Царь Федор Иванович

Ныне же всякий православный москвич видит в Донской обители духовную жемчужину первой величины, украшающую венец российской столицы, и одно из самых красивых мест города.

Глава десятая.

КОНЧИНА И ПОСМЕРТНОЕ ПРОСЛАВЛЕНИЕ

Великий государь, царь и великий князь Московский и всея Руси Федор Иванович провел на престоле — от венчания на царство до кончины — тринадцать с половиной лет.

Если первая половина царствования была наполнена делами, так или иначе требовавшими вмешательства государя, его волеизъявления, то с 1592 года подобные обстоятельства складывались весьма редко. Отпечаток личности Федора Ивановича виден прежде всего на трех исторических деяниях, возвысивших Российское государство и русский народ. Первым среди них и по времени, и по значимости является учреждение патриаршества в Москве. Вторым — освобождение Яма, Ивангорода и Копорья от шведской оккупации. Третьим — основание Донского монастыря под Москвой после разгрома Казы-Гирея. Так или иначе, государь принял участие во многих других значительных предприятиях: без него не произошло бы восстановления Зачатьевского монастыря, не были бы построены многие храмы и, очевидно, не возобновилось бы книгопечатание в Москве. Но три великих события, названные первыми, столь масштабны по значению своему и столь нерасторжимо связаны с личностью Федора Ивановича, что их следует считать главными заслугами государя. Именно их надо вспоминать в первую очередь, когда речь заходит о его царствовании и о его влиянии на ход дел в Российской державе.

С 1592 года ничего столь же крупного не происходит.

Вернее, обстоятельства политической, культурной, религиозной жизни Московского государства не требуют прямого и очевидного вмешательства Федора Ивановича. Он молится за свою страну, свою столицу и свой народ. Он ездит в паломничества по монастырям. Он по-прежнему является крупным благотворителем, щедро жертвующим на нужды Русской церкви и Православного Востока. Он выходит на дипломатические приемы, передоверяя действительные переговоры Посольскому приказу и «слуге» Борису Федоровичу. Он наполняется добрыми надеждами, когда царица Ирина производит на свет долгожданного ребенка — Феодосию. Он скорбит, когда царевна умирает, не пережив младенчества.

А его шурин в это время управляет государством.

В середине — второй половине 1590-х годов страна успешно решает важнейшие политические задачи: заключен Тявзинский мир со шведами, быстрыми темпами продолжается русское наступление в Сибири и на степном юге, крепко держится русская оборона по Окскому рубежу…

Не видно, чтобы Федор Иванович принимал активное участие в этой государственной работе.

Лишь раз его милосердная рука вновь простирается над Москвой — так, что весь столичный люд говорит об этом. В 1594 году начался пожар «на Москве в Китай-городе, и выгоре град Китай весь: не токмо дворы, но и в храмах в каменных и в погребах всё погорело». Пламя, распространявшееся от деревянных Китайгородских лавок во все стороны, погубило «церкви и манастыри без остатка везде». Вскоре на город обрушилось новое бедствие: «Бысть на Москве буря велия, многая храмы и у деревянного града с башен верхи послома, и в Кремле-граде у Бориса Годунова с ворот верх сломило; многие дворы розлома, людей же и скот носящи». Федор Иванович в ту пору посещал Пафнутьев-Боровский монастырь «…и приехал в великой кручине, и жалует народ: утешает и льготу дает». Китайгородские лавки отстраивались в камне — на средства, пожертвованные царем погорельцам из государственной казны ^{218}. [131]

В остальном же Федор Иванович словно удаляется на второй план собственного царствования. Последние годы жизни, как видно, тяжело ему дались: из родных и близких людей поддержать царя могла лишь супруга Ирина. Прочие к тому времени покоились в гробах…

В ночь с 6 на 7 января 1598 года после тяжкой болезни ушел из жизни ион.

Кончина Федора Ивановича не меньше, чем смерть Ивана Грозного, окружена слухами, за давностью лет превратившимися в легенды. Твердо известно следующее: до наступления последнего срока монарх успел исповедаться, причаститься и собороваться; 8 января царя похоронили. Его супруга Ирина вскоре стала инокиней Александрой Новодевичьего монастыря. После тяжелой политической борьбы и при поддержке патриарха Иова Борис Годунов занял русский престол. Ирина Федоровна скончалась осенью 1603 года. Видна в этом какая-то высшая милость: похоронив мужа и дочь, она хотя бы не видела смерти брата и не знала, что сыну его предстоит погибнуть страшной смертью при Лжедмитрии I. Ныне тело государя Федора Ивановича лежит в Архангельском соборе Московского Кремля, рядом с погребениями царя Ивана IV и царевича Ивана Ивановича. Тело государыни Ирины Федоровны покоится в подвальной палате Архангельского собора, куда оно было перенесено из разрушенного Вознесенского собора (1930).

Летописные источники и сочинения иностранцев по-разному передают волю умирающего царя о преемнике. Есть свидетельства в пользу того, что он «передал скипетр» супруге Ирине, Федору Никитичу Романову-Юрьеву, совету бояр (из которых лишь Борис Годунов осмелился взять скипетр) и… никому, велев положиться на то, как Бог рассудит. Последний вариант — самый правдоподобный. Во-первых, он в наибольшей степени соответствует складу личности Федора Ивановича. Государь безгранично уповал на милость Господню. Во-вторых, царь болел долго, а умирал быстро, он даже не успел постричься в монахи — как делали обыкновенно прежние московские государи; очевидно, в последние часы перед кончиной ему стало трудно размышлять и твердо изъявлять волю. Незадолго до ухода царь видел одного или двух «мужей светлых в святительской одежде». С хронологической дистанции в четыре столетия невозможно определить, что с ним происходило: чудо или утрата ясного сознания, приключившаяся от болезни ^{219}. Скорое погребение косвенно свидетельствует о том, что выглядел усопший царь нехорошо и страдания оставили на нем уродующий отпечаток.

Многие подозревали тогда насильственную кончину. Поговаривали о том, что Борис Годунов, желая полновластия, поторопил смерть Федора Ивановича ^{220}. В одной псковской летописи говорится прямо: «Дьявол завистника востави, шурина своея ему царицы супруги, и смерть от него прият» ^{221}. Исаак Масса утверждает то же самое: «Я твердо убежден в том, что Борис ускорил его смерть при содействии и по просьбе жены, желавшей скорее стать царицею, и многие московиты разделяли мое мнение; царя похоронили весьма торжественно, и весь народ вопил и плакал» ^{222}. Супругой Бориса Годунова являлась дочь Малюты Скуратова, лютейшего опричника, да и сам Борис Федорович, погубивший немало врагов, небезосновательно подозреваемый народом в связи с темным «угличским делом», мог вызвать самые жуткие сплетни о душегубстве. Но… эту тайну время не открыло. Историки не обладают четкими доказательствами виновности или невиновности Бориса Федоровича.

По здравому размышлению, скорее, он не взялся бы за такое дело. Ныне общеизвестно: Федору Ивановичу наследовал Борис Годунов; но тогда, в первые месяцы 1598-го, подобный ход событий выглядел далеко не очевидным. Борис Федорович взял трон не сразу, в очень сложной обстановке; между тем при жизни Федора Ивановича он властвовал над Россией спокойно и незыблемо. Стоило ли влезать в столь рискованную авантюру? Стоило ли брать на душу столь тяжелый грех? Да и стал бы с таким жаром поддерживать Годунова при восшествии на престол патриарх Иов, любивший Федора Ивановича, если бы мог хоть на миг заподозрить в нем цареубийцу? Напрашивается вывод: злодейство Бориса Федоровича в данном случае сомнительно.