Разбитая музыка

Своим мастерством Энди разбивает нас в пух и прах. Он, без сомнений, потрясающий музыкант, мастерски владеющий самыми разнообразными музыкальными стилями и техниками: от классики до джаза плюс все, что находится в промежутке. Это именно такой музыкант, для которого я мог бы сочинять, такой музыкант, которому я мог бы доверить свои песни, который мог бы вдохновлять меня, воплощать музыку, которая звучит у меня в голове, и, хотя в студии Майка я не говорю об этом ни слова, Энди — именно такой музыкант, который требуется группе Police. Я вижу, что Стюарт тоже под впечатлением.

Мы дожидаемся конца репетиции и начинаем разговор только в машине, по дороге домой.

— Я знаю, о чем ты думаешь.

— Правда, Стюарт? Ну и о чем же я думаю?

— Ты думаешь, что Энди — именно тот парень, которого мы ищем.

— А разве ты так не думаешь?

— И да, и нет.

— Я понимаю, почему да, но почему нет?

— Ну, он, конечно, может здорово играть, но… — Он тщательно выбирает слова. — Здесь вопрос имиджа.

Он знает, что я могу взорваться и начать шуметь о приоритете музыки перед модой, но я предпочитаю прикусить язык и промолчать.

— У Генри есть необходимый имидж.

— Но Генри не умеет играть.

— Он умеет играть.

— Стюарт, это чепуха! Даже ты играешь на гитаре лучше, чем он.

Стюарт, терпеливый и дипломатичный, как всегда пытается использовать другой аргумент: — Но Энди на добрый десяток лет старше нас с тобой.

— Да, это так, но, странным образом, он выглядит моложе нас обоих.

— Значит, все дело в имидже.

— Стюарт, поверь мне. Я искренне люблю Генри. В конце концов, он спас нам всем жизнь, но мы не продвинемся ни на шаг, если наша музыка не станет лучше, а я не собираюсь всю оставшуюся жизнь играть в группе Черри.

— Разумеется, Стинг. И я не собираюсь.

При этом ни одному из нас даже на мгновение не приходит в голову, что Энди попросту не захочет играть в нашей жалкой маленькой группе, а также то, что мы совершенно позабыли об интересах Майка, устранив его из рассмотрения подобно тому, как на фотографиях политбюро ретушируют неугодного Троцкого.

Я не помню, кто из нас предложил это первым, но, видимо, мы в одно и то же мгновение пришли к одному и тому же решению:

— А что если мы используем их обоих, Генри и Энди? Настроение у нас сразу меняется, и всюдорогу до дома мы самозабвенно планируем революцию, которая созрела в наших умах.

Итак, в течение некоторого времени мы продолжим работать с Черри Ваниллой, выступая вместе с ее группой, и будем по-прежнему репетировать с Майком. Кажется, ему удалось договориться с Virgin Records о записи демонстрационной кассеты с двумя его песнями. Одна из них, под названием «Electron Romance», представляет собой псевдонаучную песенку с богатой, прихотливо извилистой партией баса, другая песня, которая называется «Not on the Planet» и напыщенно призывает к защите окружающей среды, отличается партией гитары, которую отлично исполняет мистер Саммерс. Демонстрационная кассета получилась прекрасно, но мой голос очень плохо сочетается с голосом Майка, и хотя это интересно — иметь двух басистов в одной группе, нам становится все труднее и труднее распределять обязанности так, чтобы не стоять друг у друга на пути. Я перестаю понимать, каковы же мои функции в этой группе, но Стюарт высказывается на эту тему весьма цинично.

— Ты здесь для того, чтобы сглаживать недостатки его пения. Он не умеет петь, а ты — умеешь.

Как бы то ни было, мы получаем огромное удовольствие от работы с Энди. Я предложил включить в программу пару своих собственных песен, и, кажется, Энди нравится их играть. В результате между нами установилась атмосфера молчаливого взаимопонимания, позволяющая думать, что группа, которую мы со Стюартом себе вообразили — не просто воздушный замок. Фабрика по изготовлению музыкальных записей RCA, которая располагается в графстве Дарем, — это место поклонения Элвису Пресли. Кажется, что его фотографии висят на каждой стене каждого коридора этого здания. Первый сингл группы Police по плану должен быть выпущен здесь в мае, поэтому Стюарт, Генри и я заезжаем на фабрику по пути в Ньюкасл, чтобы забрать первую партию готовых пластинок.

Нас провожают в комнату для прослушивания, и сквозь большое окно в стене мы видим еще одну такую же комнату, где сидят шесть женщин пожилого возраста. На каждой из них — наушники и одинаковые рабочие халаты. Словно религиозные фанатики, они сидят под фотографией Элвиса Пресли, и взгляд у них — пустой, как у людей, впавших в транс. Они смотрят в никуда, погруженные в свой внутренний мир. Две женщины вяжут на спицах, одна — крючком, еще три

— читают журналы. Они проверяют качество звука на пластинках. Они часами слушаютпластинки одну за другой, работая посменно, через день. Им все равно, что звучит в наушниках: Пуччини или «Зигги Стардаст». У меня такое чувство, что я очутился в одном из кругов ада, и мнеприходится делать над собой усилие, чтобы не смотреть на них.

Слушая свою пластинку, мы обнаруживаем на ней дефект, и вся партия в пятьдесят штук оказывается бракованной. Мы на какое-то время падаем духом, но нам тут же печатают пятьдесят новых, качественных пластинок, которые мы немедленно грузим в свой фургон и отбываем в Ньюкасл.

Я не был в родительском доме уже пять месяцев. Мама в восторге от моего появления, а отец просто рад. Я внимательно вглядываюсь в него, и вижу, что внешне он вполне здоров. Это утешает меня. Мои родители держатся как нельзя лучше, очарованные американским шиком Стюарта и галльским обаянием Генри. Стюарт не лишает себя удовольствия выкурить косяк в доме моих родителей. Эрни, разумеется, не может отказать себе в паре затяжек, после чего сообщает нам, что не чувствует никакой разницы в ощущениях, но очень скоро его пронимает, он усаживается в свое любимое кресло и погружается в дремоту. Мне кажется, я еще никогда не видел его таким спокойным и расслабленным.

Выступление в зале Политехнического института следующим вечером весьма далеко от победоносного возвращения домой, которое я себе воображал. Нас буквально сметает со сцены местная панк-группа под названием Penetration, которая, надо сказать, выступает просто потрясающе. Это лучшая панк-группа из всех, что я когда-либо видел, и я говорю это не только из гордости за земляков. К моменту, когда мы выходим на сцену, все поклонники группы Penetration уже исчезли, и мы остаемся с глазу на глаз с небольшим количеством весьма сдержанных поклонников Last Exit, несколькими меломанами, оставшимися из вежливости, моим шафером Китом Галлахером, Терри Эллисом, нашим бывшим гитаристом, Филом Сатклиффом, опекуном всего нашего проекта и моим вечно снисходительным братом. Мы играем хорошо, и наградой нам служат вежливые сдержанные аплодисменты. Черри встречают примерно так же. По окончании выступления Кит говорит мне, что, по его мнению, Police — это группа одного музыканта. По умолчанию я решаю, что он имеет в виду меня, но не настаиваю на уточнениях. Терри исчезает без единого слова, Фил Сатклифф изображает из себя сфинкса, а мой брат, который отпустил себе ужасные усы, говорит, что мы — полное дерьмо. Нам удается продать четыре пластинки.

Когда же, наконец, выходит полный тираж диска «Fall Out», он получает вполне сносные отзывы в британской прессе. Французский музыкальный еженедельник объявляет нашу пластинку синглом недели (хотя в данном случае трудно переоценить роль участия в нашем предприятии Генри, коренного француза). Radio Clyde тоже выбирает его лучшей записью недели. Марк П., сотрудник величественного и к тому моменту уже вполне уважаемого печатного органа под названием SniffingGlue заявляет, что наша запись — полная ерунда. Этого следовало ожидать, несмотря на то, что мы с ним пользуемся одним и тем же помещением в офисе Майлза в Dryden Chambers. В конце концов нам удается продать четыре тысячи экземпляров нашей пластинки. Мы строим грандиозные планы по поводу участия в фестивале, посвященном группе Gong, который в конце мая должен состояться в Париже. Поскольку вышеупомянутая группа приобрела во Франции культовый статус, кто-то предложил устроить «братание народов», которое должно было заключаться в совместном выступлении разных ответвлений группы-родоначальницы на ипподроме, расположенном на севере Парижа. Разумеется, группа Strontium 90 приглашена, и мы все очень воодушевлены предстоящим выступлением. К сожалению, нам довольно мало заплатят, но мы к этому уже привыкли, к тому же парижский фестиваль будет проходить накануне другого фестиваля, в Кольмаре, где Police должна выступать вместе с группой Dr. Feelgood. Выступления начинаются в три часа дня и продолжаются до трех ночи. Аудитория — это пять тысяч французских хиппи. Огромный воздушный шар висит над головами зрителей, а блуждающие по небу разноцветные лучи пытаются создать ультрасовременную научно-фантастическую атмосферу. Здесь же присутствуют и традиционные пожиратели огня, акробаты и грустные бродячие клоуны, и, благодаря им, вместо обнадеживающей картины будущего, мы видим вокруг атмосферу убогой средневековой ярмарки. Повсюду видны музыкальные группы: их множество, и все они, как ложноножки с амебой, связаны с группой Gong, известной своими артистическими капризами и эксцентричными выходками.