Батальоны идут на запад

О войне после войны

Быстро бежит время. Вот оно отсчитало новую памятную дату - 40 лет со дня победы в Великой Отечественной войне. Постарели ветераны. Редеют их ряды. И жаль, что о многих из них до сих пор не рассказано в книгах.

Недавно в Москве на Выставке достижений народного хозяйства встречались ветераны бывшей 105-й гвардейской стрелковой Венской краснознаменной дивизии. В этот день здесь часто звучало одно слово: "А помнишь?" И шли воспоминания...

Мы обратили внимание на одиноко стоявшего в стороне человека: небольшого роста, лицо худощавое, задумчивое, на груди - ордена и медали. Мы направились к нему. Тронулся с места и он. Идет медленно, прихрамывает, опирается на трость, да и левая рука что-то не подчиняется. Но вот, опередив всех, подбежал к незнакомцу майор Василий Черноиванов, подвиги которого были известны далеко за пределами дивизии. Он взволнованно обнял ветерана, долго целовал, а когда отпустил, вытер слезы и начал рассказывать:

- Это Андрей Васильевич Зобнев, человек, воскресший из мертвых. Если бы не он, не присутствовал бы я сейчас на этой встрече, не был бы с вами... Было это в Австрийских Альпах. Взвод автоматчиков, которым я командовал, действовал в передовом отряде. Мы спешили захватить командную высоту. Нам оставалось преодолеть последнюю траншею фашистов, до которой было всего несколько метров. Но каких метров!? Местность Каменистая, открытая. Огонь противника не давал поднять голову. Бойцы взвода залегли. Нам хорошо были видны стволы вражеских пулеметов и автоматов, торчащие из окопов и амбразур дзотов, мелькающие каски фашистов. Лежать долго рядом с противником на открытой местности было нельзя. Уже кого-то ранило, кто-то звал санитара. Я поднялся во весь рост и бросился в атаку. Все бойцы взвода как один последовали моему примеру, ведя огонь из автоматов и пулемета. Фашисты вынуждены были принять рукопашный бой. В ход пошли сначала гранаты, а потом штыки, ножи, саперные лопаты.

Рядом, стараясь обогнать меня, бежал Андрей Васильевич. Мы с ним первыми ворвались в траншею, уничтожили вражеский пулемет с расчетом - пять или шесть гитлеровцев. Но не успел я как следует осмотреться, как из-за изгиба траншеи показалась группа фашистов. Первым гитлеровцев заметил Андрей. Он бросился вперед, наперерез фашистам, прикрывая меня своим телом... Швырнул гранату. Но в это время с противоположной стороны траншеи последовала длинная очередь. Шесть пуль пронзили тело Андрея Васильевича. Он упал, потеряв сознание. Я остался невредим. Взвод, овладев позициями противника, быстро продвигался вперед.

О судьбе Зобнева я узнал позже. Родился Андрей Васильевич в деревне Зубовка Саратовской области. В семье кроме него было еще три брата и три сестры. Андрей был старшим. В тяжелом голодном 1922 году умерли отец, мать и старшая сестра Андрея. Восьмилетним мальчиком пошел он в работники к местному кулаку. Когда началась война, Андрей Васильевич был рядовым колхозником. В 1941 году почти одновременно ушли на фронт два брата и старшая сестра Андрея. Братья погибли, освобождая Белоруссию, сестра - в Польше.

Тяжело было Андрею Васильевичу после войны. Давали знать о себе раны, часто приковывали к постели. Но Зобнев в меру своих сил всегда оставался и продолжает оставаться в строю.

Черноиванов умолк. Далее продолжал рассказывать Андрей Васильевич Зобнев. Говорил он медленно, тихо, волнуясь. Чувствовалось, что воспоминания даются ему с трудом.

- Любили мы своего командира, Василия Черноиванова. Смелый он был, заботливый, рассудительный. Когда я увидел, что ему грозит опасность, крикнул: "Старшой, убьют!" Но командир не услышал меня, и я, не думая об опасности, бросился между Василием Никитовичем и фашистами. Я очень хорошо видел, как немецкий офицер, припав на одно колено, приподнял свой автомат, целясь в Черноиванова. Помню, бросил я в сторону противника одну или две гранаты, крикнул: "Командир, пригнись!" Потом почувствовал толчки - в руку, плечо и левую ногу. Боли не было. Видел, как из ран через обмундирование начала сочиться кровь. Силы меня покинули, я упал. Стало тихо, казалось, что стрельба прекратилась. Очнулся в медсанбате, трое суток был без сознания. Затем долго лечился. Родные считали меня погибшим. Вернулся в Москву инвалидом. Спасая своего командира, на риск я шел сознательно. Уверен, что так поступил бы каждый солдат нашего взвода. Ведь мы советские люди.

- Андрей Васильевич, а страшно было? - спросил стоявший рядом молодой солдат-десятник.

- Страшно, - ответил Зобнев. - Но ты сумей не потерять голову. Сохранишь спокойствие - твое счастье, нет - гибель, может, не только для тебя, но и для твоих товарищей. Запомни это твердо. В бою думай не о том, что тебя могут убить, а о том, как уничтожить противника. Удалось тебе уничтожить врага значит поработал хорошо. После схватки с врагом постарайся возможно полнее восстановить пережитое, разберись в технологии боя. Практика боя заставляет критически пересмотреть многое, увидеть, насколько удачно ты выбрал позицию, как маскировался, как метко стрелял или быстро и незаметно подбирался к врагу... Бой - наука сложная. Голова в любой обстановке должна быть холодной, а ум расчетливым. Погибнуть - заслуга небольшая. Выжить самому и спасти другого - вот мудрость любой военной профессии.

- Андрей Васильевич, - обратился кто-то из ветеранов, - как вам удалось захватить фашистское знамя?

- Дело было в Венгрии. Я и рядовой Давыдов получили приказ пойти в разведку, захватить и доставить в штаб пленного. Ночь - хоть глаза выколи. Благополучно преодолев передний край, добрались мы до населенного пункта. Считалось, что там, на огородах, должна была быть минометная батарея. А ее и в помине не было. Задача оказалась невыполненной. Но без пленного нам возвращаться было нельзя. Не теряя времени, прошли мы к опушке рощи, спрятались и стали наблюдать. За рощей стоял конный обоз, насчитали подвод двадцать, там же расположилась кухня, возле которой толпились фашисты. Сколько их было, точно установить не удалось, видимо, больше взвода. Посоветовались мы с Давыдовым и решили, что этот объект не для нас. Двинулись по опушке рощи в сторону дороги, ближе к переднему краю. Шли медленно, останавливались, прислушивались. Я - впереди, Давыдов - сзади, метрах в пятнадцати. Нечаянно я зацепился за какой-то предмет и упал. Хотя сильно ушиб колено, но даже не ойкнул. Подо мной оказался телефонный провод. Ориентируясь на него, мы подошли к небольшому оврагу, на скате которого обнаружили бугор (как выяснилось, здесь был блиндаж), к нему и тянулся провод. У бугра ходил часовой. Решили сделать так: я нападу на часового, а Давыдов будет меня прикрывать и попутно перережет телефонные провода.

Подбираюсь я к часовому, тихо меж кустов ползу, и вдруг вижу - из землянки выходит второй солдат. У меня даже сердце упало: плохо, думаю, мое дело, двоих одновременно не снять. Остановился, замер. Солдаты противника перекинулись несколькими словами, - что они говорили, я не понял, - часовой прислонился к двери землянки, а солдат двинулся вдоль провода, в сторону леса. И как я сразу не догадался, что это был связной?! Метров на десять подобрался я к часовому, а может, и того ближе. Кажется, он что-то услышал, потому что остановился. Показалось и мне, вроде кто-то ойкнул там, где действовал Давыдов. Но оглядеться часовой не успел - я дал по нему очередь из автомата, ударил ногой в дверь и швырнул в землянку связку гранат. Для надежности выпустил в открытую дверь еще длинную очередь. Ответного огня не последовало. Когда дым рассеялся, увидел четыре или пять трупов. Я вбежал в землянку, схватил стоявшее в углу знамя и бросился к выходу. Подбежал к Давыдову. Возле него лежал фашистский солдат с кляпом во рту. Схватили мы пленного и быстро начали уходить. Немец, когда опомнился, никак не хотел идти, пришлось подталкивать его в спину. Пленного и знамя сдали в штаб.

* * *

Поздний вечер 13 апреля 1945 года. В Москве уже прогремел салют в честь воинов, овладевших Веной. Непроглядная тьма в Австрийских Альпах. Тишина. Не слышно даже шороха молодых листьев на деревьях. Лишь изредка едва всплеснут дунайские волны - и опять тихо. И вдруг в нашем тылу послышалась сильная стрельба. Мы с генералом М. И. Денисенко находились в это время на наблюдательном пункте. Последовал тревожный телефонный звонок. Я взял трубку. На другом конце провода - взволнованный голос начальника тыла дивизии подполковника Г. П. Работкина. Он докладывал: