Записки Дениса Васильевича Давыдова, в России цензурой непропущенные

Ермолов, опоздав однажды к обеденному столу на Каменном Острове, вопреки приглашения высланного придворного чиновника, возвратился домой. Государь, увидав его вскоре после того, сказал ему: «мы сели ранее за стол, по случаю отъезда матушки, но я велел тебя непременно звать».

Ермолов отвечал на это: «я не люблю употреблять во зло чье бы то ни было внимание, и беспокоить кого бы то ни было; так как я знаю, что вы не дозволили бы себе не встать из за стола для того, чтобы меня встретить, я решился уехать». Государь отвечал: «я сделал бы тоже самое».

Ермолов, страдая рожею на ноге в 1821 году, просил однажды государя назначить адъютанта своего, молодого и неимоверно-щедро одаренного природою графа Самойлова флигель-адъютантом; он просил Е.В. сделать это в память службы Потемкина и отца его. Тогда государь отвечал: «ты знаешь, что мне никто не дает адъютантов, а я сам их выбираю, но я сделаю это не для деда, не для отца, а для тебя».

На Терекской линии, недалеко от Ставрополя, находилась шотландская колония анабаптистов-сепаратистов, которая значительно разбогатела продажею овощей. Ермолов, не желая терпеть здесь присутствия этих безнравственных людей, изгнал их и поселил вблизи Волжский казачий полк. Ермолов не разделял мнения графа Тормасова, некогда просившего в видах распространения просвещения, пригласить в Грузию католических миссионеров. Прибывшему сюда члену базельского евангелического общества, Зарамбе, Ермолов сказал: «вместо того, чтобы насаждать слово Божие, займитесь лучше насаждением табака». Основатель лондонского библейского общества Пинкертон, обласканный нашим министром духовных дел, прибыл в Грузию, но Ермолов поспешил его выслать. С 1745 года существовала миссия, имевшая целью обращать в христианскую веру осетин, коих привлекали к тому различными подарками. Эта миссия, которую Ермолов называл конной миссией, сопровождаемая 50 казаками, ежегодно стоила казне 50 000 рублей. Главою миссии был архиепископ Досифей из фамилии Пуркеладзе (принадлежавший некогда князю Эристову); этот архиерей, будучи архимандритом, предводительствовал разбойниками и был ранен. По просьбе Ермолова миссия была вызвана, а Досифей выслан. В 1820 году вспыхнуло в Имеретии возмущение вследствие противозаконных требований нашего духовенства; митрополит Феофилакт [11], человек отлично умный и способный, по приказанию князя Голицына [12] стал требовать у жителей возвращения земель, за 50 лет перед тем розданных им в аренду духовенством. Ермолов громко порицал это, говоря: «я слышу руку вора, распоряжающегося в моем кармане, но схватив ее, я увидел, что она творит крестное знамение и вынужден ее целовать». В отсутствие Ермолова, губернатор Тифлиса Роман Иванович Ховен допустил духовенство обратиться к жителям с этим требованием. Вспыхнул мятеж, митрополит бежал, будучи охраняем двумя ротами; прочее духовенство заперлось в соборе, из которого вышел епископ Софроний (из фамилии князей Цулукидзе) в полном облачении, с крестом в руках, и с трудом усмирил мятеж. Хотя епископ Софроний, напуганный возмутителями, и подписал одобрение их воззвания, но за мужество, выказанное им, впоследствии он был награжден анненскою лентою по ходатайству Ермолова, который приказал вывезти с фельдъегерем двух митрополитов Геннателя и Кукателя.

При предместнике Ермолова, начальник кавказской линии Дельпоццо поселил близ Назрана и реки Сунжи воинственный и враждебный чеченцам народ ингушей, исповедывавших магометанскую веру. Находясь по торговым делам в Тифлисе, некоторые из их старшин приняли христианскую веру. Возвратясь к себе, они увидели себя поставленными в неприятное положение; прочие единоплеменные им ингуши стали их чуждаться. Вновь обращенные выехали на линию и стали просить Ермолова дозволить им вновь обратиться в магометанство, на что он отвечал им: «ступайте в священникам и поговорите с ними». Они вскоре вновь сделались магометанами.

Ермолов просил выслать в Грузию 33 семейства немецких колонистов, хорошо изучивших земледелие; но вместо этого числа, ему прислали 500; один переезд их до Тифлиса стоил казне около миллиона рублей. Ермолов же приготовил на горе близ Мухровани лишь 33 дома; прибывшие немцы были анабаптисты, незнакомые с земледелием, которые менялись между собою женами; 200 из них входили некогда в состав германского контингента Наполеона. Они, не желая подчиняться местным властям, хотели быть под покровительством императрицы Марии Феодоровны; Ермолов потребовал их к себе, и объявил, что если они не дозволят себя наказывать за совершаемые ими преступления, то он немилосердно станет предавать суду виновных. Они, посоветовавшись с своими старшинами, дозволили наказывать тех из них, которых вины будут обнаружены. Вместе с тем Ермолов писал государю: «Прибывшие немцы неспособны к земледелию; переезд их в Грузию стоит весьма дорого, но пусть убыток падет на казну за неосмотрительный вызов иностранцев». Я это знаю от Ермолова, Марченки и некоторых приближенных государя.

Большая часть наших писателей, несмотря на известное к Ермолову неблаговоление Николая Павловича, восхваляли Ермолова в прозе и в стихах. Незабвенный наш А. С. Пушкин посещал его несколько раз в Орле; Ермолов сказал ему однажды: «Хотя Карамзин есть историк дилетант, но нельзя не удивляться тому терпению, с каким он собирал все факты и создал из них рассказ, полный жизни». В ответ на это Пушкин сказал ему: «читая его труд, я был поражен тем детским, невинным удивлением, с каким он описывает казни, совершенные Иоанном Грозным, как будто для государей это не есть дело весьма обыкновенное».

Хотя Ермолов не был никогда облечен властью главнокомандующего, но он присвоил себе права, превышавшие власть этих уполномоченных лиц; он, например, сам назначал начальников на кавказскую линию, в Абхазии и в Дагестане. Оставшись вполне довольным образом действий Шамхала Тарковского, он, священным именем государя наградил его семью тысячами подданных; таким же образом он наградил Аслан-Хана Кюринского — ханством Казикумыхским, заключавшим в себе не менее 15 000 жителей, а Бековича и Татар-Хана наградил обширными землями в Кабарде. Он вместе с тем приобрел для казны почти миллион десятин земли.

Находясь в 1821 году в Петербурге, Ермолов прибыл 30-го августа во дворец для принесения поздравлений государю в день его тезоименитства. Государь, сказавший ему по этому случаю: «ты во всё царствование мое в первый раз на моих именинах», хотел возвести его и Раевского в графское достоинство; Ермолов, не желавший того, громко говорил что оно ни к кому так мало не пристало, как к нему и что он в этом не нуждается. Вследствие этого, указа о том и не последовало. Известный статс-секретарь при Потемкине, Василий Степанович Попов упрекал его за то, что он отказался от пожалованной аренды в сорок тысяч рублей на 12 лет. [13] Ермолов не желал принять от Попова 100 десятин земли в Крыму, которые этот последний предлагал ему; Попов приказал даже выстроить дом для Ермолова, согласившегося принять лишь пять десятин земли. Граф Воронцов, находясь с ним также в коротких отношениях, и зная благоволение императора Александра к Ермолову, предлагал также выстроить ему дом на своей земле; но со вступлением на престол Николая, Воронцов вдруг прервал все свои с ним дружеские сношения и не упоминал более о своем прежнем предложении. Воронцов желал овладеть пограничным ему клоком земли, принадлежащим сыну В. С. Попова, где протекал ручей воды, в которой ощущается вообще большой недостаток в Крыму. Не успев склонить Попова (сына статс-секретаря и бывшего адъютанта Ермолова) к уступке этого участка, Воронцов написал его величеству донос, в коем он называл Попова крайне либеральным человеком. Попов был сослан в Вятку, где и оставался в продолжении нескольких лет. Вследствие просьб Ермолова и других лиц, граф Бенкендорф, воспользовавшись отъездом Воронцова за границу, и убедившись через жандармского офицера в несправедливости обвинений, исходатайствовал прощение Попову, который вскоре после умер.