Лукреция Борджа

Ночью 5 сентября у Лукреции начинается приступ невыносимой боли в пояснице. Едва придя в себя, она с криками разрешается мертвым семимесячным ребенком. Несколько часов спустя у нее начинается родильная горячка, столь опасная, что врачи думают, что роженица не выживет. Едва придя в сознание, Лукреция смутно видит возле себя Альфонсо, который держит ее за руку, и Чезаре, который держит ее за ступню, откуда ей пускают кровь. «Это было невероятно трудно», — сообщает секретарь Эркуле своему хозяину, находившемуся в тот момент в Реджо, однако, кажется, все закончилось успешно. Чезаре, полагая, что больше не нужно беспокоиться о судьбе сестры, от которой напрямую зависела его участь, уезжает в тот же вечер.

Однако улучшение это кратковременное, и 13 сентября Лукреция просит исповедать и причастить ее. Все думают, что ей уже не спастись, и Бартоломео Картари, феррарский оратор в Венеции, вслух произносит то, о чем все думают, но молчат: «Да возложит Господь длань на ее голову и избавит от страданий, чтобы положить конец здешним пересудам о возможном отравлении». Пять дней спустя, собрав последние силы, Лукреция делает приписку к завещанию, касающуюся ее сына Родриго Бишелье, и, словно успокоившись, впадает в беспамятство под взглядом своего мужа.

Каково же было ее удивление, когда на следующий день, очнувшись от полузабытья, она находит Альфонсо на прежнем месте: он ждал, когда на ее лице появятся хоть малейшие признаки жизни. Никогда и никто еще не был ей так предан. Герцог признается ей, что дал обет пешком совершить паломничество к Лоретской Богоматери, если Лукреция выздоровеет. Узнав о его намерении, папа написал зятю, что Богоматерь будет довольна и в том случае, если он отправится туда верхом!

За полгода Лукреция совершила чудо: ее супруг теперь любил ее больше ее приданого. Как мы помним, брачный контракт предусматривал, что в случае ее смерти все оставалось семье д'Эсте: территориальные привилегии, титулы, драгоценности и те самые дукаты larghi. Отныне Лукреция могла ему довериться. Теперь у нее была любовь мужа, а кроме того, к ней проявляли симпатию ее близкие, двор, магистраты, горожане и крестьяне. Сразу стало ясно, что Лукреция любима народом и от нее ждут наследника.

20 сентября врачи объявляют, что она вне опасности, и разрешают ей вернуться в Кастель Веккьо. Однако поскольку сырость в замке и болотные испарения от рвов с водой могут поставить под угрозу ее выздоровление, она предпочитает удалиться в монастырь Тела Господня. Месяц спустя она вернулась, и Чезаре вновь стал главной причиной ее мучений. Он усилил давление на герцогиню Урбинскую, стараясь заставить ее расстаться с супругом и сторонниками его клана; похоже, сдались Франческо Мантуанский и Изабелла, желающие таким образом завоевать благосклонность Валентинуа. Если Гвидубальдо, испытывая угрызения совести, в конце концов пришел к мысли, что роль кардинала ему подходит больше, чем роль супруга, то герцогиня Урбинская об этом и слышать не хотела, и «пусть бы ей пришлось жить с Гвидубальдо как с братом, она предпочла бы это, нежели отвергнуть его как мужа». Чезаре ответил на этот отказ ультиматумом маркизу Мантуанскому: либо последний прогонит родственника, либо поссорится с Валентинуа. Элизабетта поняла, что жизни герцога Урбинского угрожает серьезная опасность, и вместе с ним спешно уехала в Венецию, убежище всех государей, лишенных владений, и всех жертв тирании.

Если это «братское великодушие четы Монтефельтро» развлекло папу, то у Лукреции оно вызвало уважение и восхищение. Тем временем события развивались. Вскоре в одном из посланий отец просил дочь заложить все ее драгоценности, чтобы помочь брату, вынужденному давать отпор восставшим кондотьерам. Помощь, оказанная Францией «кузену короля», лишила мужества предводителей восстания — Вителоццо Вителли, Оливерто де Фермо, Франческо Орсини и его сына. Поскольку для Чезаре мир делился на две части — на тех, кто ему служил, и тех, кто ему вредил, он пригласил восставших в Синигалью отужинать и велел всех перерезать. «Самое забавное из его надувательств», — только и замечает Макиавелли.

Герцог Эркуле д'Эсте направил свои поздравления победителю, так же как и его дочь Изабелла, по всей видимости, мало заботившаяся о судьбе своего родственника Гвидубальдо.

Светлейший герцог Валенсийский!

Блестящие успехи Вашего Сиятельства вызвали у нас радость и удовлетворение, ибо нас связывают взаимные чувства дружбы и благожелательности, существующие между Вашим Сиятельством и Сеньором нашим супругом. Будучи уверенной в том, что после трудов и забот, выпавших на вашу долю в ваших славных начинаниях, вы не откажетесь от возможности развлечься, я сочла уместным послать вам с нашим гонцом сотню масок. Нам не составляет труда понять, насколько этот скромный дар мало соответствует величию ваших заслуг; однако пусть он послужит залогом того, что, едва вы пожелаете чего-либо более достойного вас, мы вам это отправим¹.

В своем ответе герцог Романьи написал:

Наша подруга и досточтимая сестра. Мы получили подарок — сто масок, что Ваше Сиятельство нам отправили. Они доставили нам большое удовольствие, поскольку весьма разнообразны и исключительно красивы. Нас еще более порадовало то, в какой момент и куда нам их доставили. В тот день мы овладели городом Синигальей и подчиненной ему территорией, равно как их крепостями; мы наложили наказание, коего заслуживало коварное предательство наших врагов, затем мы освободили от тирании города Кастелло, Фермо, Цистерну, Мантую и Перуджу, мы заставили их повиноваться должным образом Его Святейшеству, и посему мы лишили Пандольфо Петруччи тиранической власти, присвоенной им в Сиене. Эти маски доставят нам огромное удовольствие, поскольку они подарены с дружеским и особым расположением, которое вы — в чем мы уверены — испытываете к нам, равно как и ваш супруг².

Лукреция, которая мало интересуется политикой и не понимает, как могли Гонзага ради блага Феррары и Мантуи решиться на помолвку своего сына Федерико с Луизой, законной дочерью Чезаре и Шарлотты д'Альбре. Молодая герцогиня предпочитает заняться своим двором, где собрались гуманисты, поэты и музыканты. Неожиданная поддержка приходит ей от кардинала Ипполито, вернувшегося из Рима. Он решил положить конец своему бурному роману с Санчей Арагонской, недавно заключенной под стражу в замке Святого Ангела за слишком вольное поведение, и уладить отношения с герцогом Валентинуа, ее любовником. По возвращении в Феррару он устраивает карнавальные празднества и обхаживает Лукрецию с таким рвением, что посол Ватикана пишет в 1503 году святому отцу, что «ночью она принадлежит синьору Альфонсо, но днем — кардиналу».

В апреле Лукреция принимала свою золовку Изабеллу. Необходимо было ее развлечь. Был дан спектакль «Благовещение», сыгранный феррарскими студентами. По поводу этого зрелища, поставленного Бьяджо Россетти, восхищенная маркиза Мантуанская писала своему супругу:

Я прибыла в Кастелло навестить синьору Лукрецию, которая со мной по-прежнему очень любезна. Обе мы отправились в дом архиепископа, где я встретилась с господином моим отцом. Я выразила восхищение красотой деревянного театра, оборудованного специально для нынешних празднеств. Сначала появился юный ангел. Он рассказал содержание пьесы и привел слова пророков, оповестивших о грядущем пришествии Христа. Под портиком, опирающимся на восемь столбов, появилась Мария, прочла несколько стихов, и пока она говорила, небо открылось, и показался Бог Отец в окружении хора ангелов. Никак нельзя было угадать, что служило опорой его ногам и ногам ангелов. Еще шесть серафимов летали по небу. В центре этой группы находился архангел Гавриил, благодаря какому-то чудесному устройству он спустился и остался висеть в воздухе. Внезапно бесчисленное множество огней зажглось у ног ангелов, и их окружил сверкающий ореол. Это было очень любопытное зрелище, все небо сияло. В этот же момент архангел Гавриил спустился; державшая его цепь была незаметна, и казалось, что он возлежит на облаке, пока его ноги не коснулись земли³.