Герман Геринг — маршал рейха

«Не возникало сомнений, что она была тронута моими словами, хотя я заметил, что это не мешает ей оценивать по достоинству ни качества блюд, ни сорта вин, — отметил позднее проницательный наблюдатель Поль Штелен. — Она казалась взволнованной теплом нашего общения, но вместе с тем была оживленной и веселой».

После того как они встали из-за стола, Ольгу окружили более представительные гости, и он уже видел ее только на расстоянии. Но на следующий день посол вызвал Штелена в свой кабинет и сообщил ему, что он приглашен этим вечером на ужин в дом фрау Ригеле. Молодой француз в тот момент жил предвкушением пикника, на который он собирался отправиться вечером с людьми своего возраста, и объяснил, что уже имеет приглашение.

— Тогда откажитесь от него, — резко указал ему посол. — Будьте у фрау Ригеле в восемь часов.

Проклиная свое положение младшего дипломата и холостяка, постоянно гоняемого с одного приема на другой, чтобы заполнять пустые кресла, он отправился тем вечером вместо пикника к себе на квартиру, чтобы одеться соответственно случаю. Штелен был уверен, что кто-то из приглашенных фрау Ригеле неожиданно покинул ряды гостей, и она вспомнила о нем, когда возникла проблема с заменой. Но когда, чуть погодя, он явился в ее дом и оказался за столом, то увидел, что кроме него присутствовало всего семь человек и место было приготовлено явно специально для него. Он сидел между Ольгой и Ильзой Геринг и едва успевал уделять внимание сразу обеим своим соседкам, «стараясь доставить удовольствие одной и в то же время получая удовольствие от обращения к другой».

Совсем поздно, когда он уже было собрался уходить, открылась дверь и вошел Геринг. Он прошел через комнату и, подойдя к Штелену, взял его руку двумя руками и приветствовал так, словно он был здесь долгожданным гостем. Потом он обнял его за плечи и, отведя в сторону, сказал:

— Знаю, вы уже наговорились с Боденшатцем и Удетом. Я очень рад.

И Геринг завел разговор о французской и германской авиации.

— Преимущество, которое мы теперь имеем перед вами, — говорил он, — заключается в том, что мы были вынуждены начать на пустом месте. Себе в сотрудники я подбирал только энергичных людей с богатым воображением и передовыми идеями, способных участвовать в новых проектах и осваивать самолеты, которые мы планировали иметь в 1937 году. Я не брал людей, которые все еще жили прошлым, таких, которые, я думаю, все еще есть у вас, во всяком случае, если то, что я читал в газетах, правда.

Штелен, защищая французские военно-воздушные силы, стал возражать, что они находятся в процессе перестройки, что в производство внедряются новые материалы и что французские разработки подгоняются под требования современности и ближайшего будущего.

Геринг улыбнулся и взял его под локоть.

— Между тем, что делаю я, — сказал он, — и тем, что есть у вас, если вы не решитесь поменять руководство — скоро будет очень мало общего. Пойдемте на поле — пойдемте, и вы увидите наши тренировочные полеты, а потом посмотрите наши заводы. Я от вас ничего не утаю, и вы получите более точное представление о том, что такое люфтваффе.

Штелен принял это потрясающее для него приглашение и потом спросил у Геринга, как это люфтваффе сумели нарастить свою численность за такое короткое время.

— Я отстранил тех, кто всегда старается сделать лучше, — ответил тот. — Раз проект составлен и признан разумным и практичным и программа по его осуществлению началась, необходимо ее энергично выполнять и защищать от тех, кто критикует ее недостатки. Когда дело касается силы, количество принимается в расчет больше, чем качество. Необходимо находить компромисс между тем и другим.

В те дни он, конечно, не предполагал, что эти слова ему еще аукнутся.

Поль Штелен, вернувшись той ночью домой, сел писать отчет для своего посла и для Второго бюро в Париж. Он чувствовал, что в его отношениях с семейством Герингов была установлена своего рода веха. С этого дня на него не переставали сыпаться приглашения от Ольги Ригеле, и он стал видеть ее все чаще и чаще, у нее дома, в министерстве авиации, в Доме пилота (клубе авиаторов) и в Каринхалле. Она писала ему длинные письма, посылала подарки, когда отправлялась к себе домой в Баварию или в путешествия, и звонила ему в посольство, чтобы справиться о нем, если он уезжал в Париж.

«У меня даже в мыслях не было, — писал позднее Штелен, — когда я прибыл в Берлин, что я смогу узнать в результате простой и откровенной беседы, полной душевной близости, то, что дипломаты высокого ранга отчаянно пытались выяснить, анализируя те или иные события, бесконечные интервью или изучая газеты».

Их отношениям суждено было длиться долго и сохраниться даже после того, как начавшаяся вторая мировая война сделала Францию и Германию противницами. Между тем французский капитан Поль Штелен в тот момент совершенно не подозревал, что он стал составной частью одной из самых эффективных хитростей Германа Геринга.

…На мюнхенских переговорах в сентябре 1938 года, в результате которых Невилл Чемберлен и Эдуар Даладье отписали Германии Судетскую область Чехословакии, Геринг особой роли не сыграл. Он просто был под рукой у Гитлера на случай, если бы тому потребовался его совет, и политики и репортеры, собравшиеся на заключение этой грандиозной предательской сделки, постоянно ощущали присутствие его тучной фигуры в небесно-голубом мундире, быстро перемещающейся из комнаты в комнату, где он непринужденно беседовал то с Чемберленом, то с Даладье, беря под руку графа Чиано, итальянского министра иностранных дел, и с его круглого, открытого лица ни на мгновение не сходила широкая дружелюбная улыбка.

Как он сам воспринимал эти политические торги?

— На самом деле все было понятно заранее, — впоследствии говорил он. — Ни Чемберлен, ни Даладье совершенно не были расположены чем-то жертвовать или рисковать ради сохранения целостности Чехословакии. Мне это было ясно, как день. По сути, судьба этой страны была оформлена в течение трех часов. После этого они еще четыре часа обговаривали слово «гарантия». Чемберлен продолжал перестраховываться, Даладье почти вообще не принимал участия в разговоре. Он просто сидел вот так, — Геринг вытянул ноги, осел на стуле и, придав лицу скучающее выражение, опустил голову. — Он лишь кивал время от времени в знак одобрения. Ни малейшего возражения ни против чего. Я был просто удивлен, с какой легкостью Гитлер всего добился. А ведь им было известно, что «Шкода» имеет в Судетах военные заводы и, следовательно, Чехословакия окажется полностью в нашей власти. Когда он предложил, чтобы часть чешского вооружения, которое находилось вне Судетской области, была переправлена туда, когда мы ее займем, я думал, что последует взрыв протестов. Нет — ни писка. Мы получили все, что хотели, просто сделав вот так, — он щелкнул пальцами. — Они не настаивали на консультации с чехами даже для формальности. Под конец французский посланник в Чехословакии сказал: «Ну, теперь я должен огласить вердикт приговоренным».

Вот и все. Вопрос совместных гарантий был улажен фактически возложением их на Гитлера, который должен был обеспечить безопасность существования оставшейся части Чехословакии. Вскоре они узнали, какова этому была цена!

На самом деле всю работу Геринг сделал заранее, и если кому-то и можно было приписать создание атмосферы неопределенности и страха, в которой британский и французский премьер-министры приехали на переговоры в Мюнхен, так это именно Герингу. При этом не последнюю роль сыграл здесь его молодой друг из французского посольства капитан Поль Штелен.

На протяжении нескольких месяцев, последовавших за первым визитом в дом Ольги, Штелен с нетерпением принимал (с санкции посольства) не только все приглашения Герингов в гости, но и предложения посетить аэродромы, фортификации, предприятия и летные испытания и учения, которые были закрыты для всех других иностранцев в Германии.

Он был взят в тур по грандиозной системе укреплений — линии Зигфрида, которая закрывала западную границу Германии с Францией, Бельгией и Люксембургом, и был поражен размахом работ.