Воздыхание окованных. Русская сага
Воздыхание окованных. Русская сага читать книгу онлайн
Окованными можно назвать вообще всех людей, все человечество: и давно ушедших из этого мира, и нас, еще томящихся здесь под гнетом нашей греховной наследственности, переданной нам от падших и изгнанных из «Рая сладости» прародителей Адама и Евы, от всей череды последовавших за ними поколений, наследственности нами самими, увы, преумноженной. Отсюда и воздыхания, — слово, в устах святого апостола Павла являющееся синонимом молитвы: «О чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы, но Сам Дух ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными».
Воздыхания окованных — это и молитва замещения: поминовение не только имен усопших, но и молитва от имени тех, кто давно уже не может сам за себя помолиться, с упованием на помощь препоручивших это нам, еще живущим здесь.
Однако чтобы из глубин сердца молиться о ком-то, в том числе и о дальних, и тем более от лица живших задолго до тебя, нужно хранить хотя бы крупицы живой памяти о них, какое-то подлинное тепло, живое чувство, осязание тех людей, научиться знать их духовно, сочувствуя чаяниям и скорбям давно отшедшей жизни, насколько это вообще возможно для человека — постигать тайну личности и дух жизни другого. А главное — научиться сострадать грешнику, такому же грешнику, как и мы сами, поскольку это сострадание — есть одно из главных критериев подлинного христианства.
Но «невозможное человекам возможно Богу»: всякий человек оставляет какой-то свой след в жизни, и Милосердный Господь, даруя некоторым потомкам особенно острую сердечную проницательность, способность духовно погружаться в стихию былого, сближаться с прошлым и созерцать в духе сокровенное других сердец, заботится о том, чтобы эта живая нить памяти не исчезала бесследно. Вот почему хранение памяти — не самоцель, но прежде всего средство единение поколений в любви, сострадании и взаимопомощи, благодаря чему могут — и должны! — преодолеваться и «река времен», уносящая «все дела людей», и даже преграды смерти, подготавливая наши души к инобытию в Блаженной Вечности вместе с теми, кто был до нас и кто соберется во время оно в Церкви Торжествующей.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Федор Иванович Жученко слыл на Полтавщине человеком весьма влиятельным. По своему богатству и значению, как свидетельствует Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона, Федор Иванович принадлежал к небольшому, но влиятельному кружку местных полчан, руководившему остальной массой казачества. В июле 1659 года впервые был избран полковником. После этого он еще несколько раз был полтавским полковником, а в последний раз — с 1682 года по 1691-й. Старшая его дочь Любовь Федоровна была замужем за Василием Леонтьевичем Кочубеем, а младшая, имя ее, увы, неизвестно, за Иваном Искрой. И та, и другая стали вместе с мужьями активными участницами заговора Кочубея и Искры против Мазепы. От Любови Кочубеевой остались у Федора Ивановича внуки — Федор и Василий, которые теперь уже продолжали другой род и именовались Кочубеями.
По мужской линии род Жученко продолжил племянник Федора Ивановича Петр Тимофеевич, сын его младшего брата — Тимофея. Этот Петро был полтавским полковым сотником, затем полковником, а позднее сорочинским сотником. Сына его звали Яковом, а внука, ставшего священником, звали Григорием. С него-то и взяла начало ветвь рода, которую стали звать Жуковскими.
Полковник Федор Жученко владел селом Жуки под Полтавой, которое вписалось в историю России, поскольку именно в этом месте происходили важные события войны со шведами. Но еще до войны в июне 1708 г. уже престарелому Жученку пришлось претерпеть великую скорбь: оба его зятя, Кочубей и Искра, пытавшиеся обличить перед Петром I предательство Ивана Мазепы, были зверски пытаны, а затем переданы тому же Мазепе на расправу и им же казнены. После столь тяжких переживаний старик Жученко прожил не более года. В декабре 1708 г. гетман Скоропадский подтвердил ему его маетности (имения) — село Жуки и слободу Никольскую, а в следующем году Жученко умер, оставив имения свои внукам.
Вот несколько строк из истории Н. И. Костомарова о событиях тех незабвенных дней…
* * *
«…Вдова несчастного Василия Леонтьевича, как мы уже говорили, ограбленная, увезена была в Батурин и содержалась там под строгим караулом. В самое критическое время, когда Батурину угрожало разорение, въехала в Батурин какая-то черница в повозке, крытой будкою. Содержавшиеся в Батурине вдовы казненных Кочубея и Искры были кем-то предуведомлены об этом, вышли переодетые вместе с меньшим сыном Кочубея, Федором, сели в повозку под видом черниц и выехали из города, а дочь Кочубея Прасковия с прислугою, переодевшись в платье простолюдинки, вышла пешком и соединилась с остальными за городом. Так освободились они и уехали в село Шишаки, маетность пана Кулябки, женатого на одной из дочерей миргородского полковника Апостола. Оттуда пробрались они в Сорочинцы, маетность Апостола. Там уже находился старший сын Кочубея, Василий, с женою; туда съехались и другие родственники. Пробывши в родном кругу несколько дней, они разъехались: Василий Кочубей с женою, тещею и своею сестрою, Анною Обидовской, уехал в Крылов, а вдова Кочубея и сестра ее, Искрина, с давним приятелем дома Кочубеев, Захаржевским, поехали в Слободскую Украину и остановились в Ровненском хуторе на Коломаке, принадлежавшем Искре.
Туда приехал родственник их, (отец — прим. мое. — Е.Д.) Жученко, и привез письмо от Меншикова, писанное из Конотопа к сыну казненного Кочубея, такого содержания: "Господин Кочубей! Кой час сие писмо получишь, той час поезжай до царского величества в Глухов и возьми матку свою и жену Искрину и детей, понеже великая милость государева на вас обращается".
Мать немедленно послала в Кременчуг звать сына, а сама, в ожидании, отправилась с Искриной к старому родителю их, войсковому товарищу пану Жученку, жившему в Жуках, в 10 верстах от Полтавы. (…) Обе сестры из Жуков уехали в Харьков, а оттуда пробрались в Лебедин, в главную царскую квартиру, узнавши, что царь уже находится в этом городе (…) По царскому повелению гетман Скоропадский дал универсал, которым возвращались вдове Кочубея с детьми и ее сестре, вдове Искры, оставшейся бездетною, все маетности покойных мужьев с некоторою прибавкою новых».
…А теперь несколько слов о том, что творилось во время разгара Полтавской баталии в Жуках, куда в церковь была передана перед тем как святая реликвия окровавленная в пытках и на плахе рубаха Василия Леонтьевича Кочубея, где и хранилась она до середины XIX века. Ныне той церкви в Жуках давно уже нет, да и рубаха пропала; правда уже в наши дни поставили в Жуках небольшой деревянный храм в память о тех знаменательных событиях.
Именно в Жуках была ставка Карла XII. Шведы применяли здесь тактику выжженной земли: три хутора, стоявших напротив села Жуки, были в целях обеспечения безопасности монаршей особы сразу же сожжены, а их жители изгнаны из обжитых мест.
…После победоносной битвы царь-победитель осматривал воинскую добычу. «При разборе вещей было найдено несколько святых икон, обращённых шведами в шахматные доски. Одна из них и поныне хранится в с. Жуках, Полтавского уезда, — писал в своих «Записках о Полтаве и её памятниках» в 1902 г. В.Е. Бучневич. — Икона эта деревянная, липовая имеет 12 вершков длины и 9 ширины. На ней заметны следы изображений пророка Даниила и патриарха Иакова с виденною им во сне лестницею. /…/ Под иконою в рамах (на которой шведами вырезана шашечница для игры в дамки) на синей бумаге написаны следующие стихи, составленные протопопом Иваном Жученком в 1780 году:
В пепеле забвения все час погребает,
О чесом писания нам не возвещает.
Сего ради судихом в память написати,
Кто и когда сей образ дерзнул обругати.
Недостоин имени доброго Мазепа,
Ивашко, пришед от адского заклепа.
Той, оставив Господня Христа Всероссийска,
Петра Великого, той сам короля свейска
Приведе с оружием в Россию малую,
Имея в сердце своем, коварный, мысль злую.
О, кто исповест тогда пролития крови,
Беды, страх, гонения и ужас суровый!
Лютры церкви святыя в тюрьмы превращаху,
Подножия и дамы (шахматные доски) с икон сочиняху,
С икон подгнети котлам и до груб иконы,
С икон, увы, помосты делали под кони.
Тогда и та икона пострадала святая,
Юже в дамы пречерта рука проклятая.
Ликуй, убо, стадо красно Христово,
Имея других святых, начертанных ново,
Патриарха с пророком: тии свои раны
Предлагающе Богу, сохранят от брани
Благочестиво царство, а Императору
Всероссийскому Петру, по земли и морю,
Способствовать будут во всяческом деле,
Соблюдая здравие Его все да в целе.
Того врагам каменем пророк сотрет главу,
Лествицею Иаков возведет и в славу».
«Существует предание, — продолжал В.Е. Бучневич, — что Пётр I пожертвовал 12 рублей на елей для лампады перед этой иконой». В тот же день гетман Скоропадский произвёл нападение на штаб-квартиру Карла XII в Жуках. Не вполне удачное казачье дело довершил на следующий день, 15-го, блестящий генерал-лейтенант русской службы Карл Эвальд фон Рённе. (…) 16 июня услышав из доклада, что русские войска переправляются на правый берег Ворсклы не только выше (как это было намедни), но и ниже Полтавы по течению, он, вскочив на коня, унёсся к деревне Нижние Млины…».
