Махно

стяной кружки, прикованной цепочкой к баку.

Подзатыльник:

– Опять отлыниваешь? – рявкает мастер. – Только бы прохлаждаться!

…Теперь Нестор говорит подручному формовщика:

– Больше клади, а то мастер ругается.

– Куда тебе больше?

– Давай. Вон те давай.

– Да они еще горячие!

– Ничего. Свезу.

И, чуть отъехав, осторожно передвигает пару еще светящихся заготовок к самому краю тележки. Взмахом сбрасывает асбестовые рукавицы на темный цементный пол и дует на ладони.

Медленно толкает тележку, зыркая исподлобья. Рулит к мастеру и, объезжая его со спины, вдруг резко дергает свой груз назад и вбок.

Горячие болванки валятся мастеру на ноги. Тот отпрыгивает и вопит:

– Охренел?!

Нестор смотрит ощерившись. Поединок взглядов. Работяга рядом, поняв, крутит головой: «Ну и ну».

17.

Кабак, и металлисты с получки пьют в кабаке. И Нестор с братьями за столом:

– Две пары чаю, пироги с вишнями и медовых пряников! – командуют половому.

– И графинчик вишневой наливочки, – раздается интеллигентный голос из-за их спин. Это подошел знакомец – Вольдемар Антони. Он подсаживается к братьям и разводит по рюмкам темно-рубиновую влагу.

После очередного графинчика братья теплеют и плывут в мечтательных и бессмысленных улыбках. Антони втолковывает тихо старшему, Емельяну, клонясь к его уху:

– Он спаивает народ и сосет из людей трудовые гроши. А мы на эти его деньги народ освободим! – стукает кулаком.

– Освободим! – икнув, подтверждает Гришка, слушающий сквозь истому и полусон. Средние братья ревнуют к старшему, которому оказывается внимание; Нестор равнодушно пьет чай.

18.

– Лышенько ты мое, ведь отовсюду тебя гонят!.. – причитает мать. – С училища выгнали, над попом ты смеялся. С типографии выгнали, срамные слова ты хозяину напечатал. С заводу выгнали, говорят, мастера покалечить хотел. Куда ж ты пойдешь, куда ж теперь тебя пристроить-то?

– А зачем меня пристраивать? – супится Нестор.

– Да как же зачем-то? В ученье, в люди чтоб вышел…

– Я, может, не во всякие люди выходить хочу…

19.

– Нет, – неловко, но решительно говорит Емельян щеголеватому, при соломенном канотье и пестрой бабочке, Вольдемару Антони. – Не будем мы кабатчика экстра… экспрори…

– Экспроприировать, – светски подсказывает Антони.

– Грабить, короче, не будем! – отрезает Емельян.

– Совесть мучит, что ли? Так это вы награбленное им же – для пользы людей вернете.

– Вот ты и возвращай.

– Я же говорил: вы мне нужны, потому что сам я под надзором. С меня фараоны глаз не сводят.

– Во-во. А нам фараоновы глаза даром не нужны. Ищи дураков!

20.

Бакалейная лавка.

– Хлопчик, ну-ка подмети, вон там, в углу, рассыпано!

– Лестницу подай-ка!

– Сверху вон ту банку достань! Бах, тресь, дзиннь!..

– От байстрюк! От безрукий! Шоб ты сказився! Арбузно – бух! – головой об стенку.

Нестор хватает нож для обрезки шпагата и молниеносно приказчик полоснут по руке – сатиновая рубашка в крапинку окрашивается по разрезу красным.