Случаи. Шутки. Афоризмы

Как-то начальник ТВ Лапин спросил:

— Когда же вы, Фаина Георгиевна, засниметесь для телевидения?

«После такого вопроса должны были бы последовать арест и расстрел», — говорила Раневская.

В другой раз Лапин спросил ее:

— В чем я увижу вас в следующий раз?

— В гробу, — предположила Раневская.

Литературовед Зильберштейн, долгие годы редактировавший «Литературное наследство», попросил как-то Раневскую написать воспоминания об Ахматовой.

— Ведь вы, наверное, ее часто вспоминаете, — спросил он.

— Ахматову я вспоминаю ежесекундно, — ответила Раневская, — но написать о себе воспоминания она мне не поручала.

А потом добавила: «Какая страшная жизнь ждет эту великую женщину после смерти — воспоминания друзей».

В больнице, увидев, что Раневская читает Цицерона, врач заметил:

— Не часто встретишь женщину, читающую Цицерона.

— Да и мужчину, читающего Цицерона, встретишь не часто, — парировала Фаина Георгиевна.

В театре им. Моссовета Охлопков ставил «Преступление и наказание». Геннадию Бортникову как раз об эту пору выпало съездить во Францию и встретиться там с дочерью Достоевского. Как-то, обедая в буфете театра, он с восторгом рассказывал коллегам о встрече с дочерью, как эта дочь похожа на отца:

— Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно лицо!

Сидевшая тут же Раневская подняла лицо от супа и как бы между прочим спросила:

— И с бородой?

Раневская стояла в своей грим-уборной совершенно голая. И курила. Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель театра имени Моссовета Валентин Школьников. И ошарашенно замер. Фаина Георгиевна спокойно спросила:

— Вас не шокирует, что я курю?

Артисты театра послали Солженицыну (еще до его изгнания) поздравительную телеграмму. Живо обсуждали этот акт. У Раневской вырвалось:

— Какие вы смелые! А я послала ему письмо.

Известная актриса в истерике кричала на собрании труппы:

— Я знаю, вы только и ждете моей смерти, чтобы прийти и плюнуть на мою могилу!

Раневская толстым голосом заметила:

— Терпеть не могу стоять в очереди!

— Почему Бог создал женщин такими красивыми и такими глупыми? — спросили как-то Раневскую.

— Красивыми — чтобы их могли любить мужчины, а глупыми — чтобы они могли любить мужчин.

Раневская вспоминала, что в доме отдыха, где она недавно была, объявили конкурс на самый короткий рассказ. Тема — любовь, но есть четыре условия:

1) в рассказе должна быть упомянута королева;

2) упомянут Бог;

3) чтобы было немного секса;

4) присутствовала тайна.

Первую премию получил рассказ размером в одну фразу:

«О, Боже, — воскликнула королева. — Я, кажется, беременна и неизвестно от кого!»

Режиссер театра имени Моссовета Андрей Житинкин вспоминает.

— Это было на репетиции последнего спектакля Фаины Георгиевны «Правда хорошо, а счастье лучше» по Островскому. Репетировали Раневская и Варвара Сошальская. Обе они были почтенного возраста: Сошальской — к восьмидесяти, а Раневской — за восемьдесят. Варвара была в плохом настроении: плохо спала, подскочило давление. В общем, ужасно. Раневская пошла в буфет, чтобы купить ей шоколадку или что-нибудь сладкое, дабы поднять подруге настроение. Там ее внимание привлекла одна диковинная вещь, которую она раньше никогда не видела — здоровенные парниковые огурцы, впервые появившиеся в Москве посреди зимы. Раневская, заинтригованная, купила огурец невообразимых размеров, положила в глубокий карман передника (она играла прислугу) и пошла на сцену.

В тот момент, когда она должна была подать барыне (Сошальской) какой-то предмет, она вытащила из кармана огурец и говорит:

— Вавочка (так в театре звали Сошальскую), я дарю тебе этот огурчик.

Та обрадовалась:

— Фуфочка, спасибо, спасибо тебе.

Раневская, уходя со сцены, вдруг повернулась, очень хитро подмигнула и продолжила фразу:

— Вавочка, я дарю тебе этот огурчик. Хочешь ешь его, хочешь — живи с ним.

Вере Марецкой присвоили звание Героя Социалистического Труда.

Любя актрису и признавая ее заслуги в искусстве, Раневская тем не менее заметила:

— Чтобы мне получить это звание, надо сыграть Чапаева.

— Меня так хорошо принимали, — рассказывал Раневской вернувшийся с гастролей артист N. — Я выступал на больших открытых площадках, и публика непрестанно мне рукоплескала!

— Вам просто повезло, — заметила Фаина Георгиевна. — На следующей неделе выступать было бы намного сложнее.

— Почему?

— Синоптики обещают похолодание, и будет намного меньше комаров.

Идет обсуждение пьесы. Все сидят.

Фаина Георгиевна, рассказывая что-то, встает, чтобы принести книгу, возвращается, продолжая говорить стоя. Сидящие слушают и вдруг:

— Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят, — как бы между прочим замечает Раневская.

— Дорогая, сегодня спала с незапертой дверью. А если бы кто-то вошел, — всполошилась приятельница Раневской, дама пенсионного возраста.

— Ну сколько можно обольщаться, — пресекла Фаина Георгиевна собеседницу.

— Почему женщины так много времени и средств уделяют внешнему виду, а не развитию интеллекта?

— Потому что слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых.

Глава VI

МУЛИ, ИЛИ ВЕСЕЛЬЕ В АДУ

Во время эвакуации Ахматова и Раневская часто гуляли по Ташкенту вместе. "Мы бродили по рынку, по старому городу, — вспоминала Раневская. За мной бежали дети и хором кричали: «Муля, не нервируй меня». Это очень надоедало, мешало мне слушать Анну Андреевну. К тому же я остро ненавидела роль, которая принесла мне популярность. Я об этом сказала Ахматовой. «Не огорчайтесь, у каждого из нас есть свой Myля!» Я спросила: «Что у вас „Myля?“ „Сжала руки под темной вуалью“ — это мои „Мули“, — сказала Анна Андреевна».

Раневская спешила увидеть смешное — и тем защититься от реальности. Можно сказать, что она умудрилась сотворить из собственной жизни комический «ужастик» и сыграть в нем лучшую свою роль.

Раневская рассказывала, что, когда Ахматова бранила ее, она огрызалась. Тогда Ахматова говорила:

— Наша фирма — «Два петуха!»

— В эвакуации в Ташкенте Раневская взялась продать кусок кожи для обуви. Обычно такая операция легко проводится на толкучке. Но она направилась в комиссионный магазин, чтобы купля-продажа была легальной. Там кожу почему-то не приняли, а у выхода из магазина ее остановила какая-то женщина и предложила продать ей эту кожу из рук в руки. В самый момент совершения сделки появился милиционер — молодой узбек, — который немедленно повел незадачливую спекулянтку в отделение милиции. Повел по мостовой при всеобщем внимании прохожих:

— Он идет решительной, быстрой походкой, — рассказывала Раневская, — а я стараюсь поспеть за ним, попасть ему в ногу и делаю вид для собравшейся публики, что это просто мой хороший знакомый и я с ним беседую. Но вот беда: ничего не получается, — он не очень-то меня понимает, да и мне не о чем с ним говорить. И я стала оживленно, весело произносить тексты из прежних моих ролей, жестикулируя и пытаясь сыграть непринужденную приятельскую беседу… А толпа мальчишек да и взрослых любителей кино, сопровождая нас по тротуару, в упоении кричала: «Мулю повели! Смотрите, нашу Мулю ведут в милицию!» Они радовались, они смеялись. Я поняла: они меня ненавидят!