Мачты и трюмы Российского флота
Мачты и трюмы Российского флота читать книгу онлайн
Мемуары — это скучно. НО НЕ В ЭТОМ СЛУЧАЕ — читается увлекательно! Петр Фурса - врач, морской офицер, почти вся служба которого прошла на надводных кораблях Тихоокеанского флота. Мемуары являются художественной переработкой реалий флотской жизни, свидетелем и действующим лицом которых он был, и охватывает период с 1975 по 1995 годы. В книге сохранены имена людей, с которыми автор книги служил, описаны и крупномасштабные события, значительные для всего флота, и события совсем другого уровня, умещающиеся в жизненных рамках небольшого флотского экипажа, но не лишенные от этого своей значимости в судьбах людей.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Подписи курсантов были заверены их отпечатками пальцев.
Глава 4
ШЕСТОЙ КУРС.
ВЫПУСК
В сентябре 1976 года занятия возобновились. Мы, слушатели шестого курса, выступали уже не в роли “карасей”, а бывалых моряков, бравируя перед слушателями пятого курса своей просоленностью и тем, что до присвоения нам звания “лейтенант” оставалось меньше года. Выпускной курс - курс ответственный, и каждый из нас понимал, что легким он не будет. Однако, сознание ответственности прыти в освоении наук нам не прибавило. Все пошло своим чередом. Время, в основном, посвящалось, досугу, несмотря на постоянные требования начальника курса больше внимания уделять учебе.
В сентябре я познакомился со своей будущей женой. Шли занятия по циклу “хирургия” в больнице № 35 г. Горького. В сумрачном коридоре больницы, наполненном запахами лекарств, людской боли и перепрелых щей, за столом дежурной сестры сидела молоденькая, очень симпатичная девушка. Милосердная сестричка. Я представился:
— Меня зовут Петром. В переводе с греческого значит “камень”. Белорус. Значит - “красивый русский”. А все вместе - “красивый русский камень”.
Свидание было назначено на 350-й ступеньке Чкаловской лестницы, если по ней подниматься снизу вверх от Волги. На первом же свидании я ей предложил выйти за меня замуж. Мы сидели на скамейке открытой эстрады, вдыхая запах падающих листьев,от которого кружилась голова и язык не помещался во рту от нагромождающихся на него слов. Плюс искреннее внимание собеседницы, теплый вечер, Волга, предстоящий выпуск, взбесившиеся в крови эритроциты, есенинские стихи о хулигане, безрассудная молодость.
Трудно сказать, что было основной причиной из всех вышеперечисленных, но на мое предложение она ответила согласием.
И мы с тобою сразу стали жить,
Не опасаясь пагубных последствий
(В. Высоцкий)
Мы сняли квартиру на Московском шоссе у очень милых молодых еще хозяев, которые, зная о том, что мы не зарегистрированы, никогда не подавали виду, что знают об этом, тактично изображая веру в ту околесицу, которую я нес, описывая трудности романтики заключения нашего брака, связанной со скоропалительностью нашего решения. В моем изложении история звучала так:
18 сентября, сопроводив на север авианосец “Киев”, мы стояли в Североморске, готовясь улететь к месту учебы. Напротив - город Полярный, не увидеть который просто невозможно, учитывая его героическое прошлое. И я попросил командира корабля отпустить меня на экскурсию, так как билет на самолет до Ленинграда был на следующие сутки. Получив добро, я убыл в Полярный, имея в кармане один-единственный рубль.
Гуляя по городу, я вдруг увидел красивую юную пассию, идущую по улице, и немедленно “упал на хвост”:
— Девушка! Я здесь такой одинокий, ничего не знаю. Будьте моим гидом и разрешите пригласить Вас в кино.
Девушка согласилась, приняв во мне искреннее участие. Направляясь к кинотеатру, я мучился тем, что боялся, как бы фильм не оказался двухсерийным, так как в кармане у меня был только рубль. Но все обошлось благополучно. После фильма я напросился к девушке в гости, мотивируя свое желание тем, что сильно проголодался. Утолив чувство голода и пребывая в отличном расположении духа, я предложил:
— Выходи за меня замуж!
Наутро, оставив записку родителям украденной невесты, мы улетели в Ленинград, где и зарегистрировали свой брак на следующий же день в Выборгском отделе “записей актов гражданского состояния”, воспользовавшись тем, что я когда-то работал здесь дворником.
Эту историю я впоследствии рассказывал множество раз, вызывая в слушателях восхищение своей способностью оперативно принимать самые важные решения, что, по-моему, придавало мне в глазах окружающих определенный шарм.
Ответ на письмо родителям о нашем решении пожениться пришел незамедлительно. Он напоминал скорее ощетинившегося дикообраза, чем мудрое и ласковое благословение.
СОС! Караул! Грабят! Акции местных невест стремительно падают. Жених уходит сквозь пальцы за горизонт. Родители пахнущих молоком деревенских красавиц перестают почтительно снимать шляпы, невзначай приглашая в гости. Дочери, напялив на себя дорогие безвкусные наряды, перестают пыхтеть от усердия понравиться кандидатам в родственники.
Сын-жених, моряк, будущий врач, взращенный бессонными ночами капитал, коварно уводится из стойла. В глухую защиту, СОС! Мне были понятны чувства родителей. Понятен и СОС. Ведь для отца, покидавшего деревню только для того, чтобы оставить свой автограф на Рейхстаге в незабываемом 45-м и матери, не бывавшей дальше райцентра, призрачная жена была избалованной городской барышней, уцепившейся за могучую грудь сына и расчетливо делавшей свою партию.
— Ну что ж, родная, будем сами делать свою судьбу. Марш Мендельсона временно откладывается. Ты согласна?
В декабре 1976 года я тяжело заболел. Областная больница, наполненная плановостью и отсутствием милосердия, подписала контракт на мое лечение. Врачи, мудро нахмурив брови, носили на лице печать сострадания и стремились повысить показатели в графе “выздоровление”. Больные боролись за жизнь, помогая друг другу. Конвейер воспроизводства рабочей силы трудился с бездушием автомата по штамповке гаек. Консервативное лечение не помогло. В середине декабря мне была сделана одна операция, в конце - другая.
Начался сепсис. Молодой крестьянский организм сгорал при температуре 41,2 градусов по Цельсию. К Новому году я никого не узнавал. Прощаться с жизнью не хотелось, но сил сопротивляться оставалось все меньше. Товарищи по учебному отделению, молодые здоровые слушатели, навещали регулярно, принося для больного колбасу, которую я есть не мог и коньяк, который мне был противопоказан. Посему и то, и другое уничтожалось самими посетителями. Мудро качали головами врачи, сестры добросовестно делали уколы, которых я уже не чувствовал...
Сосед по палате, молодой зоотехник одного из колхозов области, обреченный на смерть злокачественной опухолью, надеясь жить сам, свою надежду старался вложить в умирающее тело молодого моряка.
— Не ссы, Петруха! Я таку бабу тебе дам, что она и с того света тебя вытащит, а не только из этой передряги! Мы с тобой, Петруха, еще попьем водочки!
31 декабря вся больница праздновала Новый год. Я очнулся от предложения соседа по палате:
— Петя, давай отметим Новый год, как и все остальные!
Сил отказаться не было. Двадцать граммов коньяка три раза в день применяются в медицине как биостимулятор. А если двести? А если четыреста и сразу? Чем черт не шутит! За Новый год, за тех, кто в море, за мир и дружбу было принято на грудь по целых семьсот.
На следующий день я проснулся с совершенно ясной головой. Температура - 37,2. Сестричка, расправляя боевые шрамы на лице, внесла капельницу.
— Спасибо! Уберите эту клизму! Хотите коньяка?
Возрадовавшись за больного, в нарушение всех инструкций, сестричка милосердно согласилась.
Через месяц, сдав два экзамена прямо в больнице, - инфекционные болезни и Уставы ВС СССР - я был выписан. “Пятерка” по “инфекциям”, которые я знал слабо, “четверка” по Уставам, которые зубрил в течение года. Капитан второго ранга Дельфун мотивировал снижение оценки на один балл тем, что я, выполняя постельный режим, не сдавал строевую подготовку. Жизнь вошла в свою колею.
Незаметно подошла летняя, последняя сессия. Четыре государственных экзамена. Система предъявляла к оплате счет. Шесть лет учебы, переваренные в желудках определенными суммами государственных денег, требовали отчета. Топливо, залитое в организм эскулапов, требовало определить коэффициент его полезного действия. Индикатором чего и служат государственные экзамены.
Десять дней на подготовку. Весна. Буйствующие в крови эритроциты. Зов предков. Любовь. Отвращение к учебникам. Неудачные попытки друзей и знакомых засадить меня за книгу... Первый экзамен. Хирургия. “Отлично”.
