно убедительно сыграла свою роль. «Прочь, дьявольское отродье! – крикнула я, хотя губы мои слегка дрожали. – Я разрываю наш договор! Я больше не боюсь умереть! Я заслуживаю успеха во всем, что делаю!»

Я замолчала. Римми замедлил темп ударов и подождал, пока мое дыхание успокоится. «Что случилось?» – он склонился ко мне в напряженном ожидании.

«Дьявол засмеялся, – сказала я сбивчиво. – Он громко засмеялся и убежал в лес».

Эта неудачная попытка лишь укрепила мое убеждение в том, что нечто, живущее внутри меня, сопротивляется изо всех сил. Если и было что-то сильнее этого нечто, я этого пока не нашла.

Но оно существовалои в конечном итоге самонашло меня, когда я уже оставила свои отчаянные и ни к чему не приводившие поиски.

Ваза разбивается вдребезги

В 1993 ГОДУ моему отцу исполнилось восемьдесят лет. Он был болен – рак пожирал его кишечник с невероятной быстротой. Мы считали, что долго отец не протянет, поэтому я прилетела в Мельбурн и поселилась в доме Лизбет, чтобы быть с ним рядом. Прилетели и другие сестры – Берта из Фримантла, Тереза из Канберры. Мы не хотели, чтобы наш отец умирал в больнице.

За шесть месяцев до этого он неохотно пожаловался мне, сидя на кухне, что его мучают боли в животе. Он стонал от тяжести в кишечнике, и я решила, что с ним действительно что-то не так. Отец редко признавался, что ему больно, и этот стон был не просто жалобой – казалось, будто корабль идет ко дну.

Странно, что он умирал раньше матери. Она почти год жила в доме для престарелых, и он мечтал о том времени, когда, наконец, станет свободным, не будет больше приезжать к ней и дважды в неделю возить в коляске на прогулку. Принять решение поместить мать в дом для престарелых нам было не просто. Она со слезами на глазах умоляла не оставлять ее в этом переполненном стариками и старухами месте, где ужасно пахло, где она должна была есть еду с колен, потому что столовой не было, где мертвые тела выносили через заднюю дверь, чтобы этого никто не заметил, и где было совершенно нечем заняться. Неудивительно, что ее реакцией на такую жизнь стало погружение в себя, а затем слабоумие; отстранение от реальности усиливалось и в результате приема анальгетиков. Тем не менее она все еще была физически крепкой, а ее мужу оставалось жить несколько недель.

Мы вчетвером составили распорядок дежурств и круглые сутки ухаживали за отцом. Он слабел с каждым днем, и ему лишь оставалось с горечью наблюдать за тем, как уходит жизнь. Ему сделали операцию, но слишком поздно: метастазы уже добрались до легких. Зная, что времени у него остается немного, он отправился в родную Германию попрощаться со своей родней. Из-за болей ему пришлось сократить свой визит, и он, криво улыбаясь, заметил, что летел обратно первым классом, не в силах даже глотнуть бесплатного виски.

Для отца это угасание было очень тяжелым процессом. Не скоро он осмелился попросить нас вымыть вставные челюсти, позволив увидеть его сморщившееся лицо. Настало время, когда он не мог подтереться после посещения туалета. Его кожа стала мягче кожи ребенка, тонкой, как бумага, и он говорил, чтобы мы были аккуратны. Однако он много ел, словно пища каким-то образом могла вернуть ему силы. Наконец, мы сказали отцу, что врач посоветовал, чтобы он ел только тогда, когда действительно будет голоден. «Что входит, должно выйти обратно, иначе нет смысла», – утверждал врач. Отец молча обдумал этот совет и последовал ему. С тех пор он съедал ровно столько пищи, сколько ему полагалось, и не просил ничего больше. Эта уступка глубоко меня взволновала. В ней я увидела знак того, что отец принял факт своей смерти.

Одним из последних удовольствий отца было покинуть кровать в два часа дня и расположиться перед телевизором, чтобы посмотреть сериал «Дни нашей жизни». Много лет он с матерью наблюдал за жизнью прекрасных и жадных мужчин и женщин, из серии в серию предававших друг друга. Как-то в один из своих визитов я приехала из аэропорта именно в тот момент, когда родители смотрели любимый сериал. Дверь была не заперта, поэтому я вошла, громко и радостно объявив о своем приходе. Никто меня не встретил. Я нашла родителей в гостиной: их глаза были прикованы к дьявольскому экрану. Отец молча пригласил меня сесть рядом на диван. Мать коротко взглянула на меня, когда я прошла перед телевизором, но даже не повернула головы и не посмотрела мне в глаза, изобразив на лице виноватую улыбку. Я приехала в важнейший для главных героев момент. Наконец, родители глубоко вздохнули, и я поняла, что скоро все закончится, и мы выпьем чая.