Давид Ливингстон. Его жизнь, путешествия и географические открытия

В половине февраля Ливингстон пришел к городу, которым управлял Катема, властитель обширной страны. Катема благосклонно принял миссионера и, узнав о цели его путешествия, дал ему трех проводников, объяснив, что хотя путь в северо-восточном направлении ближе, но теперь он находится под водою и путникам следует идти к северу. Двигаясь дальше, Ливингстон открыл озеро Дилоло. За ним лежала обширная травянистая равнина, покрытая водою. Пройдя ее и очутившись опять в населенной стране, находившейся под властью Катенда, Ливингстон убедился, что оставшаяся позади него равнина составляет водораздел между южными и северными реками: реки, какие ему приходилось встречать на дальнейшем пути, уже впадали в Касаи, которая впоследствии оказалась притоком Конго. Характер местности тут был уже иной: вместо лесистых и травянистых равнин, перерезываемых широкими реками, здесь часто попадались глубокие долины, в которых протекали речки, теперь разлившиеся от дождей. Переправа через них составляла главнейшее препятствие при дальнейшем следовании каравана. Затруднения усиливались еще алчностью жителей, испорченных соприкосновением с торговцами невольниками и привыкших требовать за всякую ничтожную услугу, даже за право прохода через их страну, богатых подарков. Более всего они требовали пороху и бумажных тканей. Но в порохе Ливингстон сам нуждался, а материй у него не было. Первый из вождей, с которым ему пришлось иметь дело, потребовал за право прохода через его владения человека, слоновый клык, бусы и медные кольца или раковину, но в конце концов удовольствовался старой рубашкой. В стране племени чибокве едва не произошло кровопролития. За невозможностью достать продовольствие на месте Ливингстон велел заколоть одного из своих быков и часть его послал Ньямби, начальнику племени. Не удовольствовавшись полученным подарком, Ньямби пришел с вооруженными людьми и настойчиво требовал выдачи человека, быка, ружья, пороху и какой-нибудь одежды. Хотя люди его наступали с громкими криками и с обнаженными мечами, а некоторые даже целились из ружей в Ливингстона, тот нимало не терял хладнокровия и, сев на дорожный стул, с ружьем на коленях, предложил Ньямби занять место против него. Желая прийти к дружелюбному соглашению с последним, он дал ему бус и платков, но требования чибокве все возрастали. Провожатые Ливингстона, макололо, привыкшие к военному делу под руководством Себитуане, давали понять, что они легко справятся с нападавшими чибокве, но Ливингстон желал во что бы то ни стало избежать кровопролития. Отказавшись дать что-либо еще, он спокойно выжидал окончания тяжелой сцены. Ньямби и его свита поняли опасность, какою им угрожали макололо, и, выпросив еще одного быка, удалились, обещав прислать взамен провизии для путешественников. На другой день Ливингстон получил маленькую корзиночку с овощами и двумя-тремя фунтами мяса. Жертвы, принесенные Ливингстоном, чтобы выйти благополучно из этого столкновения, были тяжелы для него; однако он не думал о них, радуясь, что человеческая кровь не была пролита в эти опасные минуты.

Целую неделю путешественник не в силах был двинуться дальше из-за сильнейших приступов лихорадки, заставлявших его терять сознание. Придя в себя, он увидал, что люди его обнесли их стоянку частоколом и стоят на страже с оружием в руках. Оказалось, что чибокве окружали стоянку и настаивали на первых заявленных ими требованиях. Чтобы отделаться от них, Ливингстон выдал им еще одного быка и тотчас же снялся с места. Пришлось идти густым лесом, где каждую минуту можно было ожидать засады. Все шли плотно, держась друг около друга, не произнося ни одного звука. Дождь лил потоками, и с наступлением темноты движение затруднялось ползучими растениями. Ливингстону трудно было удерживать своего быка, и в одном месте, когда тот неожиданно пустился вскачь, он упал с него и больно ударился головой. К счастью, это падение не ухудшило состояние его здоровья. Тем не менее он переносил тогда жестокие страдания и от постоянной лихорадки превратился почти в скелет; шерстяное одеяло, заменявшее ему седло, было всегда так мокро, что даже не просыхало на солнце, и ноги его были стерты так, что всю дорогу не заживали; от жесткого ложа на земле он натирал себе раны на тех местах, где обозначались кости на отощавшем теле.

30 марта он дошел до крутого спуска, которым оканчивалась плоская возвышенность. Перед ним лежала теперь широкая долина реки Кванго. Здесь начиналось местообитание другого народа, башиньев, но и тот относился к путешественникам так же беспощадно, как и балунды. Башиньи не давали Ливингстону лодок, чтобы переправиться через Кванго, и он напрасно предлагал им единственную оставшуюся у него вещь – шерстяное одеяло. Люди его, множество раз приходившие в отчаяние и требовавшие возвращения в Линьянти, теперь почти не имели надежды на благополучный исход путешествия, хотя были уже у границы португальских владений. Ливингстон все-таки советовал идти далее вверх по берегу Кванго, рассчитывая где-нибудь найти переправу. Трудно сказать, чем бы разрешилось это затруднение, если бы на помощь путникам не явился португальский сержант, Киприан де Абрао. Башиньи преследовали их выстрелами; однако сержант благополучно провел их по узкой тропинке, пролегавшей в высокой траве, до своего жилища. Удерживаемый дождями и усталостью, Ливингстон пробыл пять дней в гостях у сержанта, который угощал путников всем чем только мог и дал им муки из маниокового корня на дорогу. Через три дня тяжелого перехода по высокой траве, в которой протекали мелкие притоки Кванго, караван достиг португальского поселения Касанга. Когда Ливингстон показал коменданту свой паспорт, тот с величайшей любезностью пригласил его к себе на ужин. Ливингстон с благодарностью вспоминает, какое удовольствие доставил ему сытный ужин и теплая, сухая постель, которых он так давно был лишен.

От Касанга до берега моря оставалось еще около ста верст. Последний переход не представлял уже прежних затруднений: в деревнях можно было найти хижины, устроенные для путешественников; туземцы страны, басонги, были учтивы и сами предлагали покупать у них съестные припасы; во всех поселениях, где были португальские чиновники, последние гостеприимно встречали Ливингстона. Это гостеприимство было особенно дорого для него; он чувствовал себя настолько ослабленным, что забывал дни, недели, имена своих спутников и даже едва ли бы мог назвать свое имя. Конец пути пролегал по красивой, плодородной местности; но ни богатство страны, ни близость места назначения не придавали бодрости крайне изнуренному путешественнику. Его тревожил вопрос, какого человека найдет он в единственном англичанине, которого ему предстояло встретить в Сан-Паулу-ди-Луанда и с которым ему приходилось иметь дело как с уполномоченным английского правительства для уничтожения невольничества в Западной Африке.

Когда 31 мая 1854 года он прибыл наконец в Сан-Паулу-ди-Луандо и встретился с уполномоченным Эдмундом Габриэлем, все тревоги его рассеялись. Габриэль с первых минут свидания пригласил его к себе и выказывал ему такую дружбу и заботливость, что Ливингстон не мог желать ничего лучшего. Во все время пребывания в Луандо, продлившегося до 20 сентября вследствие возвращения приступов лихорадки и крайней слабости, он пользовался величайшей любезностью и самым искренним участием представителей португальской администрации и английских морских офицеров. Последние настойчиво убеждали его поехать с ними в Англию ввиду его крайне ослабленного здоровья. Ливингстон не мог согласиться на это заманчивое предложение: он обещал провожавшим его макололо отвести их на родину и хотел во что бы то ни стало исполнить свое обещание.

Он предпринял обратное движение в Линьянти 20 сентября 1854 года. Различные причины задерживали его на пути. Чувствуя себя крепче прежнего, он занимался теперь определением широты и долготы многих мест, через которые проходил, внес немало поправок в существовавшие до тех пор карты приморской португальской провинции Анголы, делал съемки проходимого пути и изучал подробнее попутные страны в географическом и этнографическом отношениях. В португальском поселении Голунго-Альто Ливингстон, найдя больным тамошнего коменданта, стал лечить его и управлял его хозяйством до тех пор, пока тот не выздоровел. В Касанге до него дошла весть, что корабль, который должен был везти его в Англию, если б он согласился на предложение английских моряков, и на котором он отправил свои бумаги, погиб около острова Мадера. Ливингстону пришлось восстанавливать карты, письма и извлечения из дневников, не дошедших по назначению; все это настолько задержало его, что он оставил пределы Анголы лишь в конце февраля 1855 года. Перейдя реку Кванго, Ливингстон вновь очутился среди враждебных племен и опять несколько раз подвергался серьезной опасности от их нападений, не говоря уже о болезнях, постигавших его самого и провожатых, и крайней скудости продовольствия. Дойдя с величайшим трудом до владений Катемы, путешественник вздохнул свободнее: теперь он уже был в области дружественно расположенных к нему кафров. В сентябре 1855 года, проведя год в пути, Ливингстон вступил в Линьянти, доведя до него благополучно всех взятых им людей.