Воспоминания о Максимилиане Волошине

Надрыв и смута наших дней...

Одни идут освобождать

Москву и вновь сковать Россию,

Другие, разнуздав стихию,

Хотят весь мир пересоздать.

В тех и в других война вдохнула

Гнев, жадность, мрачный хмель разгула...

А я стою один меж них

В ревущем пламени и дыме

И всеми силами своими

Молюсь за тех и за других.

Рисуя портреты современников, Волошин вместе с тем рисует автопортрет. И это надо знать читателям предлагаемой книги. Летописец, эпик, бытописатель в облике Волошина сочетается с проникновенным лириком.

С большим опозданием, но очень естественно и без каких-либо потуг, при всеобщем к нему интересе входит Волошин в духовную жизнь наших современников, людей приближающегося к своему завершению XX века. Так аукается конец века, когда наследие поэта переходит в сокровищницу русской культуры, в ее классику, с началом века, когда занималась заря его творчества.

Долгий путь заблуждений в отношении Волошина, надеемся, пройден и завершен. Недооценка его роли в истории нашей литературы, упрощенная трактовка его общественной позиции, стремление записать поэта в "абстрактные гуманисты" - все это не выдержало испытания временем. Наследие Максимилиана Волошина - литературное и живописное - это испытание выдержало. Оно пережило прямых и косвенных хулителей, нигилистически его отрицавших и готовивших для него полное забвение. А между тем многие творения Волошина (особенно последних десяти - пятнадцати лет его жизни) только сейчас по-настоящему глубоко прочитываются и продолжают оказывать серьезное влияние на новые генерации художников слова и кисти. Вот почему идущим поколениям так важно узнать, как жил и работал, как искал и мыслил мастер, которому посвящена лежащая перед читателем книга.

И жизнь - как море пред грозою...

Максимилиан Волошин

АВТОБИОГРАФИЯ ["ПО СЕМИЛЕТЬЯМ"]

Сейчас (1925 год) мне идет 49-й год. Я доживаю седьмое семилетье жизни, которая правильно располагается по этим циклам:

1-ое семилетье: ДЕТСТВО (1877-1884)

Кириенко-Волошины - казаки из Запорожья. По материнской линии - немцы, обрусевшие с XVIII века 1.

Родился в Киеве 16 мая 1877 года, в Духов день.

Ранние впечатления: Таганрог, Севастополь. Последний - в развалинах после осады 2, с Пиранезиевыми * деревьями из разбитых домов, с опрокинутыми тамбурами дорических колонн Петропавловского собора.

* Пиранези Джованни Батиста (1720-1778) - итальянский гравер и архитектор.

С 4-х лет - Москва из фона "Боярыни Морозовой". Жили на Новой Слободе у Подвисков, там, где она в те годы как раз и писалась Суриковым в соседнем доме 3.

Первое впечатление русской истории, подслушанное из разговоров старших, - "1-ое марта" 4.

Любил декламировать, еще не умея читать. Для этого всегда становился на стул: чувство эстрады.

С 5 лет - самостоятельное чтение книг в пределах материнской библиотеки. Уже с этой поры постоянными спутниками становятся: Пушкин, Лермонтов и Некрасов, Гоголь и Достоевский, и немногим позже - Байрон и Эдгар По.

2-ое семилетье: ОТРОЧЕСТВО (1884-1891)

Обстановка: окраины Москвы - мастерские Брестской ж[елезной] д[ороги], Ваганьково и Ходынка. Позже - Звенигородский уезд: от Воробьевых гор и Кунцева до Голицына и Саввинского монастыря.

Начало учения: кроме обычных грамматик, заучиванье латинских стихов, лекции по истории религии, сочинения на сложные не по возрасту литературные темы. Этой разнообразной культурной подготовкой я обязан своеобразному учителю - тогда студенту Н. В. Туркину 5.

Общество: книги, взрослые, домашние звери. Сверстников мало. Конец отрочества отравлен гимназией. 1-й класс - Поливановская, потом, до V-го, Казенная 1-ая 6.

3-е семилетье: ЮНОСТЬ (1891 - 1898)

Тоска и отвращение ко всему, что в гимназии и от гимназии. Мечтаю о юге и молюсь о том, чтобы стать поэтом. То и д[ругое] кажется немыслимым. Но вскоре начинаю писать скверные стихи, и судьба неожиданно приводит меня в Коктебель 7 (1893).

Феодосийская гимназия. Провинциальный городок, жизнь вне родительского дома сильно облегчают гимназический кошмар. Стихи мои нравятся, и я получаю первую прививку литературной "славы", оказавшуюся впоследствии полезной во всех отношениях: возникает требовательность к себе. Историческая насыщенность Киммерии 8 и строгий пейзаж Коктебеля воспитывают дух и мысль.

В 1897 году я кончаю гимназию и поступаю на юридический факультет в Москве. Ни гимназии, ни университету я не обязан ни единым знанием, ни единой мыслью. 10 драгоценнейших лет, начисто вычеркнутых из жизни.

4-е семилетье: ГОДЫ СТРАНСТВИЙ (1898-1905)

Уже через год я был исключен из университета за студенческие беспорядки и выслан в Феодосию. Высылки и поездки за границу чередуются и завершаются ссылкой в Ташкент в 1900 году. Перед этим я уже успел побывать в Париже и Берлине, в Италии и Греции, путешествуя на гроши пешком, ночуя в ночлежных домах. 1900 год, стык двух столетий, был годом моего духовного рождения. Я ходил с караванами по пустыне. Здесь настигли меня Ницше 9 и "Три разговора" Вл[адимира] Соловьева 10. Они дали мне возможность взглянуть на всю европейскую культуру ретроспективно - с высоты азийских плоскогорий и произвести переоценку культурных ценностей.

Отсюда пути ведут меня на запад - в Париж, на много лет, - учиться: художественной форме - у Франции, чувству красок - у Парижа, логике - у готических соборов, средневековой латыни - у Гастона Париса *, строю мысли у Бергсона, скептицизму - у Анатоля Франса, прозе - у Флобера, стиху - у Готье и Эредиа... В эти годы - я только впитывающая губка, я весь - глаза, весь - уши. Странствую по странам, музеям, библиотекам: Рим, Испания, Балеары, Корсика, Сардиния, Андорра... Лувр, Прадо, Ватикан, Уффици... Национальная библиотека. Кроме техники слова, овладеваю техникой кисти и карандаша.

* Парис Гастон (1839-1903) - французский филолог-медиевист.

В 1900 году первая моя критическая статья печатается в "Русской мысли" 11. В 1903 году встречаюсь с русскими поэтами моего поколения: старшими Бальмонтом, Вяч. Ивановым, Брюсовым, Балтрушайтисом - и со сверстниками - А. Белым, Блоком.

5-е семилетье: БЛУЖДАНИЯ (1905-1912)

Этапы блуждания духа: буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия, Р. Штейнер 12. Период больших личных переживаний романтического и мистического характера.

К 9-му января 1905 года судьба привела меня в Петербург и дала почувствовать все грядущие перспективы русской революции 13. Но я не остался в России, и первая русская революция прошла мимо меня. За ее событиями я прозревал смуту наших дней ("Ангел мщенья").

Я пишу в эти годы статьи о живописи и литературе. Из Парижа в русские журналы и газеты (в "Весы", в "Золотое руно", в "Русь"). После 1907 года литературная деятельность меня постепенно перетягивает сперва в Петербург, а с 1910 года - в Москву.

В 1910 году выходит моя первая книга стихов 14.

Более долгое пребывание в России подготавливает разрыв с журнальным миром, который был для меня выносим только пока я жил в Париже.

6-е семилетье: ВОЙНА (1912-1919)

В 1913 году моя публичная лекция о Репине вызывает против меня такую газетную травлю, что все редакции для моих статей закрываются, а книжные магазины объявляют бойкот моим книгам.

Годы перед войной я провожу в коктебельском затворе, и это дает мне возможность сосредоточиться на живописи и заставить себя снова переучиться с самых азов, согласно более зрелому пониманию искусства.

Война застает меня в Базеле, куда приезжаю работать при постройке Гётеанума 15. Эта работа, высокая и дружная, бок о бок с представителями всех враждующих наций, в нескольких километрах от поля первых битв Европейской войны, была прекрасной и трудной школой человеческого и внеполитического отношения к войне.

В 1915 году я пишу в Париже свою книгу стихов о войне "Anno Mundi Ardentis" 16. В 1916 году я возвращаюсь в Россию через Англию и Норвегию.