Молодой Ясперс: рождение экзистенциализма из пены психиатрии

В «Философской автобиографии» Карл Ясперс — младший написал:

«Мои родители игнорировали мир церкви. Атмосферу в доме я могу описать так. Будучи старшеклассником — прошло несколько лет после конфирмации — я пришел к мысли, что мне следует, если я хочу быть честным, выйти из лона церкви. Когда я сообщил о таком намерении отцу, он сказал примерно следующее: “Мальчик мой, ты, конечно, волен поступать, как пожелаешь. Но тебе еще не вполне ясен смысл того, что ты собираешься сделать. Ты не один на свете. Ответственность людей друг перед другом требует, чтобы отдельный человек не выбирал свой путь наобум, как ему только вздумается. Мы сможем жить, сосуществуя с другими, лишь в том случае, если будем соблюдать общепринятые порядки. Один из таких порядков устанавливается через посредство религии. Если мы разрушим его, неизбежно случится зло. В том, что с церковью, конечно, связано много лжи, как, впрочем, и со всеми человеческими учреждениями, я с тобою согласен. Вероятно, все будет обстоять иначе, когда ты доживешь до семидесяти лет. Перед смертью, когда мы уже отходим от активной деятельности в мире, мы вправе избавиться от всего лишнего, выйдя из лона церкви”» [С. 313].

Карл Ясперс — старший не верил в Бога. Но, не веря, он полагал, что религия должна существовать — исключительно для деловых надобностей. Когда ему исполнился 71 год, он окончательно отошел от дел и поступил именно так, как говорил много лет назад сыну — вышел из лона церкви.

«Он попросил в церковном управлении решить это дело без широкой огласки. Несколько дней спустя пришел священник. Мой отец сказал ему: “Для нас обоих, господин пастор, было бы лучше, если бы мы не стали обсуждать этот шаг. Мои обоснования, возможно, оскорбят вас. Решение мое окончательно”. Пастор стал настаивать, требуя у отца объяснений. На что тот сказал: “Я стар и навожу перед смертью порядок в делах. Я редко принимал и одобрял то, что делает церковь. Приведу только один пример. Недавно один молодой человек лишил себя жизни. Церковь публично осудила самоубийство, пастор отказал в христианском погребении. Я подумал: а кто дал вам право на такое осуждение? и как вы можете, не будучи уже в состоянии добраться до самого покойного, так мучить его близких? Вы поймете, господин пастор, почему мне хотелось бы, чтобы о моем выходе из лона церкви не сообщали публично. Для других это событие не должно иметь никакого значения”. Нам же мой отец сказал, что ему доводилось слышать так много бестактностей в надгробных речах пасторов, что он желал бы избавить от этого своих близких во время своих похорон» [С. 313].

Резюмируя все, что им было написано об отце, Карл Ясперс- младший подчеркнул самое главное:

«Он рос, словно дуб, который стоит сам для себя и сам за себя, непреклонно следуя своему собственному закону…» [22]

Карл Ясперс — младший гордился отцом, считая, что на этом человеке не было ни единого темного пятнышка. Вся его философия — так же как философия у Джона Локка — пронизана восхищением отцом.

«Был нам богом отец, ну, а чертом — родина», — спел однажды Юрий Шевчук.

Карл Ясперс вполне мог подписаться под этими словами.

Один из друзей К. Ясперса, прочитав строки его воспоминаний об отце, сказал: «Таких отцов не бывает».

Хотя этот друг и был психологом, в экзистенциализме и экзистенциалистах он понимал мало. Сторонники этой философии не просто полагают, что внутренний мир ничуть не менее реален, чем внешний. Они полагают, вдобавок, что в определенных ситуациях внутренний мир человека может обрести такую значимость, что совершенно уничтожит для этого человека мир внешний. Сведет мир внешний к нулю. Ликвидирует самые очевидные, самые незыблемые факты и данности.

Об этом и поразмышляем дальше, конечно же, с текстами К. Ясперса в руках.

Глава II. Неприкаянность

Тоска по родине в родном городе

Если выпало родиться в империи, то жить, как известно, надо в провинции у моря.

Если не получается жить у моря, остается одно: носить образ моря в душе. Постоянно, и смотреть на море всегда — внутренним взором.

Карл Ясперс написал на закате жизни:

«Я вырос с морем. С тех пор для меня море само собой разумеющийся фон жизни. Всегда все в движении, нигде ничего застывшего и, однако, во всем порядок, которого нельзя не чувствовать» [23].

Правда ли это?

Вырос ли Ясперс рядом с морем — географическим?

Нет.

Факты говорят о противоположном.

Город Ольденбург, где К. Ясперс родился, находится не у самого моря, а в трех десятках километров от него.

И моря из него не видно.

Карл Ясперс был неприкаянным в своем Ольденбурге. Сравнивая этот бюргерский мир с двумя небуржуазными, непрозаическими мирами — квази — аристократической усадьбой одного деда и с патриархальным крестьянским двором другого — он вспоминал, что город с детства действовал на него угнетающе:

«Настроение серого дождя, мутных оконных стекол, зрелище дурно пахнущих куч мусора, заброшенных стройплощадок — все это был город. Украшен он был расчетливо и манерно. Но и дух старого города ни в коем случае не был мне мил. В нем, как мне казалось, сохранялось нечто убого — трезвое; блеклое настроение без подлинной души» [24].

Карлу Ясперсу — младшему не нравилось то, что мы сегодня именуем гламуром — буржуазная расчетливость и манерность в украшениях города. Но не устраивала его и старая, «историческая» часть города. Она не была рыцарской — в том смысле, что здесь никогда не жили великие воины. Это была древность без величия. Старый город обладал в высшей степени скромным обаянием феодальной бюрократии, будучи резиденцией великого герцога, то есть правителя одной из многочисленных германских земель.

Точно так же нет никакого величия в сегодняшних резиденциях региональных правителей, сооруженных в последние годы, равно как и в Дворцах Съездов или даже в помпезных зданиях Пенсионных Фондов.

Карл Ясперс, как это ни парадоксально, родился на чужбине. Он сам признался, что его родной город вызывал у него ощущение «тоски по родине»! [25]

Да, этот город был слишком далек от моря…

Сам К. Ясперс признается, что море он осознанно увидел только в восемь или в девять лет. Нет, конечно, родители и раньше возили его отдыхать к морю, на фризские острова, но тогда он был совсем ребенком. Море было для него просто водой. А смысл моря он понял только в восемь — девять лет:

«Никогда не забуду, как я в восемь или девять лет в первый раз осознанно увидел море. Мы поехали на остров Нордерней. В первый вечер… мой отец на закате солнца пошел со мною на побережье. Был глубокий отлив. Мы пошли по обнажившемуся дну вслед за отступавшей водой. Открылась широкая полоса дна; нам пришлось идти неожиданно долго, поскольку путь наш все удлинялся, пока мы, наконец, дошли до воды. Подойдя к ней, мы увидели, как блестят в солнечном свете влажные плоскости открывшегося песка. Дорожка солнечного света на море, а потом, прямо под ногами, бесчисленное множество ценных, невиданных раковин, медуз, водорослей на обнажившемся дне: все это словно явилось чудесным магическим образом из какой‑то бесконечной дали» [26].

Так что море географическое К. Ясперс видел в детстве только урывками: летом, когда ездил туда отдыхать с родителями, а потом и самостоятельно.

Он не родился у моря.

Он не вырос у моря.

Он периодически видел море в детстве, отрочестве и в юности. А в зрелые годы ему довелось жить в городах, которые и вовсе удалены от моря на сотни километров. Моря нет ни в Гейдельберге, ни в Швейцарии.