Великие химики. Том 2

Он был человеком экспансивным, наделенным неуемной фантазией. Каждый раз ему хотелось немедленно найти объяснение научным фактам, и он засыпал Оствальда всевозможными догадками, но тот принимал эти гипотезы критически и противопоставлял доводам Аррениуса свои. По сути дела, любой их разговор превращался в диспут, в ходе которого они постепенно приходили к какому-то единому решению. Их беседы, начало которым было положено еще на вокзале в Упсале и которые продолжались во время частых совместных прогулок, нравились обоим, потому что польза этих споров была очевидна.

В Швеции Оствальд встретился с самыми известными учеными — физиками и химиками. Все они считали теорию Аррениуса абсурдной и с недоумением восприняли позицию Оствальда, который встал на ее защиту.

Так был создан «союз ионистов». Пока в него входили только два представителя. Через несколько лет их станет уже трое.

Аррениус получил разрешение на стипендию и начал работу у Оствальда. Они настолько сблизились, что вскоре Аррениус стал почти членом семьи Оствальда. Ученые продолжали работать и дома. Обычно по вечерам Оствальд читал новые статьи и просматривал последние номера научных журналов. Одна из статей взволновала его. Он придвинул лампу и еще раз перечитал статью. Потом встал и долго ходил по кабинету.

«Это второй мой конкурент, который выходит на целину физической химии. Нет, нет, не конкурент! Он будет моим соратником, этот талантливый голландец».

Он тут же написал письмо Вант-Гоффу, а через несколько месяцев отправился в Голландию, чтобы лично познакомиться с тем, кто стал третьим «ионистом». Теперь этот триумвират мог смело выйти на поле боя. У электролитической диссоциации появились надежные защитники.

Независимо от того, что почти все крупнейшие химики и физики были против «ионистов», достижения Оствальда и то впечатление, которое он оставил при встречах в Лейпциге, были высоко оценены — Оствальд получил приглашение занять профессорское место в Лейпцигском университете.

Работать в Германии, рядом со многими выдающимися учеными было его сокровенной мечтой. Поэтому, когда министр культуры спросил, согласен ли он принять это предложение, Оствальд без колебаний ответил: «Спросить меня об этом, все равно, что спросить сержанта, желает ли он стать генералом. Разумеется, да!» Переехать из Риги в Лейпциг оказалось не так-то просто: чтобы поменять русское подданство на немецкое, нужно было получить специальное разрешение и оформить массу документов. Наконец все было улажено, и поздней ночью 25 сентября 1887 года семья Оствальдов приехала в Лейпциг. Первые дни они провели в гостинице, а потом поселились в просторной служебной квартире. Как много здесь было комнат! Сначала некоторые из них даже пустовали, но потом каждая получила свое назначение: одна из больших комнат превратилась в музыкальный салон и приемную, другая — в столовую. Сюда раз в месяц Оствальд приглашал своих студентов на ужин. В доме собирались молодые люди разных национальностей — немцы, французы, англичане, итальянцы, были даже африканцы и японцы. Они приезжали в Лейпциг, привлеченные успехами Оствальда в новой науке — физической химии [324]. Его называли русским профессором и глубоко уважали, но близких друзей у него было немного. Может быть, зависть, это недостойное, но свойственное некоторым ученым чувство, завладело сердцами его коллег? Л завидовать было чему. Число его сотрудников росло необычайно быстро. Начав работать с двумя ассистентами — Сванте Аррениусом и Вальтером Нернстом, — он вскоре сумел привлечь к исследованиям Эрнста Бекмана, Джемса Уолкера [325], Макса Ле Блана [326], Георга Бредига, Герберта Фрейндлиха [327] и многих других. С 1887 по 1906 г. в лаборатории Оствальда сотрудничало более шестидесяти ученых, большинство из них впоследствии стали профессорами, у них появились свои проблемы, но исследования в области физической химии продолжали вести Аррениус в Швеции, Нернст в Берлине, Уолкер в Англии, Бредиг в Карлсруэ.

Какие славные это были времена! К Оствальду стремилась талантливая молодежь со всех концов мира. Все работали с энтузиазмом и с любовью к науке. Все эти молодые люди составляли одну большую семью — семью физико-химиков. Их общение не ограничивалось работой в лаборатории, они были неразлучны и во время воскресных экскурсий, и на веселых ночных пирушках. А рождественские праздники! Оствальд никогда не забудет эти милые торжества. Хотя известно, что рождество — праздник семейный и все встречают его обычно в кругу семьи у рождественской елки, студенты решили праздновать в лаборатории университета. Разумеется, Оствальд — патриарх этой большой семьи — должен был быть с ними. Но какое торжество могло обойтись без хлопот Ханхен? Она проявила все свое мастерство и приготовила роскошное угощение.

Лаборатория была неузнаваема. Покрытый фильтровальной бумагой, лабораторный стол сверкал безупречной чистотой. В бокалах искрился пунш, приготовленный в большой дистилляционной колбе. Нарядная елка сверкала разноцветными огнями.

Когда Оствальд, сопровождаемый супругой и детьми, вошел в лабораторию, студенты все как один встали и дружно запели. Потом бросились поздравлять своего любимого профессора.

— А сейчас настало время для моего сюрприза, — сказал Оствальд, и глаза его заблестели. — Чтобы этот вечер остался памятным для всех, я решил сделать вам весьма необычный подарок. Я подарю вам несколько часов, которые вы проведете в обществе великих людей, посвятивших свою жизнь науке.

Студенты слушали его, изумленные и радостные. А Оствальд продолжал:

— Сегодня у меня в гостях мои близкие друзья и сотрудники — Уильям Рамзай, Сванте Аррениус и Якоб Генрик Вант-Гофф.

Восторженные возгласы и рукоплескания заглушили его слова. Грета подбежала к двери и широко распахнула ее.

— Прошу вас, друзья, за стол!

В лабораторию вошли Рамзай, Аррениус и Вант-Гофф. Студенты снова запели. Потом начался торжественный ужин. А когда насытились желудки, пришла очередь дать пищу и разуму. Все уселись вокруг елки.

— Предлагаю каждому из наших гостей рассказать что-либо интересное из своей жизни, — сказал Оствальд, усаживаясь поудобнее. — Первым попросим профессора Рамзая.

Рамзай несколько минут смотрел на трепещущее пламя свечей, а затем начал свой рассказ. На чистейшем немецком языке он поведал историю открытия гелия и его выделения из минерала клевеита. Потом настала очередь Вант-Гоффа и Аррениуса. Да, это были подлинные творцы новой науки — физической химии. Слушая, затаив дыхание, рассказы великих ученых, молодые люди втайне мечтали о том времени, когда и они смогут сказать свое слово в науке.

Там, где работал Оствальд, постоянно горел огонь научного поиска. Исследования в Лейпциге получили грандиозный размах. Сразу после переезда из Риги Оствальд продолжил вместе с Аррениусом изменения, связанные с электролитической диссоциацией. Надо было изучить свойства кислот, щелочей, солей, установить закономерности, которым они подчиняются. Отдельные частные проблемы изучали и студенты старших курсов — это были их диссертационные работы. Некоторые вопросы Оствальд решал только сам. Так, например, исследования электропроводности кислот, начатые им еще в Риге, привели к установлению закона разбавления, который позднее стал известен как закон разбавления Оствальда [328].

Еще более плодотворными были исследования каталитических процессов [329]. Случайно, из разговора в министерстве, Оствальд понял, что одной из основных проблем для Германии является проблема селитры. Чилийская селитра была дорога и ее поставки ненадежны, а кроме того, селитра — стратегическое сырье, она необходима для изготовления взрывчатых смесей. Нужно было организовать производство отечественной селитры.