Огонь ведут "Катюши"

— Как быть, если обстановка потребует немедленного залпа, а связь с фронтом будет нарушена?

— Задача каждого начальника обеспечить непрерывную связь со старшим штабом, — ответил Зубанов. — К тому же штаб дивизии со штабом фронта имеет не только проводную связь через корпус, но и прямую радиосвязь.

Проводив командование группы, мы с разрешения генерала Крюченкина отправились на свой командный пункт. Здесь нас ожидали командиры дивизионов.

Ночью, на участке обороны дивизии, в районе Диканьки, дивизионы заняли такой боевой порядок: в центре — 2-й дивизион капитана Р. Р. Василевича, на правом фланге — 1-й дивизион капитана В. В. Добросердова, а на левом фланге — 3-й Дивизион капитана П. М. Худяка. Огневым взводам было приказано находиться на выжидательных позициях в полной боевой готовности, а командирам дивизионов и батарей быть на наблюдательных пунктах, предварительно установив надежную связь с боевыми позициями.

Выбор места для полкового наблюдательного пункта и его оборудование я поручил старшему лейтенанту Соломину. И с удовольствием еще раз убедился в исключительной добросовестности и высокой артиллерийской подготовке этого командира. Наблюдательный пункт был оборудован в полутора километрах западнее Диканьки, на опушке большого леса. Оттуда хорошо просматривался передний край нашей обороны и рубеж, на который вышли передовые части противника.

Между нашими и немецкими окопами пролегала широкая лощина с пологими склонами, поросшими мелким кустарником. В километре за лощиной в расположении противника виднелась дубовая роща, занимавшая по фронту около километра. Это было урочище Переруб. Правее и левее него, на расстоянии четырех-пяти километров виднелись хутора.

Соломин доложил:

— Наблюдательный пункт оборудован, на нем установлены буссоль и стереотруба, за противником ведется наблюдение, установлена связь с 70-м кавалерийским полком и своим штабом, прокладывается телефонная линия к наблюдательным пунктам первого и третьего дивизионов. Кроме того, за противником организовано наблюдениес высокого дуба, который находится в ста метрах правее нас на опушке леса.

— А не собьют ли наблюдателя фашисты? Уж слишком хорош ориентир...

— Ну что вы, товарищ командир, его не так легко обнаружить. Крона-то — вон какая густая. Да если и обнаружат, сбить снарядом его не просто. У противника наблюдатель вообще на тригонометрической вышке устроился...

— Не может быть! — изумился я. — Что они, совсем ошалели от шнапса?

— А вы посмотрите в стереотрубу, — предложил Соломин.

И действительно, на верхней площадке вышки, как грач в гнезде, пристроился фашистский наблюдатель.

— Зачем же вы позволяете ему там сидеть и просматривать всю глубину нашей обороны? — спросил я сердито.

— А что же делать? Залп дать нельзя, а пулеметом его не достанешь, — ответил Соломин.

— Ну, а артиллерийский дивизион кавалеристов на что?

— Командир дивизиона говорит, что снарядов у него мало, а попасть в вышку трудно.

— А ну-ка ведите меня к нему!

Наблюдательный пункт 32-го артиллерийского дивизиона находился в пяти минутах ходьбы. Командир дивизиона, старший лейтенант, видимо недостаточно опытный, растерянно подтвердил, что снарядов мало, а для поражения вышки нужен большой расход боеприпасов.

— Давайте попробуем, — сказал я ему. — Если и не уничтожим наблюдателя, то сгоним его с вышки.

По карте тщательно подготовили данные. Первый выпущенный снаряд разорвался правее вышки. Ввели поправку. Второй выстрел. Недолет. Увеличили прицел на два деления. И снова недолет. Добавили еще два деления. Перелет. Предлагаю командиру дивизиона убавить прицел на одно деление и перейти на поражение, не обеспечивая узкой двухделенной вилки. Он подает команду:

— Три снаряда... Беглый огонь!

После выпущенных трех гранат 76-миллиметрового калибра вся вышка окуталась дымом. Когда его отнес ветерок, мы увидели, что вышка стояла, как и прежде, но однаиз ее опор была перебита, а наблюдатель покинул свой пост.

— Товарищ майор, а ведь здорово получилось, — восторженно сказал командир дивизиона. — А нас учили, что для уничтожения точечной цели требуется очень большой расход снарядов.

— Правильно вас учили. Но ведь здесь же простейшие условия стрельбы. Дальность небольшая, плоскость стрельбы проходит почти через наш пункт. Да ведь нам и не обязательно попасть в лоб наблюдателю. Достаточно согнать его и не дать возможность вести наблюдение. Вот мы и выполнили эту задачу общими усилиями. А теперь у вас есть пристрелянные данные. Надо полагать, больше не дадите врагу сидеть безнаказанно на вышке и спокойно рассматривать нашу оборону.

С Соломиным мы вернулись на свой наблюдательный пункт. Я установил кодировку местности, наметил ориентиры. Связь с наблюдательными пунктами дивизионов была налажена. По телефону я еще раз напомнил командирам дивизионов о том, чтобы за противником велось тщательное наблюдение. Соломину было приказано передать им схемы ориентиров, кодировку местности, участки намеченных огней и проверить, правильно ли они уточнили огневые задачи и подготовлены ли по указанным участкам данные.

После нашей стрельбы все затихло. Но на душе было как-то неспокойно. И не напрасно. Над нами вскоре появился самолет-разведчик. Зенитчики отогнали его. Но буквально через несколько минут послышался зловещий гул. Восемнадцать бомбардировщиков прошли над нами строем и, резко развернувшись, стали заходить для удара. Бомбили они, однако, не огневые позиции, а... Диканьку. Во многих местах возникли пожары...

Оставив Соломина старшим на наблюдательном пункте, мы с адъютантом отправились в штаб полка.

Багровый диск солнца скрылся за горизонтом, и сразу в низинах поплыли косяки тумана. В сумерках словно таяли, растворялись дальние хутора. На глазах темнел лес. Наступала воспетая Гоголем украинская ночь... Ночь в Диканьке.

Радченко приехал в штаб на мотоцикле. Он рассказал, что гвардеец Иван Мирошниченко среди беженцев встретил своих земляков из родного села Кашенька. Онисообщили ему печальную весть. Неделю назад фашистские самолеты бомбили безоружную толпу беженцев. Сестра Ивана Мирошниченко была смертельно ранена, мать контужена. Старик отец, больной и сломленный горем, остался в чужом, почти опустевшем селе. Приютили его добрые люди.

— Мирошниченко, несмотря на горе, держится молодцом, — сказал Радченко. — Он попросил у меня рекомендацию в партию.

Глава третья.

Первые залпы

Утром 25 сентября мы с комиссаром Радченко прибыли на наблюдательный пункт. Соломин доложил, что ночь прошла спокойно. Правда, фашисты сделали несколько орудийных выстрелов, очевидно пристрелочных, по разным районам нашей обороны. За ночь появились свежие окопы на высотках. Надо полагать, что это новые наблюдательные пункты гитлеровцев, так как на тригонометрической вышке больше никто не появлялся. На опушке урочища Переруб также были обнаружены свежие окопы и огневые точки.

Через стереотрубу я стал внимательно изучать местность. Действительно, новые цели, обнаруженные у противника, свидетельствовали о том, что он к чему-то готовится. Ведь в первые месяцы войны фашисты по ночам старались спать. Потом мы начисто сломали вражеский «распорядок дня».

Часов в десять утра меня вызвал по телефону командир третьего дивизиона капитан Худяк. Он доложил, что в урочище Переруб втягивается пехота и конные группы противника.

Спустя час Худяк снова «висел» на телефоне. Заметно волнуясь, он доложил, что все утро наблюдал, как в урочище стягивалась вражеская пехота и конница. Худяк просил разрешения дать залп. Я был не менее Худяка обеспокоен, но что можно было предпринять? Ведь стрельба без разрешения командования фронтом категорически запрещалась. Еще раз пришлось напомнить об этом Худяку. Вместе с тем ему было приказано зарядить боевые машины и держать дивизион в полной боевой готовности.