Денис Давыдов

«Давыдов задумал изложить систематически правила и способы ведения партизанской войны и представить книгу на Высочайшее рассмотрение. Новизна и важность рассматриваемого предмета казались автору вполне заслуживающими внимания Государя и побуждали Давыдова не раз обращаться с просьбой к Закревскому похлопотать о том, чтобы „Опыт о партизанской войне“, переданный автором Д. П. Бутурлину для вручения через князя П. М. Волконского Государю, достиг своего назначения. В одном из таких писем Закревскому Давыдов, между прочим, говорит: „Никто еще не писал об употреблении легких войск, как я писал в известном тебе ‘Опыте’, и все, которые читали его, уверяли меня, что он достоин Монаршего воззрения, особенно в такое время, как мир даст нам время привесть все части в порядок“. Однако, вероятно, вследствие резких выходок Давыдова против некоторых участников Отечественной войны, Волконский медлил представлением этого сочинения государю, что выводило из себя нетерпеливого автора…» [398]

Следует уточнить, что генерал от инфантерии князь Петр Михайлович Волконский возглавлял Главный штаб его императорского величества, флигель-адъютант полковник Дмитрий Петрович Бутурлин состоял при князе в адъютантах и что без указаний государя в России тогда ничего не делалось. Боевой друг генерал-майор Арсений Андреевич Закревский, как мы уже говорили, исполнял обязанности дежурного генерала Главного штаба.

«Такое отношение к Давыдову, как военному человеку с известным служебным положением и как автору, конечно, было крайне неприятно для его самолюбия, которому к тому же был нанесен сильный удар письмом барона К. Ф. Толя: 29 мая 1819 г. он писал, что государь соизволил поручить ему (Толю) „сочинение правил о службе на передовых постах и вообще во всех малых отрядах“, и по этому поводу просил Давыдова, как знающего и опытного „по сей части“, снабдить его одним экземпляром сочинения партизана, которое немало облегчит его труд и поможет с лучшею пользою исполнить возложенное на него Высочайшее поручение…

Денис Васильевич очень деликатно ответил обещанием прислать экземпляр и не без иронии прибавил: „Правда, я написал нечто об отрядах, где отстранив все то, чему учатся опытом, а не на бумаге, первый изложил стратегические правила партиям и согласил действие их с действием главной армии, — вот мысль, которую не хотелось мне видеть в чужом сочинении“ и потому… просил все заимствованные у него места отмечать: из сочинения партизана Дениса Давыдова…» [399]

Генерал-лейтенант барон Карл Федорович Толь, блистательный генштабист и отважный боевой офицер, любимый ученик М. И. Кутузова в кадетском корпусе, отмеченный А. В. Суворовым во время Швейцарского похода, генерал-квартирмейстер при 1-й Западной армии в 1812 году, был бесконечно далек от всякой «партизанщины» и «иррегулярности». Какие там «малые отряды», если он давно уже мыслил в масштабах армий?!

Отношение «верхов» к Денису Васильевичу казалось оскорбительным. А вроде совсем недавно была Отечественная война, и люди жили по-иному, и отношения между ними были совершенно другими… Теперь следовало привыкать к новым реалиям. Вернее, приспосабливаться к ним. Легко ли это было человеку, живущему памятью о войне и понимающему, что его уникальный боевой опыт непременно будет востребован в каких-то будущих кампаниях?

Историк, назвавший «Опыт теории партизанских действий» важнейшим из сочинений Дениса, прозорливо констатировал: «Действительно, для нас, русских, партизанская война всегда будет крайне необходима» [400].

Давыдову пришлось жертвовать своим самолюбием во имя высшей идеи, перекраивать текст, вносить исправления, подсказанные друзьями, — в особенности в тех местах, где он, по собственному своему признанию, «занесся», а затем передавать второе, как это сейчас официально пишется, — «исправленное и дополненное» издание книги Александру I. В результате того «в его (Давыдова) бумагах сохранилось подлинное извещение начальника Главного штаба Е. И. В. князя Волконского от 9 января 1822 года о том, что Государь император благодарит его за присланный им Его Величеству экземпляр сочинения его о Партизанской войне» [401]. Тем вроде бы все и ограничилось, хотя то, что написал Денис Васильевич, — это в полном смысле слова серьезнейшая военно-теоретическая работа, а отнюдь не мемуары, автор которых предлагает за образец собственный опыт, пусть даже и уникальный… После издания такой книги имя Давыдова в России (да и не только!) должно было стоять в ряду с именами Клаузевица ^{141} и Жомини. Однако все ограничилось благодарностью от государя за присланную книгу.

Но вот — реакция современника, боевого офицера, то есть одного из тех, кому именно адресовалась книга — гвардии капитана Ивана Бурцова, написавшего Давыдову письмо:

«Русская военная литература, как известно Вам, богата только фронтовыми уставами и прибавлениями к оным; следственно, приходится питать наставления по ремеслу нашему в сочинениях чужеземных. Я покорялся сему закону, хотя с великим негодованием: читал много, и утвердительно могу сказать, что ничего близкого, похожего даже на ваше произведение, не знаю…

Но я показал Вам точку, с которой смотрю на Опыт теории партизанского действия. Это подарок Русской армии; дань Европейскому воинству; творение равно славное и для языка и для народа Русского. Это в другом роде: Опыт теории о налогах Тургенева, коим не похвалится ни одна чужеземная литература. Тому воздавать будут хвалы политики, доколе не обрушатся столпы государственных зданий, — этому будут возносить благодарность воины, пока люди не перестанут точить штыки и отпускать сабли для гибели нарушителей покоя!

Вот, Милостивый Государь, мнение о творении Вашем соотечественника, в коем бьется сердце для славы, для блага России!..» [402]

К известному давыдовскому другу Иван Григорьевич никакого отношения не имел. Он был адъютантом генерала Киселева и состоял в Союзе благоденствия. В январе 1826 года, уже полковником, Бурцов был арестован, три месяца отсидел в крепостях и был направлен на Кавказ, в войне с турками командовал Херсонским гренадерским полком, был награжден орденом Святого Георгия IV класса, получил в апреле 1829 года генеральские эполеты, а через три месяца был смертельно ранен в бою при Байбурте — в возрасте тридцати трех лет.

Такие люди уже шли на смену Давыдову и его поколению — офицерам и генералам Наполеоновских войн. В 1814 году Бурцов был только прапорщиком, хотя и заслужил уважаемый боевой «Владимир с бантом»…

Ну а Денис Васильевич, фактически оставленный не у дел, занялся своими личными делами. Он «поселился в Москве в собственном, им купленном доме на Знаменке. Покупка этого дома обнаруживает вполне военную беззаботность и доверчивый характер моего отца. При осмотре его продавец тщательно старался не допустить его в одну комнату, ее потолок грозил ежеминутным падением. Отец мой поддался на означенную тактику продавца и не полюбопытствовал даже войти в нее. Несмотря на советы моей матери, совершил купчую и весьма довольный, немедленно переехал в дом. Он сделал из этой комнаты свой кабинет и беспечно жил там, все ожидая, когда потолок упадет» [403].

«Он отдался хлопотам по устройству собственных дел: купил дом в Москве, в Знаменском переулке, в котором жил с семьею по зимам, летние же месяцы проводил сначала в своем подмосковном селе Приютове, а потом в с. Мышецком, которое купил в 1822 г., после продажи первого за 118 тысяч. Отсюда он ездил осматривать взятое за женою в Симбирской губернии (Сызранского уезда) имение — Верхнюю Мазу, в котором впоследствии жил в последние годы жизни. Кроме того, у него еще было имение в Бугульминском уезде Оренбургской губернии, в котором было 402 души крестьян и винокуренный завод» [404].