Говорят погибшие герои. Предсмертные письма борцов с фашизмом

Дусенька, прошу тебя, если мы даже больше не увидимся, воспитай Валерика так, чтобы он был от начала и до конца только коммунистом, независимо от того, в какой он будет обстановке и окружении, ибо он мой сын, сын коммуниста…

Иван Авксентьевич Гуртовой родился в Григориополе, Молдавской ССР, по образованию агроном, до войны работал в Каменском районе Молдавии. И вот война. Коммунист Гуртовой, командир РККА, с оружием в руках защищает Родину. Попав в окружение, вместе с уцелевшими товарищами пытается прорваться через фронт, который, несмотря на упорную, самоотверженную борьбу советских людей, отодвигался все дальше и. дальше на восток.

Темной августовской ночью 1941 года Иван Авксентьевич добрался до села Сырова, Врадиевского района, на Николаевщине. Здесь уже около месяца хозяйничали оккупанты. Иван Авксентьевич решил обосноваться в этом селе: тут жили родственники жены, а его знали как опытного агронома. Расчет был таков: с помощью родственников и знакомых войти в доверие к оккупантам, устроиться на работу, присмотреться к людям, постепенно выявить патриотов и включиться в подпольную антифашистскую борьбу.

В первые же дни своего хозяйничанья оккупанты начали с массовых арестов и расстрелов активистов Советской власти, грабежей, насилий и надругательств над мирным населением. Вскоре в селе появились бывшие кулаки и хозяева, которые под видом «своего» имущества захватывали дома, скот, сельскохозяйственный инвентарь, доносили на неугодных им жителей, вступали в отряды жандармерии. Повсюду шныряли агенты сигуранцы — румынской политической полиции.

И. А. Гуртовому долго не удавалось войти в контакт с подпольщиками. Под новый, 1942 год наконец состоялась долгожданная встреча с одним из местных подпольщиков — 19-летним комсомольцем Н. Ф. Семеновым. В письме он именуется Николаем Федотовичем. У него имелись конспиративные связи, в том числе с фельдшером Сыровского медпункта поляком Э. П. Рачинским, кандидатом в члены ВКП(б) А. И. Корнованом, жителем поселка Саврани Евгением Благодырем, учительницей села Кривое Озеро, членом большевистской партии Лесей Новошицкой, жителем села Мазурова Николаем Щербатым и др.

Соблюдая конспирацию, подпольщики, расширяя свои ряды и объединяясь в группы, изучали и подбирали преданных Советской власти людей. По возможности устраивали их на такую работу, где легче было обеспечить подполье всем необходимым: документами, разведсведениями, продовольствием и т. д. Подпольщики также собирали оружие, вели агитационно-пропагандистскую работу с населением, составляли и размножали рукописные листовки и сводки Советского информбюро.

В середине 1942 года основные нити руководства деятельностью подпольщиков концентрируются в руках Ивана Авксентьевича. К тому времени ему удается поступить на работу в Кривоозерскую претуру в качестве агронома, а затем стать заместителем претора по сельскому хозяйству. Умно и осторожно используя легальные возможности, коммунист-подпольщик объединяет в одну антифашистскую организацию вначале четыре подпольные группы: Сыровскую, Врадиевскую, Мазуровскую и Кривоозерскую, а к концу года в нее уже входят антифашистские группы Любашевского, Доманевского и Первомайского районов. Устанавливается постоянная и прочная связь с партизанским отрядом, который действовал в Савранских лесах. Для этого отряда подпольщики создавали продовольственные базы, главным организатором которых являлся «заместитель претора по сельскому хозяйству». Всего в лес поступило около 10 тонн муки, более 20 центнеров мяса, много жиров и других продуктов. В основном все это из запасов, предназначенных для вывоза в Румынию и Германию. Несколько членов организации, которым грозил арест, влились в ряды партизан.

Впоследствии, когда на Николаевщину пришло освобождение, бюро Кривоозерского райкома партии внимательно рассмотрело вопросы о деятельности местных подпольщиков, возглавляемых Иваном Авксен-тьевичем Гуртовым, и отметило их большой вклад в общее дело великой победы. Среди многочисленных примеров мужества и героизма подпольщиков приводились, в частности, и такие.

Твердо веря в неминуемый разгром фашистов, члены Кривоозер-ской подпольной организации провели осенью 1943 года втайне от оккупационных властей посев озимых на территории около 17 тысяч гектаров, что принесло богатый урожай пшеницы, сданной в фонд Красной Армии после изгнания захватчиков. Удалось сохранить от уничтожения врагом более 30 тракторов, 40 комбайнов, около 60 молотилок и разной другой сельскохозяйственной техники. А когда части Красной Армии приблизились к границам области, почти 200 участников антифашистского подпольного движения вступили в бой с отступающим противником.

Но до освобождения многие герои-подпольщики не дожили. В конце 1943 года в результате гнусного предательства И. А. Гуртовой и ряд его активных помощников были арестованы и зверски замучены в сигуранце.

С гордостью и благодарностью вспоминают потомки тех, кто, презирая смерть, во имя освобождения и процветания Родины долгие месяцы работал в подполье вместе с И. А. Гуртовым. Это прежде всего: Николай Федотович Семенов, Леся Новошицкая, Николай и Петр Щербатые, Евгений Благодырь, Эдуард Петрович Рачинский, Андрей Илларионович Корнован, Семен Андреевич Корчинский, Михайлина Владиславовна Постольская — хозяйка конспиративной квартиры И. А. Гуртового, Николай Тарантай, Иван Блидарь, Сергей Петраш-ков, Александр Попов, Петр Непомнящий, Василий и Феодосия Рукавицы, Иван Дрыга и др.

Письмо И. А. Гуртового жене и сыну хранится в Николаевском областном краеведческом музее (инв. № 500). Оно публиковалось в документальном сборнике «Николаевщина в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.» (Одесса, 1964, стр. 192–193).

ПИСЬМО ЛЕЙТЕНАНТА П. ГЛУХОВА НЕВЕСТЕ

Не позднее 5 декабря 1943 г.

Родная Ная! Я редко пишу тебе. Не потому, что не хочу, а потому, что не могу писать часто. Ты знаешь: моя жизнь всегда в опасности. Я не хочу тебя тешить напрасной надеждой. Я всегда пишу тебе после боя. Но если ты получишь это письмо, значит, меня нет, значит, я пал на поле боя с думой о тебе, моя далекая и близкая подруга.

Я заранее позаботился написать это письмо, чтобы ты, живая, знала, как я любил тебя, какой бесконечно дорогой ты была для меня.

Только, дорогая, милая Ная, не для того пишу я это письмо, чтобы ты вечно терзалась тоской, грустью обо мне, чтобы ты всегЭа ходила угрюмой и мрачной. Нет! Для того я пишу, чтобы ты знала и помнила до конца своих дней о моей любви к тебе, о том невыразимом чувстве, которое двигало мной, давало мне силу в борьбе, делало меня бесстрашным, когда было страшно.

И еще для того, чтобы ты знала, что ты, хорошая, душевная девушка и твоя любовь — награда и оазис для уставшего воина.

Вот лежит передо мной твое фото. На меня смотрят, как живые, твои глаза. В них я вижу грусть. Если бы ты снималась с нарочито напускной грустью, то в них не было бы ее выражено так много и полно. Знаю, истосковалась ты.

Твои письма дышат нетерпением, ты просишь лучше, беспощадней бить фашистов, чтобы я скорее вернулся к тебе. Верь мне — твой наказ, твой зов — выполню с честью. Как и ты, я живу мечтой вернуться к тебе, снова встретиться с тобой. И я знаю, чем дальше я пройду на запад, тем скорее будет наша встреча. И ради осуществления этой мечты я так жадно бросаюсь в бой, во имя тебя я успеваю сделать в бою то, чему удивлялся бы, если бы прочел в газете.

Меня могли бы упрекнуть, если бы прочли это письмо, упрекнуть за то, что я сражаюсь за тебя. А я не знаю, не могу разграничить, где кончаешься ты и начинается Родина. Она и ты слились для меня воедино. И для меня глаза твои — глаза моей Родины. Мне кажется, что твои глаза всюду меня сопровождают, что ты — незримая для меня — делаешь оценку каждому моему шагу.

Твои глаза… Когда я смотрел в них, я испытывал неизъяснимое чувство восторга и какой-то тихой радости. Я помню твои взгляды, косые, с легким лукавством. Вот только теперь я понял, что в эти мгновенья, в этих взглядах лучше и больше всего выражалась твоя любовь.