Пройдённый путь (Книга 1)

- Что делать?

- Стоять на месте и ждать, - ответил я ей мимоходом.

Подъехав к машинисту одного из паровозов, я приказал ему пустить паровоз на полных парах в сторону бронепоезда, который маневрировал между станциями Отрожка и Тресвятская. Это приказание было сейчас же выполнено, и в результате бронепоезд, потерпев крушение, прекратил огонь.

Для того чтобы парализовать маневр второго бронепоезда, действовавшего между Отрожкой и Воронежем, я поручил железнодорожникам взорвать один пролет железнодорожного моста. И это поручение было выполнено добровольцами.

К вечеру 19 октября передовые части корпуса заняли Отрожку и Монастырщину. Противнику было нанесено серьезное поражение. Корпус захватил много пленных и большие трофеи, в том числе бронепоезд "Генерал Гусельщиков" и бронеплощадку "Азовец". Инициатива была в наших руках, но ввиду того, что части корпуса во время боев растянулись, а также в связи с наступлением темноты я решил, что прежде чем нанести решительный удар по противнику, необходимо подтянуть артиллерию и отставшие части. Поэтому соединениям корпуса был дан приказ отойти на линию Боровое, Бабяково, Новая Усмань и привести себя в порядок.

На рассвете 20 октября корпус, взаимодействуя с 12-й и 16-й стрелковыми дивизиями 8-й армии, перешел в наступление с задачей овладеть Воронежем, и на восточных подступах к городу закипел жаркий бой. Противник за ночь успел подтянуть свежие силы и закрепиться на рубеже реки Воронеж, прикрыв все имевшиеся переправы сильным пулеметным и артиллерийским огнем. Весь день кипел бой, не давший перевеса ни той, ни другой стороне.

В наши руки попал убитый в бою начальник штаба одной из дивизий белых, и мы нашли у него боевой приказ, который помог нам раскрыть замысел Шкуро. По этому приказу и также по ходу боя мы установили сосредоточение главных сил противника в направлении Придачи и Бабяково для удержания переправ на реке Воронеж и последующих контрударов по правому флангу корпуса. В связи с этим я решил наносить главный удар на Воронеж не с востока, где были сосредоточены основные силы Шкуро, а с севера. Выполняя это решение, 6-я кавалерийская дивизия должна была сковать противника с фронта, наступая с рубежа Нов. Усмань, Бабяково на восточную окраину Воронежа, а 4-я кавалерийская дивизия с подчиненной ей резервной кавбригадой (бывшей конной группой Филиппова) форсировать реки Усмань и Воронеж в селе Чертовицком и, взаимодействуя с 21-й железнодорожной бригадой, нанести удар по Воронежу с севера на юг по Задонскому шоссе. На 4-ю дивизию ложилась главная и наиболее трудная задача. Ей предстояло совершить марш по тяжелой лесисто-болотистой местности, а затем форсировать крупные водные преграды. 12-я стрелковая дивизия 8-й армии, взаимодействуя с 6-й кавдивизией, наступала на юго-восточную окраину Воронежа (схема 8).

21 и 22 октября соединения корпуса вели упорные бои, выполняя поставленные им задачи. Особенно ожесточенные схватки разгорелись в районе Отрожка, Репное, Придача. Противник на этом участке с отчаянным упорством оборонял переправы, обстреливаемые почти всей артиллерией нашего корпуса.

В ночь на 22 октября был получен приказ Реввоенсовета Южного фронта, одобрявший действия Конного корпуса.

Зачитанный начальникам дивизий на совещании и объявленный всем частям корпуса, этот приказ придал им новые силы для решающего удара по врагу, засевшему в Воронеже.

С утра 23 октября части корпуса вновь перешли в наступление. Артиллерия корпуса и 12-й стрелковой дивизии и все имевшиеся у нас бронепоезда открыли ураганный огонь по противнику. Белые напрягали все силы, чтобы отбить атаки 6-й дивизии, наступавшей на Воронеж с востока, и 12-й стрелковой дивизии с юго-востока и не дать им возможности форсировать реку Воронеж. Завязался ожесточенный бой, продолжавшийся в течение всего дня. Когда стемнело, противник начал жечь дома, чтобы осветить переправы на реке, но ничто уже не могло остановить части 6-й кавалерийской и 12-й стрелковой дивизий, упорно продвигавшиеся вперед.

Ночью, находясь со штабом в Отрожке, я беспокоился за 4-ю дивизию, наступавшую с севера в исключительно тяжелых условиях. Из донесения Городовикова, очевидно, составленного его начальником штаба Косоговым, совершенно невозможно было понять истинное положение дивизии. Поэтому, отдав необходимые распоряжения начальнику штаба, я поехал с двумя ординарцами в Чертовицкое, где был расположен штаб 4-й дивизии. Приехав в Чертовицкое, мы услышали возню и брань у одного небольшого домика. Темнота скрывала людей.

- Посмотрите, кто там возится, - приказал я ординарцу и вслед за ним сам подъехал к дому.

Оказалось, что шумели Городовиков и Косогов, застрявшие в калитке.

- Что вы здесь делаете?

- Да смотрели квартиру, а тут узкая калитка, вот и застряли, - ответил Городовиков.

- Где у вас штаб дивизии?

- Вон в соседнем домишке.

- Немедленно идемте в штаб и доложите мне обстановку.

Закрыв за собой дверь хаты, я обрушился на Городовикова:

- Это что вы мне прислали?

- Как что? Донесение. - Городовиков при этом широко открыл глаза и в испуге зашевелил усами.

- Какое донесение?! Это же цыганский оракул. "Предположительно", "сомнительно", "маловероятно", "приблизительно", и почему вы здесь, когда вам надо быть в Воронеже? Пехоты перед вами нет, а вы леса, окопчиков и проволоки испугались! Вот шестую дивизию меньше называют доблестной и героической, а она уже на окраинах Воронежа. А вы где плететесь? Где у вас противник?

- В Подгорном, товарищ комкор, - ответил Городовиков.

- У него большое количество пулеметов, - добавил Косогов.

- А у вас нет разве пулеметов? Почему вы здесь стоите? - снова набросился я на Городовикова.

- Надо людям дать отдохнуть... утром атакуем, - оправдывался Ока Иванович.

Он даже попятился и сделал такой жест, словно защищался от удара.

- Вот что, Городовиков, если к шести часам утра дивизия не будет в Воронеже, считайте, что вы не начдив. Сниму с дивизии и посажу на эскадрон, а то и на взвод. Немедленно же поднять дивизию по тревоге и...

Не успел я договорить, как Городовиков, воскликнув:

- Бегу, пока башка цела, - выскочил во двор.

Через час 4-я дивизия во главе со своим славным начдивом сбила прикрытие белогвардейцев и ворвалась в Подгорное...

Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова. Меня всегда удивляло, как удачно сочетаются в его характере исключительно спокойная и умная рассудительность с лихим задором. В бою он бывал не просто храбр, а поразительно отважен, но его отвага не имела ничего общего с ухарством. Геройские подвиги он совершал как нечто самое обыкновенное, рабочее, обыденное. Всему этому он во многом обязан своей высокой дисциплинированности. Я не помню случая, чтобы Городовиков уклонился от выполнения данного ему приказания, чтобы он когда-нибудь не выполнил боевой задачи.

Нужно сказать, что и Косогов был одним из лучших начальников штабов дивизий. Человек высокой культуры, он оказывал Городовикову неоценимую помощь. Они так хорошо сработались, что понимали друг друга с полуслова, составляли как бы единое целое. Удивительно было, почему на этот раз глубоко уважаемый мною Иван Дмитриевич составил такое путаное донесение.

В ту беспокойную ночь под Воронежем я ругал Городовикова не за то, что он плохо действовал. Его 4-я дивизия последние дни вела напряженные бои и совершала тяжелые переходы, и он совершенно правильно поступил, дав перед решающим ударом отдых своим утомленным частям. Я ругал Городовикова за подписанное им донесение, не отражавшее действительного положения дивизии. Правда, надо было и поторопить его с наступлением, потому что 6-я дивизия Апанасенко вот-вот должна была уже ворваться в Воронеж.

Ровно в 6 часов утра 24 октября дивизии Конного корпуса (4-я с севера, 6-я с востока и юго-востока) ворвались в Воронеж. Одновременно вошла в город и 12-я стрелковая дивизия.