Неман! Неман! Я — Дунай!

— Все будет в порядке, — заверяет он меня на прощание.

Машина со связистами выкатывает на дорогу и скрывается в пыли.

Связи с Алитусом по-прежнему нет.

Генерал Шлемин запрашивает начальника штаба фронта:

— Товарищ генерал, разрешите подготовить к взрыву мосты. Я также распорядился готовить узлы связи, электростанцию и некоторые административные здания…

— Готовьте, но смотрите, чтобы все по закону…

— По какому?

— Чтобы потом не пришлось отвечать.

— Перед кем? Перед немцами, что ли?!.

Приехавший из корпуса командарм Морозов сообщил, что войска удерживают свои позиции, но понесли уже большие потери, а враг рвется вперед.

— Очень тревожит меня наш левый фланг, — говорит генерал Морозов и сильно трет виски. Лицо его за эти несколько часов почернело, еще резче обозначились морщины. — Немецкие танки рвутся на Алитус. Если они захватят там мост, то непременно ударят во фланг нашей армии…

Входит подполковник Сошальский. Его трудно узнать. На худом обескровленном лице с потухшими глазами застыла боль. Он нетвердо приближается к столу командарма, с трудом растягивает крепко сжатые губы.

— Василий Иванович, — глухо шепчет Сошальский, — немцы ворвались в наш пионерлагерь. Детей… детей…

— Что с детьми, Алексей Андреевич?! — ещё с надеждой спрашивает Морозов.

— Не могу! — кричит Сошальский. — Детей танками…

Комната поплыла перед моими глазами, лица стали расплывчатыми, и только слышу звуки, похожие на рыдание.

Вошел оперативный дежурный и доложил, что из штаба фронта передали разрешение контратаковать противника, так как началась война. Генерал Морозов смотрит непонимающими глазами. Для него, как и для всех нас, война началась давно, в 4 часа утра.

Прибыл командир 23-й ордена Ленина стрелковой дивизии генерал-майор Василий Федотович Павлов. Он доложил, что дивизия, вызванная из Двинска по решению Военного совета армии еще несколько дней тому назад, готова вступить в бой с противником. Генерал Морозов поставил дивизии боевую задачу.

— Костьми лягу, а задачу Военного совета выполню! — вытянулся во весь свой громадный рост генерал Павлов. — Будем драться до последнего.

* * *

В 18 часов меня с командиром оперативного отдела капитаном Федоровым послали в разведку. Мы получили задачу узнать, в чьих руках находится Алитус, найти штаб танковой дивизии и установить с ним связь.

Проехав на бронеавтомобилях несколько десятков километров, увидели ползущий навстречу автобус. Мирный голубой автобус — в нем возвращались из отпуска к месту службы человек двадцать командиров. От них узнали, что Алитус занят немцами, а танки противника ворвались в город еще в полдень. Теперь мне стало понятно, почему не вернулись из Алитуса командир разведотдела и лейтенант Гаспарьян со своей командой. Ехать дальше было бессмысленно. Мы повернули на Каунас.

На командном пункте застали только начальника штаба генерала Шлемина с отделением охраны и со взводом связистов.

— Штаб армии переместился в Кайшадорис, — сказал мне Шлемин. — Часа через два мы выедем тоже туда. Наша задача — к утру развернуть там командный пункт, а вам надо подготовить к действию узел связи.

— Видимо, товарищ генерал, придется перейти на радио…

— Это нежелательно. Постарайтесь добиться телефонной связи. Штаб 128-й дивизии разгромлен. Командир дивизии генерал Александр Семенович Зотов ранен и попал в плен. Немцы, очевидно, захватили всю документацию, а стало быть, и шифродокументы. Так что радиосвязь — только в крайнем случае.

— А долго ли штаб корпуса будет под Казлу-Рудой?

— Недолго. Противник переправился через Неман не только у Алитуса, но и в районе Меркине. Теперь он повис над нашим левым флангом. Удержать правый берег Немана нам не удастся. 5-я танковая дивизия так и не найдена.

Генерал Шлемин был подавлен событиями дня. Теперь предстояло и нам покинуть форт № 6. А тут еще тяжелым камнем на сердце каждого легла забота о семьях: они оставались в Каунасе, эвакуация началась только во второй половине дня 22 июня.

Раздается команда «По машинам!». Мы покидаем форт № 6, который прослужил нам всего один день.

В Кайшадорисе я немедленно попробовал подать соединительные линии телеграфным кабелям от конторы связи на командный пункт армии. Но эта затея оказалась бесполезной, а своих полевых средств для связи с соединениями на большие расстояния мы не имели.

Обстановка в штабе была нервозная: отсутствие стабильной связи с войсками, скудность сведений о противнике, а главное, невеселые итоги первых дней боев действовали угнетающе. В соответствии с приказом 16-й стрелковый корпус отошел на Каунас и затем, оставив его без боя, вышел к Ионаве. Все части 5, 188 и 33-й дивизий переправились на правый берег Немана, но удерживать там оборону уже не могли, так как немцам в первый же день удалось захватить мосты в Алитусе и Меркине. Оказался под ударом весь левый фланг нашей армии.

В такой ситуации собрался Военный совет армии. По одному виду генерала Морозова, поседевшего за эти дни, можно было понять, что положение наше тревожно.

Когда я вошел, командарм докладывал собравшимся обстановку. Он стоял, опершись одной рукой о стол, а в другой держал обломок указки. Генерал Шлемин жестом предварил мой доклад, и я присел на свободный стул.

— В сложившейся обстановке и при учете наших сил целесообразно развивать наступление на север, пробить боевые порядки 4-й танковой армии немцев, наступающей, видимо, на Двинск, и соединиться с другими войсками нашего Северо-Западного фронта. — Обломком указки Морозов проскреб на карте линию севернее Ионавы. — Есть и другая возможность, — продолжал он, — ударить во фланг танковой группе противника и соединиться с войсками Западного фронта. — Командарм замолчал, будто ему трудно было говорить.

Воспользовавшись паузой, поднялся начальник разведки подполковник Сошальский.

— Мы располагаем данными, что танковые колонны немцев растянулись по магистральным дорогам и рассечь их в удобном месте будет возможно, — сказал он и поспешно опустился на место.

— Товарищ командующий, а почему мы все-таки без боя оставили Каунас? — задает кто-то вопрос генералу Морозову.

— Если бы мы удерживали оборону по правому берегу Немана, тогда Каунас стал бы ключом этой обороны, — отвечает Морозов. — Оставаться в Каунасе — означало бы добровольно идти в окружение. Это только на руку немцам. Наша задача сейчас, нанося удары противнику, выйти на соединение с войсками стратегического эшелона…

Вошел оперативный дежурный. Он доложил, что из штаба фронта прибыл на самолете командир, желающий видеть командующего армией.

После ухода Морозова заговорил генерал Шлемин. Он успел только сообщить, что оба плана операций отправлены в штаб фронта и после санкции мы начнем активные действия всеми соединениями. В это время вернулся командарм. Он был неузнаваем: воспаленные от бессонницы глаза налились кровью, почерневшее за эти дни лицо словно окаменело. Ни на кого не глядя, он быстро прошел к столу, схватил обломок указки, отвернулся к карте. Несколько секунд что-то искал. Указка уперлась в слово «Каунас».

— Вот! — ни на кого не глядя, проговорил Морозов. — Из района Ионавы будем наступать на Каунас, а затем — на Восточную Пруссию. Это приказ Наркома обороны.

— А как же наш план? — спохватился генерал Шлемин.

— Штаб фронта ничего не ответил по поводу нашего плана, — глухо проронил Морозов.

Воцарилось тягостное молчание.

— Товарищи, — через силу проговорил Морозов, — приказ фронта обсуждению не подлежит. Иван Тимофеевич, — обратился он к генералу Шлемину, — штаб армии передислоцировать под Ионаву. Все члены Военного совета немедленно выезжают в войска.

Оперативный дежурный доложил, что прибыл командир 84-й мотострелковой дивизии генерал Петр Иванович Фоменко и просит принять дивизию в подчинение 11-й армии, так как потерял связь со штабом своего корпуса.

* * *

Штаб армии начал перемещаться из Кайшадориса в район Ионавы.