Другой Ленин
Другой Ленин читать книгу онлайн
Ни об одном другом человеке в советское время не говорили и не писали так много, как о В. И. Ульянове (Ленине). Но и сейчас мы не знаем о нем самого главного — какие качества поставили его во главе 150 миллионов людей? Почему именно он оказался одной из ключевых фигур истории XX века? Что в жизни считал важным и что несущественным? Что думал о смерти и как сам хотел бы умереть? Как ссорился и умел ли мириться? Как предпочитал отдыхать?
Автор освещает многие малоизвестные стороны личности Ленина.
Книга публикуется в авторской редакции.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Владимиру Ильичу пришлось пригрозить своей отставкой со всех постов, чтобы добиться от товарищей поддержки в вопросе о мире. Он заявил: «Эти условия надо подписать. Если вы их не подпишете, то вы подпишете смертный приговор Советской власти… Я ставлю ультиматум не для того, чтобы его снимать».
«Больше я не буду терпеть ни единой секунды, — отчеканил он. — Довольно игры! Ни единой секунды!..»
В конце концов после отчаянной борьбы точка зрения Ленина одержала победу.
Но теперь мирные условия стали во сто крат тяжелее: в частности, немцы заняли всю Украину. «Из Киева сообщают, — острила газета «Чертова перечница», — что немцы почили на лаврах. В число лавр попала и Киево-Печерская». А в Одессе распевали шуточную песенку:
Однако красная Россия все-таки получила, по выражению Ленина, «передышку». Либеральный журналист Г. Курский острил над этим словечком: «Перед смертью не надышишься». А меньшевистская газета «Новый луч» печатала стихи Шамиля Злого «Передышка»:
Вождь меньшевиков Юлий Мартов на IV съезде Советов иронически назвал Брестский мир «первым разделом России». Но Ленин не унывал. «Мы выиграли темп, — говорил он позднее, — мы выиграли немножко времени и только отдали за это очень много пространства».
«Что вы мне даете резолюции? — ехидно спрашивал он у противников мира. — Лучше выставьте на Красной площади боеспособные полки, тогда я тоже скажу, что этого мира заключать не следовало».
А в том, чтобы выиграть от драки двух сильных врагов (Антанты и Германии), Ленин не видел ничего зазорного. «Когда два вора дерутся, честные люди выигрывают». «Если бы мы этого правила не держались, мы давно… висели бы все на разных осинах». «Наша революция боролась с патриотизмом. Нам пришлось в эпоху Брестского мира идти против патриотизма».
«Новый Сатирикон» был неистощим на шутки по поводу суровых условий Брестского мира:
«— Вы знаете, Россия сейчас самая еврейская страна в мире.
— Почему?
— Обрезана со всех сторон».
Или: «Карта России из географической сделалась обыкновенной игральной. И самой маленькой. Любой король ее бьет».
А правая газета «Вечерние ведомости» (бывшая «Биржевка») печатала даже еще более злые стихи Чичероне:
«Смольный — потому Смольный, что мы в Смольном».
Чтобы уменьшить угрозу для новой власти, Ленин предложил перевести правительство в Москву. Среди его соратников это вызвало серьезные сомнения и возражения. Многие (например, Зиновьев и Луначарский) спрашивали: как же можно покидать Петроград, колыбель революции? Смольный стал олицетворением новой власти, и вдруг правительство сбежит оттуда? Рабочие воспримут это как дезертирство, проявление слабости и трусости, не поймут.
Ленина такие доводы выводили из себя. Он отвечал товарищам: «Можно ли такими сентиментальными пустяками загораживать вопрос о судьбе революции? Если немцы одним скачком возьмут Питер и нас в нем, то революция погибла. Если же правительство — в Москве, то падение Петербурга будет только частным тяжким ударом. Как же вы этого не видите, не понимаете? Более того: оставаясь при нынешних условиях в Петербурге, мы увеличиваем военную опасность для него, как бы толкая немцев к захвату Петербурга. Если же правительство — в Москве, искушение захватить Петербург должно чрезвычайно уменьшиться: велика ли корысть оккупировать голодный революционный город, если эта оккупация не решает судьбы революции и мира? Что вы калякаете о символическом значении Смольного! Смольный — потому Смольный, что мы в Смольном. А будем в Кремле, и вся ваша символика перейдет к Кремлю».
Он замечал в эти дни: «Ганнибал у ворот, — об этом мы не должны забывать ни на минуту». «Этот зверь прыгает хорошо. Он это показал. Он прыгнет еще раз. В этом нет ни тени сомнений».
«Если нам придется оставить Петроград, — говорил Владимир Ильич, — отступим в Москву, на Урал… Даже если нас отодвинут и за Урал, мы и там создадим свое советское государство и в конце концов победим».
В итоге точка зрения Ленина возобладала, и 11 марта 1918 года правительство переехало в Москву. «Курица не птица, Петроград не столица», — шутила оппозиционная печать. Поэт Кампеадор увидел в смене столиц движение вглубь истории — от эпохи Петра I к эпохе московских царей:
Сатирическая газета «Баба-Яга» публиковала такие стихи С. Аша:
Покидая в последний раз Смольный и садясь в автомобиль, Ленин негромко заметил: «Заканчивается петроградский период деятельности нашей центральной власти. Что-то скажет нам московский?..»
В дороге, под стук вагонных колес, Ленин написал статью «Главная задача наших дней», эпиграфом к которой поставил строки Некрасова:
Статья написана в патриотическом ключе, совсем непривычном для Ленина прежде. «Не надо самообманов, — писал Ленин. — Надо иметь мужество глядеть прямо в лицо неприкрашенной горькой правде. Надо измерить целиком, до дна, всю ту пропасть поражения, расчленения, порабощения, унижения, в которую нас теперь толкнули. Чем яснее мы поймем это, тем более твердой, закаленной, стальной сделается наша воля к освобождению… наша непреклонная решимость добиться во что бы то ни стало того, чтобы Русь перестала быть убогой и бессильной, чтобы она стала в полном смысле слова могучей и обильной».
Позднее Ленин даже использовал словечко «Смольный» как нечто вроде ругательства. Услышав от товарищей какие-то высокопарные слова, он свирепо-добродушно наскакивал на них: «Да что вы, батенька, в Смольном, что ли?.. Совершеннейший Смольный… опомнитесь, пожалуйста, мы уж не в Смольном, мы вперед ушли». «Мы наглупили достаточно в период Смольного и около Смольного. В этом нет ничего позорного. Откуда было взять ума, когда мы в первый раз брались за новое дело!»