Луначарский

Луначарский улыбнулся:

— Ваши научные успехи удивительны и имеют огромный международный резонанс. У нас в стране вас высоко ценят.

— О да, у моих научных работ огромный резонанс. Я часто получаю письма от женщин из разных стран с сообщением, что они своего сына назвали Альбертом, а один сигаретный фабрикант как-то сообщил мне, что он назвал новый сорт сигарет «Относительность».

— Господин Эйнштейн, а каковы ваши представления о современной ситуации в Германии?

— Мне трудно сказать, я не политик. Здесь, в Берлине, сейчас растут националистические и реваншистские настроения. Недавно меня попросил о рекомендательном письме в прусское министерство просвещения физик Инфельд. Я вынужден был ему отказать. Вернее, я попросил Планка, чтобы он написал эту рекомендацию, ибо так будет действеннее. Его рекомендация значит много больше, чем моя.

— Почему? — с недоумением спросил Луначарский.

Эйнштейн смутился, но заставил себя ответить:

— Потому что они националисты и антисемиты.

— Однако это даже с патриотической точки зрения невероятно. Ваши работы делают честь немецкой науке. Кроме того, они и с практической точки зрения могут быть полезны.

Тихо, с неловкой усмешкой Эйнштейн ответил:

— Они могут быть полезны и для промышленности… и, к сожалению, для военного дела…

— В нашей стране антисемитизма нет и не может быть.

— Жаль, что вы говорите со мною… не вполне искренне…

— Я говорю совершенно искренне! Марксизм, коммунистическое мировоззрение, вся наша идеология проникнуты духом интернационализма. Мы — интернационалисты по самой своей сути.

— Я вижу, что вы искренны. Однако это нереально: антисемитизм — тень еврейского народа!.. А здесь, в Берлине, национализм становится невыносимым… Возможно, мне придется покинуть Германию…

— Наша революция не только устранила антисемитизм, более того — решила национальную проблему в нашей стране. Установив национальное равноправие, она дала выход к культуре, к знаниям всем народам нашей страны.

Эйнштейн ответил:

— Когда летом двадцать первого года мне вручили Нобелевскую премию, произошел политический казус. Швейцарский посол претендовал представлять меня как гражданина Швейцарии, а немецкий — как члена Прусской академии наук. Еще в 1919 году «Таймс» писала: «Фотонаблюдения Эддингтона подтвердили отклонение луча света, проходящего около Солнца. Тем самым была подтверждена верность теории относительности Эйнштейна». В связи с этим «Таймс» шутила: «Сейчас в Германии автора теории относительности именуют немецким ученым, а в Англии — швейцарским евреем. Если бы теория не подтвердилась, наименования были бы обратные…»

Да, национальные проблемы сегодня обостряются в мире, особенно в Германии. Набирает силу национал-социализм.

— Расскажу вам, господин Эйнштейн, случай, косвенно касающийся вас. Некая русская женщина, вдова американца Диксона, после нашей революции проживала в Париже. Она была не вполне нормальна и вообразила, что у нее ребенок от провокатора царской охранки Азефа, якобы скрывающегося под именем Эйнштейна…

— Да, — сказала фрау Эльза, — в двадцать пятом году эта дама появилась в Берлине и пришла к нам в дом, требуя встречи с Азефом-Эйнштейном. Эта Диксон задумала убить Эйнштейна отравленной булавкой. Была вызвана полиция, и дама оказалась в тюрьме. Там ее посетил Эйнштейн, и она удостоверилась, что он не имеет ничего общего с Азефом. Эйнштейн помог ее освобождению и отъезду…

— История забавная, если не сказать — опасная… Скажите, профессор, фантастичны или реальны идеи атомной энергии?

— Проблема эта имеет высшую степень сложности. При некоторых ядерных реакциях высвобождается энергия. Однако это высвобождение мы можем вызвать только бомбардировкой ядра заряженными частицами. Большая часть заряженных частиц, проходя сквозь вещество, замедляется, не успев достичь ядра. Поэтому затрата энергии на бомбардировку ядра пока что намного превышает количество энергии, выделяемой при ядерной реакции. Можно предположить существование нейтральных частиц, которые смогут проникать в вещество, не теряя энергии. Однако, даже если и они будут открыты, останется еще очень много трудностей — теоретических, технологических и моральных…

— Я почти понял научно-техническую сторону дела, столь просто и доступно изложенную вами. Однако не совсем понимаю ваше замечание о моральном аспекте этой научной проблемы.

— Меня беспокоит вопрос, насколько человечество морально готово к возникновению новых могучих источников энергии, которая может быть применена и в разрушительных целях…

Луначарский стал прощаться. Эйнштейн крепко пожал на прощание руку русского министра и сказал, как бы подводя итог встречи:

— Германия охвачена националистическим угаром. Такое уже бывало в истории человечества. Однако способность людей извлекать уроки из истории поразительно мала.

Эйнштейн прослушал в исполнении бельгийской королевы Елизаветы скрипичный концерт и высказал недоумение:

— Ваше величество, вы играли настолько хорошо, что я осмелюсь задать вам деликатный вопрос: для чего вам профессия королевы?

Жену Эйнштейна спросили:

— Понимаете ли вы теорию относительности?

— Нет, но зато ее автора я хорошо понимаю.

Жена Эйнштейна говорила: «Мой муж гений. Он умеет делать все, кроме денег».

Эйнштейн сказал Чаплину:

— Я восхищаюсь вами! Ваш фильм «Золотая лихорадка» понятен всем в мире, и вы стали великим человеком.

Чаплин ответил:

— Я восхищаюсь вами еще больше. Вашу теорию относительности никто в мире не понимает, и все-таки вы стали великим человеком.

Однажды композитора Ганса Эйслера попросили аккомпанировать игре Эйнштейна на скрипке. Эйслер несколько раз начинал аккомпанемент, но Эйнштейн никак не мог попасть в такт и вступить со своей партией. Эйслер закрыл рояль и сказал:

— Как весь мир может называть великим человека, который не умеет считать до трех?

Сидевшие на скамье подсудимых на Нюрнбергском процессе руководители Третьего рейха делали вид, что об уничтожении людей в концлагерях они узнали только на заседании трибунала. «Я ничего не знал об этом… Разумеется, в то время ходили слухи, но я им никогда не верил… Как они могли творить такое за моей спиной?» (Из речи подсудимого рейхсмаршала Геринга.)

Было это в 1980-х годах. В ресторане ЦДЛ обедал литературовед Сергей Аверинцев. За его столик сели несколько писателей — больших патриотов. Они стали пить водку и пиво, произнося тосты против засилия «жидов», «армяшек», «чучмеков» и «банабаков». «Большие патриоты» пытались угостить пивом Аверинцева. Он вежливо отказывался. Потом они собрались ехать в гости к своему негласному лидеру пить пиво и позвали с собой Аверинцева. Тот ответил:

— Однажды в Мюнхене большие патриоты уже собирались пить пиво, и я знаю, что из этого получилось…

На всесоюзном семинаре молодых критиков присутствовало много почвенников — больших патриотов. По окончании семинара был устроен банкет. Члены национальных делегаций из Северного Кавказа, Татарстана, Башкирии, Мордовии чувствовали себя оскорбленными иерархией наций, выстраиваемой «большими патриотами», и собирались уйти. Тогда я предложил тост:

— Выпьем за великую Россию, как ее понимали классики русской литературы: за ее всечеловеческую сущность, за страну, которая слышит не только стук своего сердца, но и полифонию мира, и которой «внятно все: и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Я пью за ту Россию, которая не разделяет, а соединяет народы и в которой ни один народ не сирота. За страну, которая в 1945 году победила фашизм и которая победит любой национал-социализм.