Верность долгу: О Маршале Советского Союза А. И. Егорове

Как заведующий эвакоотделом Народного комиссариата по демобилизации, Александр Ильич Егоров вел многочисленные, порой весьма сложные переговоры с представителями Германии и ее союзников об обмене военнопленными. «Пришлось иметь много дела, — вспоминал М. С. Кедров, — с важными иностранцами: комиссией Мирбаха, бароном Франсекки, иностранными представителями Красного креста и т. д.» [27]

В мае 1918 года происходит реорганизация центрального аппарата военного управления. 8 мая вместо Всероссийской коллегии по формированию Красной Армии, Главного управления Генерального штаба, Главного штаба, Главного комиссариата военно-учебных заведений и Управления по ремонтированию (комплектованию) армии создается Всероссийский главный штаб. Во главе его поставили совет из двух военных комиссаров и начальника штаба. Военными комиссарами утвердили Н. И. Бессонова и А. И. Егорова, начальником штаба — Н. Н. Стогова [28].

Всероссийский главный штаб являлся высшим военным исполнительным органом. Он ведал вопросами мобилизации, формирования, устройства и обучения войск, разработкой штатов, уставов, инструкций и положений. Ему подчинялись все органы местного военно-административного аппарата. Таким образом, руководство организационными вопросами военного строительства сосредоточивалось в одном месте. Немалая доля заслуги во всем этом принадлежала одному из комиссаров Всероглавштаба — А. И. Егорову, с самого начала создания Красной Армии стоявшего, как писал он сам, «за систему строительства, проводимую центральной Советской властью» [29].

Близость Егорова к большевикам, его непреклонность в отстаивании и проведении своих, отличных от левоэсеровского руководства взглядов на Брестский мир и строительство новой армии объясняют, почему именно он выступил в дни левоэсеровской авантюры с обращением, опубликованным 16 июля в «Правде»:

«Считая, что для честных работников партии левых социалистов-революционеров принципы Советской власти непреложны и что в эти тяжелые дни, переживаемые Российской Советской Республикой, как никогда, должно быть единение между советскими партиями, основанное на полном подчинении воли меньшинства большинству в Советах, я категорически протестую против преступной выходки некоторых членов партии, предводительствуемых зарвавшейся кучкой интеллигентов буржуазного толка и решительно с ними порываю».

После поданного им в московский Городской районный комитет партии большевиков заявления А. И. Егоров в конце июля 1918 года был принят в ряды Коммунистической партии.

Докладная Ленину

Лето 1918 года и в буквальном и в переносном смысле было жарким. На улицах ветер гнал сухую пыль, и к вечеру, если окна кабинета на день не закрывали, она скрипела на бумагах, неприятно липла к пальцам.

Вслед за Восточным фронтом по Волге и Уралу возникли фронты на севере, где контрреволюция была поддержана прямой интервенцией Антанты, на юге, где англичане вскормили Добровольческую армию генерала Деникина; на западных границах, определенных Брестским миром, находились германские армии, готовые использовать для нового наступления любую провокацию; в Прибалтике формировались белогвардейские части. Республика оказалась в огненном кольце контрреволюции.

Сознавая важность дел, выпавших на его долю (председатель Высшей аттестационной комиссии играл немалую роль в формировании командного аппарата армии), Егоров рвался туда, где непосредственно решались события, — в бой. К тому же его раздражала безбрежная коллегиальность, царившая в те дни в военном ведомстве. Не раз и не два в беседах с ответственными работниками он делился своими раздумьями, сомнениями, планами.

Падение Казани поставило всю судьбу революции в зависимость от решения военного вопроса. Лишь ценой больших потерь удалось остановить врага у Свияжска.

14 августа Егоров изложил свое мнение по поводу причин наших неудач и предложения неотложных мер в докладной записке на имя председателя Высшей военной инспекции Н. И. Подвойского [30].

Главной причиной военных неудач Егоров считал: отсутствие единого общего плана боевых операций, недостаточность технической организации и тактической подготовки войск, отсутствие технических средств, нехватку опытных командных кадров.

«Указанные мною выше причины военных неудач, — писал Егоров, — вызывают неотложную со стороны центральной военной власти Советской республики работу для их устранения, параллельно с принятыми мерами морального воздействия на войска агитацией».

В разделе «Общие меры» он предлагал:

«…1. Всю территорию Советской республики объявить на чрезвычайном военно-революционном положении.

2. Для всей Республики образовать «Военно-революционный штаб Обороны социальной революции и Отечества» во главе с товарищем Лениным…»

Следует сказать, что вопрос централизации военного руководства волновал многих. Н. И. Подвойский еще 8 августа обратился с письмом в Наркомвоен, Высший военный совет и Совнарком, в котором обращал внимание на то, что «до настоящего времени нет органа, объединяющего работу наших штабов и военчастей на нынешних многочисленных фронтах… Как нет у нас базы мысли, иначе Ставки…» [31].

20 августа Егоров суммировал все, что бурно дебатировалось в среде советского военного командования, в специальном докладе на имя В. И. Ленина.

Надо было иметь смелость, ссылаясь на тысячелетний опыт истории, выступить против многих авторитетов с утверждением, что «руководить операциями может лишь одна единая воля. Под влиянием различных и хотя бы даже полезных советов она всегда утратит свою ясность и определенность и руководимые ею органы будут действовать неуверенно. Последовательное осуществление одной и той же мысли, отвечающей данной обстановке, скорее приведет к цели, нежели постоянное составление новых и новых планов; неизбежные в последнем случае противоположные приказы вредно влияют на доверие и силу войск» [32].

Егоров резко критиковал практику решения оперативных вопросов в Высшем военном совете, где «за и против обосновываются столь сильными и неопровержимыми доводами, что одно мнение уничтожается другим». Это не просто осложняло дело, а начисто лишало высший командный состав инициативы.

Отсутствие единой воли и мысли он видел в том, что не было четкого плана военных действий против существующих противников, равно как и связанного с этим плана формирований новых армейских соединений. Даже в пределах одного фронта зачастую усиливались разные участки военных действий, не всегда соответственно их важности. Армия республики фактически была подчинена двум высшим военным инстанциям — Оперативному отделу Наркомвоена и Высшему военному совету. Их распоряжения зачастую противоречили друг другу. Они не согласовывали ни вопросы переброски войск на угрожаемые участки, ни вопросы их снабжения.

«Подобное положение, нетерпимое вообще, — заключал Егоров, — повелительно требует объединения военной мысли, руководящей всеми операциями на фронтах Республики». Для этого он полагал необходимым назначить ответственного перед Советом Народных Комиссаров верховного главнокомандующего, подчинив ему всех главнокомандующих фронтами и руководителей участков завесы, сформировать штаб главкома, в который должны были войти штаб Высшего военного совета и Оперативный отдел Наркомвоена. «Юридическая и фактическая двойственность и неопределенность для войск нынешнего положения нетерпима и повлечет за собой чрезвычайно острые последствия неудач на фронтах, а следовательно, гибель Советской республики и революции. Поэтому необходимо незамедлительное принятие решения для объединения управления боевыми операциями войск и немедленное опубликование его для всеобщего сведения».