Мои алмазные радости и тревоги

Наше веселье продолжалось два дня. Парни и некоторые девчонки так и ночевали в комнатах аспиранта и студента. Положение москвичей осложнялось тем, что вторично оформлять пропуска на территорию университета было трудно, не хотелось утруждать этим Рашида. А нам с Вадимом это было и не нужно; мы прекрасно устроились с жильём и вовсе не хотели перебираться обратно на коммунальную кухню. Жили мы в университете целую неделю. Все в университетских зданиях было к нашим услугам: магазины, буфеты, столовые. А из продуктов — чего душа изволит! Да и сам университет смотрелся, как музей: новенький, с иголочки, с мраморными залами, скоростными лифтами, богато украшенными вестибюлями. Словом, роскошью быта университетских студиусов и профессоров мы насладились за неделю в полной мере.

Обнаглели мы настолько, что даже возмечтали когда-нибудь устроиться в Университет преподавателями. Естественно, защитив диссертации и получив признание в науке. Наивные люди! С годами мы поняли глупость такой затеи, и нас калачом нельзя было бы заманить для работы и жилья в эти каменные мешки, закрытые от солнца, от воли, от зелени садов. Но тогда мы были горды сознанием того, что побывали в прославленном Университете, и хвастались всем встречным и поперечным.

ВЫСТРЕЛ

Случилось это летом 1953 года. Именно в то самое «холодное лето 53 года», о котором снимался знаменитый фильм, и снимался в тех же примерно местах, где произошла описываемая ниже история, на берегу озера Имандра.

Небольшой коллектив Мончегорской ГРП вместе с двумя сотрудниками Печенгской геофизической экспедиции — это были я и топограф Саша Н. — выехал на пикник в один из живописнейших уголков местной природы, что-то около двадцати километров от города Мончегорска. Дело было в субботу, добирались туда мы па катере БМК, который вечером в воскресенье должен был придти за нами и вывезти обратно в город.

В нашей компании было восемь или девять человек. Из них — четверо девчонок из ГРП, молодых и весёлых. Организатором выезда на природу был главный геолог ГРП Иван Васильевич Галкин, самый старший из нашей компании. Парни оборудовали стол прямо на берегу озера, девчата украсили его цветами и сервировали, выставив привезённые из дому деликатесы. И начался пир! После многих дней напряженной работы в тесных камеральных помещениях ужин на природе — настоящий праздник. Вечер был тёплый, комары и мошка не особенно докучали, ветерок с озера сгонял их в лес. У всех было великолепное настроение, много было песен, шуток и даже танцы под патефонные пластинки.

Ночевали мы в каком-то дощатом строении, пустующем и холодном, но с приличной крышей, которая выручила нас, когда под утро пошёл дождь. Впрочем, у всех были спальные мешки, так что непогода нас не страшила.

Поутру, а точней, ближе к середине дня застолье наше было продолжено. Девчонки опять накрыли стол, а припасов у нас было с избытком, даже спиртного. Но не одним застольем сыт человек, требуются и прочие развлечения. Кому-то из присутствующих пришла в голову мысль пристрелять ружье, которое привез на пикник Иван Галкин. Он недавно вернулся из турпоездки в ГДР, где и купил трехствольный «зауэр». Хозяин ни разу еще из ружья не стрелял. И взял его за город не столько для охоты на куропаток и зайцев, сколько с целью опробовать его на мишенях.

Идея пострелять из ружья знаменитой фирмы всем парням понравилась. Тут же быстренько отмерили расстояние в полсотни метров, установили фанерный щит, нарисовали на нём круги и приготовились к соревнованию на лучшего стрелка. Первым предложили стрелять мне как самому молодому в компании. Но я, поколебавшись, отказался. Хоть и лестно было стрелять первым, но стрелком я в недавних военных лагерях был неважным, поэтому боялся осрамиться перед девчонками: вдруг промажу.

Очередь стрелять передали Саше Н. Он был заядлым охотником, поэтому так и рвался к ружью. Да и стрелял он неплохо, по совместной работе с ним я это знал. Так что нас, гостей в этой компании, он подвести не мог.

Кто разбирается в ружьях, тот знает, что такое трехствольный «зауэр». Третий ствол в нем нарезной, под винтовочные пули. И располагается он ниже двух гладких стволов. Заманчивым в этом ружье был его малый вес, чеканная насечка на дульной части стволов и затейливая резьба на ложе. Стоило оно, по-видимому, немалых денег.

Саша долго приноравливался стрелять. То пытался с колена, то стоя, то, наконец, приспособился лежа. Стрелял он с левого плеча, поскольку был левша.

Мы все стояли поблизости, готовясь бежать к мишени, — смотреть, насколько точно он попал в цель. И когда раздался выстрел, то, не медля и не оглядываясь, рванули к щиту. На бегу я услышал сзади какой-то жуткий душераздирающий крик: это кричала одна из девчонок. Обернувшись, я увидел страшную картину: Саша стоял во весь рост и держал правую руку левой, а правая была вся в крови и неестественно велика. Все бросились к нему, не зная, что делать.

Произошло вот что. Пулевые патроны у Галкина оказались не от «зауэра», а от какого-то другого нарезного оружия. В патронник патрон вошел (как потом Саша вспоминал, вошел с трудом) и затвор закрылся. Но в ствол пуля не пошла, казенную часть ствола разорвало. Отбившийся осколок прошил правую руку, располосовав её до локтя. Именно поэтому она казалась такой большой.

Что было дальше, я плохо помню. Перепуганные насмерть, мы метались, не зная, что предпринять. Девчонки перевязывали Саше руку (аптечка и бинты у нас были), Иван Васильевич пытался связаться с городом и вызвать гидросамолет (неподалеку от опоры высоковольтной линии имелась телефонная будка и связь с городом, хоть и не очень надежная, но была). В обычное время вызвать помощь не составляло труда, но в воскресный день где кого из начальства можно было найти. Да вдобавок ко всему ещё и непогода разыгралась: озеро бушевало, и приводниться гидросамолет не мог бы. Оставалась вся надежда на катер, который из города по вызову вышел, но в шторм пробирался по озеру медленно и с большим трудом. Ждали мы его часа три или четыре.

Саша мужественно переносил боль в руке, но потерял слишком много крови и временами впадал в беспамятство. Мы с ужатом наблюдали, как он теряет силы и бредит. А на Ивана Васильевича все старались не смотреть, он страшно переживал и морально мучился. Катер, казалось, полз до города целую вечность.

«Скорая помощь» ждала нас на пристани, и Сашу увезли в больницу. Оттуда в ГРП шли звонки, срочно требовался пенициллин. Вероятно, для того чтобы исключить возможное заражение.

Иван Васильевич метался по городу, добывая лекарство, бывшее тогда большой редкостью. С невероятным трудом, но пенициллин он все же достал. Операция прошла успешно: руку Саше зашили и «делали переливание крови. Кровь мы сдавали все, но не каждая подходила. Порванные сухожилия руки целиком сохранить не удалось, два пальца остались бездействующими, но за сохраненную кисть руки надо было благодарить хирургов. Рука по излечении действовала, хотя и была здорово покалечена.

Счастье Саши (мужицкое, конечно), что он стрелял из положения лежа. Если бы он стоял или стрелял с колена, то осколок прошил бы его насквозь.

Таким вот печальным событием закончился наш банкет на берегу озера Имандра «холодным летом 1953 года».

БУХТАРМА

Однажды наша партийная (имеется в виду геофизическая партия) полуторка не могла пробиться к деревне Печи, в которой базировался наш геофизический отряд. Прошли дожди, дорогу вдоль Бухтармы размыло и связь через неё прервалась. В одном из посёлков на «Восточном кольце» находилась подбаза нашего отряда, где и остановилась машина. До этого поселка имелась конная тропа, которая была в два раза короче проселочной дороги вдоль Бухтармы, но тянулась от реки через крутой склон горы и через невысокий перевал. По этой тропе я и поехал на лошади выручать привезённые из Усть-Каменогорска письма, посылки и какие-то детали к приборам, которые были отряду срочно нужны.