Вечный юноша

Итак, у cher Клода была секретарша Сюзан. В этом здании было много стекла, стеклянные стены, стеклянные двери во внутренних кабинетах. Директорская дверь была тоже стеклянной, но перед ней находилась комната секретарши с глухой дверью. Cher Клод не любил, когда его беспокоили в его кабинете. Обычно по внутреннему телефону предварительно обращались к секретарше. Но однажды один из служащих, имея какое-то дело именно к секретарше, почтительно и осторожно приотворил дверь, намереваясь вызвать Сюзан, и в дверях замер, через стеклянную дверь директорского кабинета, пораженный «самым неприличным положением», в котором находился директор: cher Клод был погружен в удобное директорское кресло, Сюзана стояла перед ним на коленях и «обрабатывала» ртом и языком директорский член. А он трепал ее кудрявые волосы. Они были слишком увлечены друг другом, чтобы обращать внимание на дверь. Конечно, весть сия мгновенно перелетела из уха в ухо, вероятно, она дошла и до Сюзаны, а, может быть и до cher Клода.

Если бы у Сюзаны не было законного мужа, она, вероятно, презрительно передернула бы плечами — et pourquoi pas? Но, видимо, она сделала то же самое и при наличии мужа. Во всяком случае, ничего в предприятии Varene Freres не изменилось.

Cher Клод так же время от времени благожелательно интересовался трамваями и медведями, а прелестная Сюзан по-прежнему губительно действовала на кадета Козловского.

26.

(Письмо, написанное карандашом — Н.Ч.)

Юрий Борисович!

Вчера С.Н.Боев сказал мне, что вы уже дома. На этой неделе я очень занята. Вчера ходили вечером в театр на МХАТ, смотрели «Идеальный муж», в субботу тоже на «Кремлевские куранты» — ерунда. Играют артисты хорошо, билеты дорогие. Теперь пойдем в четверг на «Три сестры». Выходит, я целую неделю занята. С.Н. говорил мне, чтобы я с вами пошла в магазин покупать костюм. Это нужно заранее договориться. Вы скажите, когда мне придти, и я с вами пойду покупать костюм. У меня работ мало. Работаю потихонечку. Вы как чувствуете себя? Позвоните или напишите Я смогу к вам придти на той неделе. А если вы хотите пойти в магазин, то можно в пятницу или субботу,

Получила письмо и газету на ваше имя, может, через Игоря передам, если он здесь. К папе приехала сестра его с внучкой. С ними тоже надо погулять. Не успела кончить. Поправляйтесь. Вам привет от Тамерлана и папы с мамой.

С приветом, Люда.

P.S. Встретимся и сговоримся с вами.

Из письма Сосинскому

Спасибо большое за «Вопросы литературы». Было очень интересно прочитать статью Ильи Голенищева-Кутузова о Данте — многомудро, но дельно и интересно, и, видимо, со знанием дела.

В самом начале 20-х годов в Белградском университете у проф. (…).В.Аничкова было три ученика — два балбеса: Алексей Дураков и я, а Илья, собственно, и был настоящим учеником, который должен был, сидя на охапке сена у ног учителя, перенять всю его премудрость и шествовать с оным светильником далее. Илья был целеустремлен, упорен в работе и потрясал нас своей эрудицией. Оставаясь поэтом, Илья упорно шествовал к вершинам учености, и нужно сказать, что довольно скоро по «добротности фактуры» перегнал своего учителя. Блок, в дневниках, очень зло и очень уничижительно отзывался об Аничкове. Метко, но не совсем справедливо, потому что не захотел отметить наряду со смешными и отрицательными сторонами одно несомненно ценное качество у этого человека. Это был, я его знал уже стариком, необычайно великодушный и очень благожелательный к людям человек. И по существу, по-настоящему добрый. А я, например, эти качества в человеке считаю далеко не последними. Алексей Дураков, на мой вкус, писал прелестные стихи и во время оккупации (Югославии, где он был учителем словесности в гимназии) погиб, попав в окружение, на партизанском пулемете, расстреляв до последнего патроны своей пулеметной ленты.

В те далекие годы мы были молоды, бесконечно острили и издевались друг над другом, но на всю жизнь я сохранил неизменную любовь к моим друзьям юности. Я искренне рад и горжусь, что у моих друзей оказались весьма незаурядные судьбы. Увы, самой скромной и ординарной оказалась моя собственная судьба. Но (это) не столь важно…

16/ VII Отправил письмо Сосинскому

19/ VII Отправил письмо и 10 фото Братусам

6/ 9 Отправил письмо Братусам с 6 фото.

27.

(Телеграмма от Раисы Миллер: «Звони 17 числа утром комната 432 Рая Ленинград Гостиница Астория»; газетная вырезка «Дом Хемингуэя» Поля Хофмана; статья Ю. Тыссовского «Африканский Маугли» — Н.Ч.).

Корреспонденция:

Москва

Голенищеву-Кутузову, Н.П. Смирнову, П.Л. Вайншенкер, Вл. Б. Сосинскому, Г. Мышецкой, Л.Любимову.

Ленинград

И.В. Братус, Ахаматовой.

Краснодар

И. Прилепскому

Париж

Мамченко, Терапиано, Леве (Бек-Софиеву)

Рае (Миллер)

Могилевскому

22/9 Отправил ответное письмо И. Родионову.

(Фото, где Ю.Б. Софиев и подпись: «Созрели сливы в моем саду»).

28.

(Вырезки из газеты «Русские новости»: «Книжная полка», автор О.К., 28/9 65 г. № 1059, Париж, о книге А.Гингера «Сердце»; о нем же в № 1056 за этот же год, но уже некролог о смерти поэта; Ю.Терапиано «Памяти Александра Гингера» — Н.Ч.).

(Фото-открытка с видом Парижа: Rue du General — Leclers, и письмом от Раисы Миллер: «Помнишь ли нашу главную улицу? Ты поднимался по ней не раз. Налево — магазины (…) — его при тебе не было, и за оградой был большой сад. Как вышли фото? Пришли, пожалуйста. У нас настало лето» — Н.Ч.).

(Вырезка из газеты «Голос родины» № 48, июнь 1965 г.).

А радость там… Лети! Лети!

Виктор Мамченко.

Париж.

В подлиннике:

Чтобы крылатое продолжить дленье.

………………………………………

Переложить на легкое крыло.

И последняя строфа:

Прежде всего, в подлиннике мне не понятно «собою», — это обычное мамченковское «косноязычие», может быть, «сама с собою» (что плохо), но вся строфа пронзительно трагична (с ума сойти!). Образ бьющейся во тьме, отставшей от стаи, большой птицы — образ, вызывающий сочувствие и сострадание — убедителен. И строка «не нужная ты больше певчей рати» звучит вовсе не осуждающе, с горечью незаслуженно-горестной судьбы!

Нужно знать историю этого стихотворения. Виктор говорит о самом себе, о своей судьбе и написаны стихи под впечатлением нашего (моего, Ник. Ник.) отъезда на родину в ноябре 1955 года, под впечатлением нашего расставания на парижском вокзале.