Мой мир

Рядом с нашим домом в Модене Адуа оборудовала себе офис, переделав старые конюшни. Еще раньше я перестроил часть здания под квартиру для родителей, но в нем оставалось еще много свободного места. И вот теперь та часть дома, где расположен офис Адуи, похожа на административное здание фирмы «Фиат». С самого начала с ней работала ее секретарь Франческа Барбиери, сейчас она партнер Адуи. Вдвоем они создали компанию, у которой теперь восемьдесят клиентов: большей частью это певцы, но есть дирижеры и продюсеры. Полагаю, что сейчас это самая крупная менеджерская компания в Италии, представляющая певцов.

Адуа говорила, что ей помогла моя, фамилия. Думаю, что она к себе несправедлива: Адуа ничего бы не добилась, если бы не умела отлично делать свое дело. Даже если бы она была самой госпожой Энрико Карузо, но при этом представляла плохих певцов или не справлялась бы со своей работой, рано или поздно ей бы перестали звонить. Адуа сама создала свое дело, и я ею горжусь.

Иногда за обедом у нас обсуждаются и более серьезные темы, например политика. В наше доме в Пезаро за столом всегда бывает много иностранцев, и вот летом 1994 года все они только и говорили о нашем президенте Берлускони, которому иностранная пресса уделяла в то время столько внимания. Я отвечал, что когда Берлускони на выборах выставил свою кандидатуру, то произвел на меня сильное впечатление: он показался мне человеком энергичным и работоспособным. Я всегда считал эти качества типично американскими, а не итальянскими. Кроме того, трудно было не заметить его успехов в делах. Нельзя также отрицать, что Италии необходимы большие изменения в работе правительства.

Берлускони и его сторонники пришли к власти благодаря его избирательной платформе — платформе перемен. Люди в его окружении заявляли: «Да, да. Нужны перемены. Мы тоже этого хотим». Их избрали. Но когда они, благодаря Берлускони, добились власти, то сразу дали ему понять, что вовсе не заинтересованы ни в каких переменах. Но увидев, что он настроен решительно и действительно собирается многое менять, эти люди стали выступать против него, тогда ему пришел конец.

Я всегда обращаю внимание американцев на то, что, когда у Берлускони начались сложности, в Соединенных Штатах многие тоже были против президента Клинтона. Но между американской и итальянской политическими системами огромная разница. Мы в Италии очень легко можем сменить собственного президента, а в Америке досрочно его почти невозможно свергнуть. Американцы дают своему президенту время утвердиться, а в Италии не так. Достаточно одной забастовки — и президент покидает свой пост. Со времени окончания второй мировой войны в Италии сменилось пятьдесят два правительства.

…В тот августовский день было слишком жарко, чтобы за столом говорить о политике. Да я уже и так наговорился о ней с Чезаре. Сытый и довольный, я глядел на заполненный людьми пляж. Мне нравится наблюдать за тем, как люди отдыхают. Как-то меня спросили, почему я не отдыхаю где-нибудь в более тихом, более оторванном от цивилизации месте? Почему после целого года суматошной и напряженной жизни, когда меня окружают сотни людей, мне не хочется на время спрятаться подальше от них? Почему бы не уединиться в домике где-нибудь в горах или на острове, где нет никого на целые мили вокруг?

Нет, такое не для меня. Мне нравится здесь, на моей горе, в некотором отдалении от людей, в спокойной обстановке собственного дома. Здесь я могу видеть и слышать окружающую жизнь совсем рядом — внизу, на пляже. Вверху, на моей террасе, тихо и мирно, но снизу всегда доносится приглушенный шум голосов, иногда крики играющих в мяч или вопли бросаемых в воду — радостные, веселые звуки, которые всегда сопутствуют людям на отдыхе. Живя в Пезаро, я почти не слушаю музыки, разве иногда, когда работаю с молодыми певцами. Голоса, доносящиеся с пляжа, счастливые, звонкие, для меня лучшая музыка (по крайней мере, один месяц в году). Я похож на человека, который долгое время ест жирную пищу и пьет хорошее вино. Ему это нравится, но раз в году он должен поехать на минеральные воды в Монтакатини, чтобы промыться.

С тех пор как я приобрел этот дом в Пезаро, городские власти расширили пляж, из огромных камней построили волнолом длиной в восемьдесят метров. Мне видно, как с прибрежных скал ныряют Мальчишки, и я говорю вслух:

— Как хочется спуститься туда и поплавать, как эти ребята. Но я не могу.

Дино понимает, что я имею в виду, и отвечает:

— Да нет, Лучано, можешь. Я отвезу тебя на лодке в какое-нибудь уединенное местечко. Тебе там никто не помешает.

— Ты уверен? И не будет никаких поклонников? Не будет туристов с камерами с телескопическими насадками, чтобы поймать в объектив это ужасное тело? Ты гарантируешь?

— Обещаю, — отвечает Дино. — Там никого не будет.

— А крупный тунец не клюнет на меня?

— Не беспокойся. Я знаю подходящее местечко.

В этот день Дино был занят. Но через несколько дней мы отправились с ним на моей лодке подальше от людей, далеко за мол. Это было именно то, что мне Дино и обещал, — совершенно уединенное местечко! Я плескался в воде целый час, просто чудесно! Ни фотографы, ни тунцы мне не помешали…

Окончив трапезу, мы обычно еще долго сидим за столом, попивая кофе или минеральную воду, едим фрукты. Если я считаю, что уже достаточно долго соблюдал диету, то могу пойти на кухню и принести немного мороженого «Хаген Даз». Когда Билл увидел его в первый раз, он был удивлен и спросил:

— Ты привез его из Нью-Йорка?

— Извини, — отвечал я, — но сейчас его можно купить и в Италии.

Я считаю, что это самое вкусное мороженое в мире. Уж я-то разбираюсь в этом…

Мои домашние начали расходиться из-за стола. Я понял, что и мне пора: прошел метров пятнадцать до своего гамака, что висит между двумя деревьями у дальнего края террасы. И будь за столом у меня даже сам президент Франции, пришло время вздремнуть. Ложусь в гамак и засыпаю. Сквозь сон слышу крики играющих на пляже детей…

Глава 18: КОНЕЦ ЛЕТА

Итак, после обеда я обычно отдыхаю — сплю в гамаке час или два. Как хорошо проснуться на террасе, когда послеполуденное солнце заливает пляж внизу, под горой!

Было очень жарко — не помню, когда еще было так жарко, — но с моря дул бриз. Лариса, увидев, что я проснулся, принесла мне холодной минеральной воды и сказала, что три девушки-японки ждут в такси у ворот. По переговорному устройству они объяснили, что приехали из Токио с подарком для маэстро Паваротти. Можно ли им войти и вручить его мне?

Возможно, они и приехали из Токио, но уверен, что не только для того, чтобы увидеться со мной. Конечно, они будут осматривать Рим и Флоренцию, пока находятся в Италии. Я сказал Ларисе, чтобы она их впустила.

Девушки оказались милыми и очаровательными. Они вручили мне кимоно из шелка замечательной расцветки, которое сшили для меня в Токио. Я был очень тронут, а когда его примерил, то удивился, что оно оказалось мне впору. Японцы ведь такие молодцы — возможно, они использовали компьютер, для того чтобы измерить мои ужасные габариты по изображению на телеэкране.

Друг, живущий на побережье в Фано, позвонил мне и сказал, что они выходили в море и поймали тунца весом около двух центнеров. Я не поверил этому и сказал Биллу, что мы сможем поработать над книгой потом, а сейчас необходимо поехать и взглянуть на рыбу. Мы сели в мой «мерседес» и за пятнадцать минут доехали до Фано. Там в порту стояло много рыболовецких судов, но я поехал прямо к докам.

Когда мы подъехали к месту, которое назвал мне мой друг, там вокруг подвешенной за хвост рыбы уже стояла небольшая толпа. Рыба была огромная — около трех метров длиной — и очень красивая. Мы все сфотографировались на ее фоне. Чуть позже друг привез нам домой большой кусок тунца — это была часть хвоста. Анна нарезала розовое мясо тонкими ломтиками и подала его сырым с соусом «песто». Это было восхитительно.