Илья Николаевич Ульянов

Самым респектабельным считался Дворянский институт. Обучались там только дети дворян. Это учебное заведение содержалось за счет денежных взносов местного дворянства. Курс, как и в гимназиях, был семилетним; воспитанники получали общеобразовательную подготовку. Кроме того, их обучали основам агротехники и землемерия, а также танцам, пению, давали музыкальное образование. Воспитанников насчитывалось чуть более ста во всех классах.

Порядки в институте жесткие. Подъем в шесть тридцать утра. Молитва, завтрак. С девяти до половины третьего — занятия. После обеда небольшой отдых, с пяти до половины девятого вечера приготовление уроков в рекреационной зале. Даже во время сна в спальне сидел дежурный дядька. За расстегнутый воротничок мундира, невыполнение домашнего задания или уклонение от церковной службы объявляли выговор, снижали балл по поведению, лишали увольнения домой, пороли розгами, сажали и в карцер.

Первые месяцы пребывания в Пензе молодого учителя совпали с летними каникулами. Институт опустел, воспитанники разъехались. Было время подготовиться к предстоящим занятиям.

Любому преподавателю известно: первые годы учительства самые трудные. Надо составить программы, подготовить планы уроков, продумать методику. Ульянову хотелось взяться за работу всерьез.

Шел год 1855-й. Середина XIX века. В Западной Европе, в далеких Североамериканских Штатах закрепляет свои позиции капитализм, развиваются капиталистические отношения и в России, строятся новые заводы, фабрики, шахты. Год от года возрастает значение точных наук. В предисловии к учебнику физики (вышедшему в 1860 г.) говорилось: «Сеть телеграфов покрывает теперь всю Европу, на дне морей лежит говорящая проволока, человек подчинил себе молнию, и, может быть, недалеко уже то время, когда электрические искры будут разносить человеческое слово от одного конца земли до другого. Сжатые пары воды мчат по железным дорогам длинные ряды карет, как бы целые катающиеся города…»

Ульянов чувствует наступление нового времени. Он внимательно следит за всеми научно-педагогическими новинками, читает в подлиннике труды французских физиков, озабочен пополнением физического кабинета новейшим оборудованием. По его рекомендации приобретаются редкие приборы, позволяющие ставить сложные опыты. Тут и телескоп, и модель электрического телеграфа, и зеркало для опытов с инфракрасными лучами, и электромагнитная машина. Уроки физики и математики становятся интересными и увлекательными.

Новый учитель добр, расположен к своим воспитанникам. Объясняет материал просто и доходчиво. Если попадаются трудные разделы, готов остаться после уроков, прийти в класс даже в воскресенье, чтобы объяснить непонятное.

Уроки Ильи Николаевича приобретают популярность. Коллеги знакомятся с его методикой, присматриваются к его педагогическим приемам. Постепенно созревает единое мнение — Ульянов прекрасный педагог. «Преподавание физики сопровождается опытами, — сказано в отчете института за 1856/57 учебный год, — и идет успешно». На следующий год педагогический совет института отмечает, что новый учитель «отличается хорошими сведениями, превосходным методом преподавания, занимает учеников весьма деятельно практически и обладает терпением, драгоценным для педагога даром».

Илья Николаевич знал, что система образования в России подчиняется интересам сословий, каждому из которых уже отведена в государстве и обществе определенная роль. Этой цели служил и Дворянский институт. Работая в нем, Илья Николаевич понимал всю важность нравственного воспитания, воспитания человечности у детей привилегированного класса. В противовес официальной педагогике николаевской поры, считавшей главной задачей подготовку преданных слуг церкви и престола и ради этого, как отмечал Герцен, беспощадно систематически вытравлявшей в детях «человеческие зародыши», отучавшей их «как от порока, от всех людских чувств, кроме покорности», он стремится развивать в своих воспитанниках не только любознательность и старание, но и такие черты, как честность, отзывчивость, доброту, чувство справедливости, долга, собственного достоинства.

Многие педагоги того времени склонны были полагать, что в процессе обучения и воспитания ребенок, словно пустой сосуд, заполняется любым содержанием. При этом абсолютно не принимались во внимание природные задатки ученика, его склонности и способности, его индивидуальные особенности. Изощренная система запретов и наказаний подавляла живую мысль, инициативу, самостоятельность. Власть учителя была непререкаемой; внешние приличия нередко считались важнее духовной сущности воспитанников. Развитие всех задатков ребенка, природных данных с учетом возрастных особенностей и возможностей — вот что считал главным Илья Николаевич в обучении и воспитании.

Постоянно размышляя о своем далеко не простом деле, он ищет ответы на сложные вопросы в статьях Белинского, Герцена, Добролюбова. На всю жизнь запоминает он предостережения Белинского: «Первоначальное же воспитание должно видеть в дитяти не чиновника, не поэта, не ремесленника, но человека, который мог бы впоследствии быть тем или другим, не переставая быть человеком»; «Не упускайте из вида ни одной стороны воспитания, говорите детям и об опрятности, о внешней чистоте, о благородстве и достоинстве манер и обращения с людьми; но выводите необходимость всего этого из общего и высшего источника — не из условных требований общественного значения или сословия, но из высокости человеческого знания; не из условных понятий о приличии, но из личных понятий о достоинстве человеческом».

Годы учительства Ульянова в Пензе — годы важных событий в России. Скончался Николай I. Закончилась Крымская война, показавшая, как известно, гнилость и бессилие крепостнической системы. «Надо было пережить то трудное время, — писала Анна Ильинична Ульянова, — чтобы почувствовать огромное облегчение, когда со смертью Николая I… началась для России полоса реформ». Необходимость реформ была очевидна. Жизнь страны, ее экономическое и социальное развитие требовали их.

От нового царя Александра II ждали либерализации общественной жизни.

В Пензе и в учительских кругах с волнением говорили о новых веяниях: ослаблена цензура, разрешены поездки за границу, восстанавливаются права университетов. И — наконец-то! — амнистируются декабристы и петрашевцы. Очередь дошла и до просвещения. В Казанском университете вновь преподают философию, на историко-филологический факультет можно поступать без знания греческого языка, для студентов отменено повседневное ношение шинелей, треуголок, шпаг…

В печати стали говорить о необходимости введения всеобщего начального образования, появились выступления против телесных наказаний. Ожидался пересмотр учебных программ — нельзя же, в самом деле, во второй половине XIX века латыни уделять больше места, чем физике и математике. А химия, астрономия, биология? Их как самостоятельных предметов вообще нет в программах средних школ. Настало время повернуть образование к потребностям жизни!

Журнал «Морской сборник» напечатал в 1856 году статью знаменитого хирурга Н. И. Пирогова «Вопросы жизни». Она была посвящена народному образованию, в ней выражался своеобразный протест против существующей системы. По сути дела, это был первый публичный страстный монолог о принципах обучения, о его целях и задачах. В педагогических — да и не только педагогических — кругах она произвела сильное впечатление.

Автор статьи, выражая чаяния многих просветителей России, говорил о необходимости демократизации образования: о том, что главная цель его — не лепка верноподданного и безропотного чиновника, «винтика» для государственной машины, а воспитание человека, гражданина, мыслителя, энтузиаста. В противовес стремлению самодержавия поработить личность, превратить народ в послушную, бессловесную толпу Пирогов стоял за нравственное раскрепощение людей. Отсюда его протест против сословной школы, против муштры, зубрежки, палочной дисциплины. Он считал, что надо дать окрепнуть и созреть «внутреннему человеку», и делал вывод: «…и у нас будут и негоцианты, и солдаты, и моряки, и юристы, а главное, у нас будут люди и граждане».