Откровения танкового генерала СС

Тревожное сообщение приходит и из 1-го батальона 26-го полка. Батальон атакуют превосходящие силы противника. Пока отбиты все атаки на Сен-Мовье. Донесения поступают одно за другим. Фронт всколыхнулся.

В данный момент предпринять что-либо конкретное не представляется возможным, разве что сосредоточить огонь всех дивизионных средств на участках прорыва противника. В качестве резерва обороны в нашем распоряжении лишь рота сопровождения дивизии и основательно побитый разведывательный батальон 25-го полка.

Мобилизую все, что есть, на оборону Версона. Согласно данным нашего радиоперехвата и показаниям пленных, фронт наступления составляет пять километров, в нем участвуют одна танковая, две пехотные дивизии, та и другая усилены одной танковой бригадой. Эти части пока что в бой не вводились. Следует понимать, что речь идет о свежих силах противника. И вот эти свежие дивизии при поддержке 600 танков наступают на участке трех наших батальонов, причем изрядно поредевших в ходе предыдущих боев. Главный козырь противника — его огромная огневая мощь и масса танков.

Угроза прорыва налицо. 1-й офицер штаба обреченно указывает на карту — да, положение безвыходное. Однако из штаба корпуса твердят только одно: «Оборонять позиции до последнего патрона! Необходимо выиграть время — нам на помощь спешит 2-й танковый корпус СС».

Как это нередко случается, и здесь опять думают в первую очередь не о стратегии, а о тактике. Иными словами, никакого кардинального решения так и не принято. Гибкой тактикой снова пренебрегают.

Таким образом, нам остается лишь продать себя как можно дороже.

Кажется, даже небо вынуждено приспосабливаться к творимому на земле. На нас обрушивается проливной дождь.

С позиции роты сопровождения дивизии, расположенной севернее Версона, наблюдаю за британскими танками, в огромном количестве устремляющимися в направлении на Грэнвиль. Фронт прорван — продолжают сопротивление лишь отдельные малочисленные и разрозненные группы.

Боже праведный! Дивизии предстоит сдержать этот бешеный натиск, удержать наступление — ей предстоит предотвратить глубокое вклинение противника и дать возможность немецкому верховному командованию выиграть время!

Опять мчусь на КП дивизии в надежде связаться с Вюнше по телефону. И связываюсь! Молодцы связисты! Невзирая на этот ужас, они тем не менее протянули линию. Сколько же раз этим бесстрашным ребятам приходилось лезть дьяволу в пасть. И какое же героическое содержание несет в себе словечко «связист»!

Макс Вюнше докладывает о крупном сосредоточении танковых сил по обеим сторонам Рорэ. До сих пор атаки врага удавалось отбить, причем с крупными потерями для него. Так что опора дивизии — Рорэ — пока что остается незыблемой.

Пару минут спустя стою на позиции роты сопровождения дивизии. Всякое управление невозможно. Сейчас я с ними на равных. Глаза пехотинцев загораются, когда они узнают меня. Что и говорить, с такими солдатами можно куда угодно — не растеряются нигде и ни при каких обстоятельствах.

Скоро уже не остается ни одного квадратного метра, где бы не разорвался снаряд. Смертоносные дары англичан рвутся прямо на позиции. Наш оборонительный фронт получил подкрепление — парочку танков и противотанковых орудий. Мы бережно прижимаем к себе немногие оставшиеся фаустпатроны.

На воздух взлетает танк типа IV. Но вокруг полно и пылающих «шерманов». Вражеские танки словно одурели от ярости. Ну, не безумие ли попытаться остановить армию стальных чудовищ силами горсточки бойцов и двумя орудиями? Но ладно, рассуждать будем потом, а сейчас закон один — сражаться!

Из оврага рядком надвигаются два «шермана». Несколько наших бойцов залегли с фаустпатронами наготове в кустах ежевики, слившись с матерью-землей.

Невольно затаиваю дыхание. Вдруг все эти разрывы снарядов уже-не кажутся мне опасными. Мы неотрывно глядим на наших готовых к прыжку бойцов.

А «шерманы» тем временем подбираются все ближе и ближе. Неторопливо ползет танк прикрытия, вот он минует укрывшихся пехотинцев, мимо них следует уже второй танк. Орудия нацелены на Версон. Но выплюнуть смертоносный заряд им уже не суждено. С быстротой молнии вскакивает наш боец и мчится ко второму танку и в прыжке нажимает на спуск фаустпатрона. Граната попадает вражеской машине в бок. Прокатившись по инерции еще несколько метров, танк замирает и начинает дымиться. Первый танк постигает та же участь — взрывом мины ему разорвало гусеницу. В плен попадают двое выживших членов экипажей машин.

И мы на мгновение облегченно вздыхаем — все-таки расправились с парочкой бронированных монстров. Но уже пару мгновений спустя триумф позабыт.

Справа сражается рота разведки. Бой идет не на жизнь, а на смерть. Их позицию трудно разобрать под ураганным огнем артиллерии — черные фонтаны болотистой земли беспрерывно вздымаются вверх. Чудом уцелевшее противотанковое орудие исправно посылает снаряд за снарядом прямо в гущу танковой колонны 11-й британской танковой дивизии. Следующий залп превращает орудие в груду искореженного металла. Все, с танками бороться нечем, и они в упор расстреливают роту и уже гусеницами подавляют наших бойцов в окопах. Тут и там бойцы пытаются расправиться с танками при помощи фаустпатронов — но без особого успеха. Британские пехотинцы пресекают все наши попытки замахнуться на их танки.

Тщетно прошу обеспечить мне поддержку артогнем. «Нет боеприпасов!» — эти слова воспринимаются чуть ли не как заклинание. Несколькими выпущенными по англичанам снарядами бешеный натиск врага не сдержать. И танки британцев продолжают уничтожать нас.

Впервые ощущаю жуткую, зияющую пустоту. Проклинаю это многолетнее смертоубийство. То, что творится здесь, — не война, это голое, неприкрытое убийство!

Я знаю их всех поименно, этих молодых, едва оперившихся юнцов-пехотинцев. Самому старшему из них едва исполнилось 18 лет. Эти мальчишки и жизни-то не знают! Но вот умирать уже научились!

Их молодые жизни раздавлены танковыми гусеницами. Слезы текут по щекам — я начинаю испытывать ненависть к этой войне.

Дождь льет и льет. По небу тянутся набрякшие влагой серые тучи, изливая ее на изувеченную землю. Британские танки прямиком идут на наши позиции. Бежать некуда. И мы не спасаемся бегством. До боли вцепляемся мы в свое единственное спасение — фаустпатроны. Нет, так просто мы не сдадимся!

Внезапно адский концерт приобретает новые унтертоны. На выручку нам приходит один-единственный «тигр». Его 8,8-см снаряды все же заставляют «шерманы» опомниться. Британцы разворачиваются — приостанавливают наступление на Муан.

По пути в Версон на командный пункт дивизии натыкаемся на два «шермана». Оказывается, их фаустпатронами подбили вестовые штаба дивизии. Обгоревшие обломки всего в 200 метрах от нашего КП. А сам штаб занял круговую оборону.

Этот неравный бой обернулся для нас ужасающими, невосполнимыми потерями. Без ввода в бой новых, дополнительных сил нечего и думать остановить продвижение врага.

В штабе нашего корпуса всерьез рассчитывают на завтрашний подход 2-го танкового корпуса СС. Штаб корпуса настоятельно требует переноса нашего КП в тыл. Я против. Губерт Майер поддерживает меня. В критической обстановке необходимо наше присутствие на переднем крае.

Из донесения 1-го батальона 26-го полка узнаю, что батальон с раннего утра подвергается непрерывным атакам противника. Численность личного состава подразделения упала до считаных бойцов. За ночь остаткам батальона удается с боями прорваться к аэродрому Карпике. Еще вечером два танка, стоявших в саду Шато, были подорваны магнитными минами, поставленными молодым бойцом, унтершарфюрером Эмилем Дюрром. Когда он ставил заряд на первый танк, его постигла неудача — заряд отлип и упал на землю. Вернувшись к танку, он закрепил его и удерживал даже после того, как поставил заряд на боевой взвод. В результате танк был подорван, а сам Дюрр был смертельно ранен. Унтершарфюрер Эмиль Дюрр погиб и ценой жизни освободил путь для батальона.