Защита Зимнего Дворца

Военный комиссар выждал эволюцию фронта и начал говорить:

– "Господа, в данное, исключительно тяжелое время для Революции и страны свершилось событие огромной исторической важности. В залах Мариинского дворца заседает цвет нашей мысли и гордость наших чаяний – Совет Республики. Я был там и видел их святую работу над укреплением завоеваний Революции и выводом страны на тот путь величественного шествия к счастью, которого только достойна демократия мира. Я видел, как, забыв все личное, забыв даже о еде, сидят над разрешением вопросов те, кто не только является гордостью нашей мысли, но и творцом дела дружественного, творческого сожительства демократий всего мира. И их работа, верьте мне, еще священнее, чем защитников нашей великой страны, выбросившей впервые миру такие лозунги, как война до победного конца, без аннексий и контрибуций. И вот, товарищи-граждане, в этот момент демагогическая злобность, посеянная Лениным и разжигаемая врагами революции и страны, готовится стать катастрофичной для Революции. Опьяненные демагогией отбросы рабочего мира готовятся произвести срыв происходящего заседания Совета Республики. Спокойствию в творческой работе, в часы ее максимального напряжения, грозит опасность. А между тем дорог каждый час этого труда, результаты которого в бесконечном волнении ожидают и армия, и демократия. И вот, дорогие товарищи-граждане юнкера, вам предоставляется высокая честь охранить спокойствие работы Совета Республики. Я счастлив, что могу вас поздравить с назначением в караул Мариинского дворца. И я убежден, что это будет лишь почетным для вас служением Революции и стране и что дело до применения оружия не дойдет, так как, если массы хулиганствующих увидят вас на постах у дворца, они только побурлят и разойдутся…" – застенчиво улыбаясь, закончил свою речь военный комиссар.

"Разлука ты, разлука, чужая сторона", – навязчиво ныло у меня в ушах при вслушивании в речь оратора. "Ей-ей, вы житель какой-то подлунной планеты, но не земли. У вас нет времени, а вы продолжаете его тратить на то, что, право, удивительно просто и ясно. К чему?" – И как бы в ответ на мои мысли, сзади раздалось обращение ко мне:

– "Господин поручик, разрешите доложить, что мы хотим есть, а там у дворца юнкера получают хлеб".

"Ага! Сейчас кончит комиссар говорить, я попрошу разрешения запастись хлебом".

– "Вот что нас губит", – вдруг обратился ко мне юнкер N.

"Тише! Бросьте! Вы в строю!" – оборвал я не выдержавшего юнкера. "Пускай делают что хотят, лишь бы мы сами не забыли о Родине", – уже смягчаясь, добавил я.

"Господин военный комиссар! – как только последний кончил говорить, обратился я. – Разрешите получить хлеб – его здесь рядом выдают, юнкера сегодня еще не ели".

– "Да, да, только скорее!" – дал согласие военный комиссар с несколько озабоченным выражением лица, очевидно от мелькнувшей мысли, что слушать и прекрасные песни на пустой желудок не особенно весело.

Пока юнкера получали хлеб, я получил ответ о патронах. Патроны действительно были, но на выдачу требовалось распоряжение из Главного Штаба. От кого же это должно было изойти и кто должен был их выдать, пока, несмотря на все усилия поручика Мейснера, выяснить не удавалось.

– "Вы не можете себе представить, какой там внутри царит кавардак", – указывая на дворец и здание Главного Штаба, рассказывал поручик. "Я ни от кого не мог добиться ни одного путного указания. Начальник Штаба посылает к адъютантам; те к коменданту дворца, а последний к Начальнику Штаба. Черт бы их всех драл, сволочь штабная!" – вспылил поручик. "Хороши гуси. Не беда. Я доложу Станкевичу, пускай распорядится, на то он, кстати, и комиссар, чтобы за порядком наблюдать". Военного комиссара уже осаждала какая-то группа из военных и штатских.

– "Ну что, готовы?" – встретил он меня вопросом.

"Так точно. Хлеб получен. Вот не могу получить патронов".

– "Патронов? Зачем?" – перебил меня комиссар.

"У нас мало. По пятнадцати штук на винтовку. Пулеметов и гранат совсем нет.

Обещали выдать здесь, но добиться…" "Это лишнее; дело до огня дойти не может. И пятнадцати штук за глаза довольно. Идемте, ведите роту. Дорогу знаете во дворец? Прямо по Морской. А придя во дворец, вы хорошенько ознакомьтесь с постами и решительно прикажите огня без самой крайней необходимости не открывать. Я буду сам все время там, так что вы можете быть спокойным. А если и подойдет к Мариинскому дворцу какая-либо хулиганствующая толпа, то, право, для укрощения ее достаточно одного вида юнкеров, стоящих на постах с винтовками. Вот внутри дворца надо быть начеку. Я боюсь, чтобы кто не устроил обструкцию в зале заседания и не произвел паники. Стройте во вздвоенные ряды и идемте", – подойдя к полуроте, распорядился военный комиссар.

Мы двинулись. Юнкера, сперва молчаливые, теперь вполголоса делились впечатлениями. Только военный комиссар весь ушел в какую-то беседу с сопровождавшими его офицером, штатским и двумя юнкерами из членов Совета Школы, зачем-то ему понадобившимися.

"Не выслать ли вперед разведку? – подумал я, выйдя на Морскую.

"Хотя это зачем же?! Ведь достаточно же ясно заверил военный комиссар, что с боевой точки зрения – все спокойно. А кроме того, если впереди и окажется что-нибудь скверное, то ведь, слава Богу, какая у меня силища, вы, мои хорошие господа юнкера, плохо владеюцие винтовками, и вы, господин военный комиссар".

"Раз, два!.. Тверже ногу!.. Ноги не слышу!" – словами команды попытался я оторвать себя от легкомысленных дум и вдруг рассмеялся – у одного из юнкеров выпал из-под мышек несомый им хлеб. Смущенный своею неловкостью, юнкер выскочил из строя за покатившимся по серому глянцу цементной мостовой буханкам хлеба.

"Куда?" – завопил отделенный командир. – "Из строя, без разрешения? На место!" "Ха-ха-ха…" – смеялись юнкера. "Ха-ха-ха!" – заливались, обрадовавшись случаю, остановившиеся на тротуаре две девушки, по костюмам и кричащим манерам определенно принадлежавшие к категории заблудших созданий.

"Да, посмеяться есть отчего", – говорил я фланговому юнкеру, – "юнкера в боевой готовности, и с хлебами под мышками, и на Морской".

– "Остановитесь!" – догоняя меня, быстро отдал распоряжение военный комиссар.

"Оставайтесь здесь, я зайду на телефонную станцию попытаться произвести смену находящегося там караула, который, по полученным сведениям, перешел на сторону ленинцев", – сообщил мне свое намерение военный комиссар.

Я остановил полуроту. Пока военный комиссар переходил улицу, к нам подошел какой-то офицер и стал возмущенно рассказывать о том, что сегодняшней ночью у Петроградского коменданта из стола выкрали пароли и отзывы караулов Петроградского гарнизона. И вот сегодня в час смены на телефонную станцию проникли большевики. Но они еще скрывают это для того, чтобы перехватывать телефонные разговоры правительственных органов и членов Совета Республики.

Возбужденное описание нервно настроенным офицером казалось хотя и интересным, но крайне сомнительным. Особенно меня настраивал против рассказа вид рассказчика. Бегающие глаза, тонкий, визгливый голос, резко подчеркивающий простоту стиля фраз, и приказчичьи ухватки, заменявшие ему манеры, буквально били по нервам.

"Что-то нечистое здесь", – закопошилось в голове в результате интуитивного отрицания навязчивой убедительности особы в офицерской форме. "Не от вас ли узнал такую необычайную новость, господин военный комиссар? Боже мой, надо скорее его предупредить. Ведь он – сама наивность!" – "Они отказываются добровольно освободить телефонную станцию", – озабоченно проговорил военный комиссар. – "И я решил произвести смену силою. Оставьте половину юнкеров с офицером здесь, приказав следить за воротами и окнами, а с другой половиной вы продвиньтесь вперед и уже с той стороны ворот ведите наблюдение за нею. Отделите мне нескольких юнкеров, и я попытаюсь с ними проникнуть на станцию. Землячки увидят, что с ними не шутят, и сразу сбавят тон. Там караульный начальник какой-то прапорщик; очевидно, он все и мутит", – высказал свои соображения военный комиссар.