Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

17 января — 70-летие Пономарева. Герой соцтруда. Наши поздравления. Подарок — «Собрание его сочинений» с 1931 года. Речь Загладина. Ответ Б. Н.'а. Впервые видел его растроганным, утирал глаза платком. Говорил о «народе», что мы тоже часть народа.

С 20 по 23 января — Берлин. Загладин, я, Шахназаров. С другой стороны — Аксен, Марковский, Малов и др. Поскольку они принимают Рабочую группу, надо было согласовать тактику. Также — о чилийских делах: КПЧ-СПЧ. Альтамирано. Пленум СПЧ в Берлине, который немцы, конечно, подслушали. Социалисты все больше хотят забрать под себя движение освобождения в Чили. Тейтельбойм — рохля. Подсчет ошибок, и кто виноват?

Социалисты ориентируются на точку зрения Фиделя Кастро, который почти публично заявил, что какая бы помощь ни была оказана Чили, поражение было неизбежно. Это корреспондирует с тем, о чем я докладывал во время своей поездки в Чили осенью 1972 года, со слов лидеров социалистов: «если мы не вооружим народ, а вы не дадите нам оружия, мы погибнем. Без гражданской войны революция дальше развиваться не может». Радригес за обедом в Роорадеро сказал: «Мы знали, что они неизбежно завалятся и поэтому заранее закупили побольше их великолепного вина». Это говорится в шутку, хотя и как не подлежащее обсуждению и сомнению.

Сейчас Альтамирано ведет дело, видимо, к вооруженному сопротивлению. И КПЧ ему только помеха, либо — подсобная сила. Но гегемонию он ее никогда не признает, поэтому он и «единство» понимает не «по-нашему».

Haus an der Schpree… Ужин в избе. Ужин в Потсдаме, т. е. поездка туда поздно вечером, за 150 км. вокруг Берлина. Невероятная затея по-немецки.

Приемный обед с Хоннекером. Производит впечатление компетентного и очень верного нам человека. Но знающего, что он лучше бы вел дела с западными немцами, чем мы сами, если бы ему дали в этом отношении, если не свободу, то хотя бы длинный поводок.

Уровень и характер приема (почти что, как членов ПБ КПСС) объяснялся тем, что накануне немцам был сделан «втык», согласованный вроде с Брежневым, но затеянный Громыко. Дело в том, что ГДР'овцы разработали план сотрудничества с ФРГ — «11 пунктов», в том числе постройка автобана на Гамбург, Бельтов-канала и проч. экономические вещи в основном за счет кредита ФРГ. Все это, естественно, заблаговременно было согласовано с нами. Туда даже ездил по этому делу зав. отделом МИД'а Бондаренко. Однако, то ли он не доложил во время (хотя, впрочем, я сам видел шифровку из Берлина, где Хоннекер докладывал Москве об этих всех намерениях), то ли была сознательная провокация со стороны Громыко, Русакова и примкнувшего к ним Блатова, чтоб, воспользовавшись случаем, «напомнить немцам, кто они есть, и если они хотят проводить общую с нами политику, то пусть проводят нашу политику», — так или иначе Громыко затеял втык. И немцам уже до нашего приезда было дано это понять.

Поэтому, принимая нашу делегацию (которая никакого отношения к этой истории не имела), они всячески хотели показать, что тут происходит какое-то недоразумение. Надо сказать, мы держались (в том числе Шахназаров, который, как и его шеф Катушев были против всей этой затеи) — так же: всячески подчеркивали, что ничего не происходит и «дружба наша крепка, как никогда». Шифровку по нашим делам мы тоже составили с подтекстом, из которого следовало, что подозревать немцев в нелояльности глупо и смешно, вредно. Кстати, Громыко продержал ее три дня и, казалось, вообще не выпустит по большой разметке. Однако выпустил, но не раньше, чем было подписано решение — немедленно пригласить Аксена, Марковского и нового МИД Фишера в Москву и произвести задуманную операцию внушения.

И в самом деле — они появились в Москве через день после нашего возвращения из Берлина. У меня было отвратительное чувство: не заподозрили ли они нас в том, что мы подлили масла в огонь громыкинской провокации.

Шахназаров потом рассказывал, что встреча (с нашей стороны Громыко, Катушев, Блатов, Русаков) прошла «жестко». Их трепали и фактически отменили все их «11 пунктов», несмотря на разумные объяснения Аксена и на его ссылки на то, что «все ведь было с вами заранее согласовано».

По докладу нашего посла, отчет Аксена на ПБ СЕПГ прошел «формально»: «общая точка зрения и полное согласие с советскими товарищами». Ни об атмосфере московских переговоров, ни об их результатах он ничего не сказал. Оказывается, Хоннекер приказал всей делегации, ездившей в Москву, молчать под угрозой потерять партбилет.

29 января мой триумфальный доклад на теоретической конференции аппарата ЦК, в большом зале. «НТР и противоречия капитализма».

31 января — 6 февраля — налет на Кубу.

Дополнение к памятке Брежневу для Вильсона — о Португалии (чтоб не подталкивали социалистов к расколу с коммунистами. Исторические образцы последствий этого).

Замечания к проекту речи Брежнева на обеде с Вильсоном. Шифровки, шифровки, бумаги. Ответ Кадару — в связи с тем, что ЦК ВСРП разослал парторганизациям закрытое письмо по поводу повышения нами цен на нефть. Довольно злое, по нашей оценке — вполне «националистическое письмо»: теперь на случай любых завалов в экономике виноват все равно будет Советский Союз, который даже не посчитался, что у «нас на носу съезд и что новый пятилетний план был уже сверстан».

Совещание у Б. Н., плюс Катушев, Загладин, Шахназаров, Брутенц — о предстоящем в Праге в марте совещании секретарей по международным вопросам (координация внешнеполитической пропаганды). Я определен на это мероприятие, особенно на доклад Б. Н. там, в Праге. Это теперь, конечно (!), самое главное.

Совещание у меня с ребятами, которым предстоит сочинять доклад Пономареву.

Краткий утренний отчет Б. Н.'у о Кубе: мало, что его интересовало. И он все время меня перебивал вызовами своего секретаря по пустякам.

Прочитал донос Кроликовского (зам. МИД ГДР) на Хоннекера, членов Политбюро СЕПГ, других деятелей. Вот сволочь! Я бы такие бумаги возвращал в ГБ соответствующей страны, тем более, что всё — на «личных впечатлениях», а не на фактах. Да и откуда могут быть эти впечатления о Политбюро и отношениях внутри него у чиновника МИД'а, как не из рассказов брата В. Кроликовского, которого недавно выставили из Политбюро.

Куба. Шахназаров — Дарусенков. Полет в ночь. Сарай- транзитный аэропорт в Касабланке. Марокканцы. 10 часов над ночным океаном. Встреча в аэропорту. «Резиденция» — оазис на окраине Гаваны, где год назад помещался Брежнев. Переезд в Voradero — курортная зона в 150 км. от столицы. Современные дороги. Пальмы с «железобетонными столбами». Бунгало. Комары, пляж, канадцы-туристы.

Гавана — город без витрин магазинов. Испанская и американская часть города. Фидель: «Гавана в последнюю очередь. Мы строим не фасад, а новое здание».

2 февраля: Рауль Кастро, Карлос Рафаэлес Родригес, Рауль Вальдес. Беседа в ЦК. Наша главная задача — согласовать европейскую конференцию компартий с латиноамериканской конференцией КП, которая состоится в Гаване в мае.

Опять разрыв, потому что в основном работаю в Серебряном Бору. Дома почти не бываю. Доклад для Б. Н. в Праге — совещание секретарей ЦК по внешнеполитической пропаганде и идеологии соцстран. Очередное после московского в декабре 1973 года, перед которым мы тоже сидели в Серебряном Бору. Плюс всякие «совместные» документы (проекты), которые будут приняты для ради координации. Их должны представлять чехи, но готовим, как и все прочее, мы.

Загладинскую диктовку мы использовали, но убрали пережимы по части разоблачения наших капиталистических партнеров по разрядке. Он недавно вернулся из Берлина с Рабочей группы по подготовке конференции компартий под впечатлением (а его политическая философия часто определяется последней конфиденциальной беседой с каким- нибудь западным деятелем). На этот раз «впечатление» было от того, что французы, итальянцы, испанцы и др. говорили на Рабочей группе. Разрядка для них (для КП на Западе), — не только плюс, но и минус. Она укрепляет авторитет правительств, с которыми мы боремся как с классовой враждебной силой. И нам нужна-де «компенсация». Таковой Загладин считает, может быть, ужесточение капиталистических порядков во Франции, ФРГ…