Жизнь поэта

Ты царь: живи один. Дорогою свободной

Иди, куда тебя влечет свободный ум,

У совершенствуя плоды любимых дум,

Не требуя наград за подвиг благородный.

Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;

Всех строже оценить умеешь ты свой труд.

Ты им доволен ли, взыскательный художник?

Доволен? Так пускай толпа его бранит

И плюет на алтарь, где твой огонь горит,

И в детской резвости колеблет твой треножник.

* * *

В Малинниках Пушкин работал над «Романом в письмах», седьмой главой «Евгения Онегина» и «Отрывками из путешествия Онегина».

В этих «Отрывках» порою трудно отличить, говорит ли Пушкин об Онегине или отдается личным воспоминаниям:

Какие б чувства ни таились

Тогда во мне - теперь их нет;

Они прошли иль изменились...

Мир вам, тревоги прошлых лет!

В ту пору мне казались нужны

Пустыни, волн края жемчужны,

И моря шум, и груды скал,

И гордой девы идеал,

И безыменные страданья...

Другие дни, другие сны;

Смирились вы, моей весны

Высокопарные мечтанья,

И в поэтический бокал

Воды я много подмешал.

«В этих строфах вскрыта эволюция творчества Пушкина за 1820-1830 годы - изменение идей, тематики и стилистики от периода «Кавказского пленника» до болдинской «Шалости» (1830) и «Истории села Горюхина» (начатой в 1830 г.). ...Мечты о независимой жизни в усадьбе, в поместье - «обители трудов и чистых нег» в 30-х годах получили у Пушкина устойчивую форму»¹².

Дальше идет новый отрывок из «Путешествия Онегина»:

Иные нужны мне картины:

Люблю песчаный косогор,

Перед избушкой две рябины,

Калитку, сломанный забор,

На небе серенькие тучи,

Перед гумном соломы кучи

Да пруд под сенью ив густых,

Раздолье уток молодых;

Теперь мила мне балалайка,

Да пьяный топот трепака

Перед порогом кабака.

Мой идеал теперь - хозяйка,

Мои желания - покой,

Да щей горшок, да сам большой.

«Эта строфа давно признана манифестом пушкинского художественного реализма. Предельная простота формы была завоевана Пушкиным в длительном процессе творческого труда. Мастер слова, он, подобно другим художникам, знал «муки слова», приходил к итогу после долгих поисков»¹³.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 

ПУТЕШЕСТВИЕ В АРЗРУМ 

1830 

«Кавказ подо мною...»

Далекий, вожделенный брег! 

Туда б, сказав прости ущелью, 

Подняться к вольной вышине! 

Туда б, в заоблачную келью, 

В соседство бога скрыться мне!..

А. С. Пушкин. «Монастырь на Казбеке»

Александр Сергеевич Пушкин. С акварели П. Соколова. 1830 г.

Наталья Николаевна Пушкина. С акварели А. Брюллова.

В декабрьский вечер 1828 года в Москве, куда снова приехал Пушкин, произошла встреча, роковым образом изменившая весь ход жизни Пушкина: на одном из московских балов поэт увидел шестнадцатилетнюю красавицу - Наталью Гончарову.

«В белом воздушном платье, с золотым обручем на голове, она в этот знаменательный вечер поражала всех своей классической, царственной красотой. Александр Сергеевич не мог оторвать от нее глаз. Слава его тогда уже прогремела на всю Россию. Он всюду являлся желанным гостем; толпы ценителей и восторженных поклонниц окружали его, ловя всякое слово, драгоценно сохраняя его в памяти. Наталья Николаевна была скромна до болезненности; при первом знакомстве их его знаменитость, властность, присущие гению, - не то что сконфузили, а как-то придавили ее...» - пишет А. П. Ланская, дочь Натальи Николаевны от второго брака.

Красота девушки поразила Пушкина, и он тогда же сказал, что участь его будет навеки связана с нею.

Будущее их не предвещало, однако, ничего доброго...

Тяжелая жизнь в доме Гончаровых наложила, видимо, на облик девушки какой-то отпечаток страдания. Дед ее, владелец полотняных фабрик в Калужской губернии, растратил нажитое предками огромное состояние, отец сошел с ума и страдал буйными припадками, мать создала для трех своих дочерей невыносимо тяжелую обстановку.

Пушкин был серьезно увлечен. Ему было уже тридцать лет, глубокое одиночество в чуждом поэту светском мире все больше и больше тяготило, воспоминания о пережитом вызывали «змеи сердечной угрызенья», и он мечтал о женитьбе, семейной жизни, возможности предаться спокойному творческому труду.

П. А. Вяземский, еще не знавший о встрече Пушкина с юной Гончаровой, сразу заметил в нем перемену и писал 9 января 1829 года А. И. Тургеневу: «Он что-то во все время был не совсем по себе. Не умею объяснить, ни угадать, что с ним было... и все не узнавал прежнего Пушкина».

В то время славились в Москве своею красотою две девушки - Алябьева и Гончарова. Осведомившись о серьезных намерениях Пушкина, Вяземский послал ему 26 апреля 1830 года, накануне помолвки, из Петербурга в Москву: «Гряди, жених, в мои объятия!.. Поздравляю тебя от всей души... Я помню, что сравнивал я Алябьеву с классической красотой, а невесту твою с красотою романтическою. Тебе, первому нашему романтическому поэту, и следовало жениться на первой романтической красавице нынешнего поколения».

Пушкин после встречи с Натальей Гончаровой уехал 3 или 7 января 1829 года в Старицу, имея в виду позаботиться о выпуске «Полтавы», но в середине марта снова вернулся в Москву. Он стал бывать в доме Гончаровых, познакомился и с восемнадцатилетней сестрой Натальи, Александриной, знавшей наизусть его стихи. Поэт нравился ей.

Наталья Гончарова была очень застенчива, держала себя с Пушкиным тихо и робко и тем еще больше нравилась ему. Впрочем, и сам поэт держал себя с нею застенчиво, с благоговейным восхищением, надеясь приобрести со временем ее расположение.