Заплачено кровью

- Товарищ лейтенант, к командиру батальона, - вывел Вольхина из раздумий подошедший связной.

- Командир полка тебя чего-то вызывает, - сказал ему капитан Осадчий. Заберут, наверное, из батальона.

- Никуда я не собираюсь, - удивился Вольхин.

- А ведь у вас высшее образование, товарищ лейтенант? - спросил Шапошников, когда Вольхин вошел в блиндаж командира полка и представился.

- Пединститут, товарищ капитан. Работал учителем в школе, математик.

- И чертить, конечно, умеете?

- Когда теоремы доказывал - чертил.

- Хотите работать в штабе?

- В штабе? - удивился Вольхин, - Не знаю. Не думал. Я же ничего не понимаю в штабной работе.

- Ничего, научим, - улыбнулся Шапошников.

"А как же рота? - подумал Вольхин, - Что скажут ребята? Неудобно...".

- Можно подумать, товарищ капитан.

- Подумайте, - кивнул Шапошников.

К лейтенанту Вольхину он приглядывался давно. Как-то увидел у Осадчего схему обороны батальона - выполнена чисто, аккуратно и профессионально. Осадчий так чертить не умел.

- Кто это делал вам схему? - спросил его тогда Шапошников.

- Командир седьмой роты лейтенант Вольхин.

"Седьмая рота... Вольхин..." - и Шапошников вспомнил, что этот лейтенант с ними с первых дней. Отличился под Трубчевском, в Милославичах, в Церковищах. Воюет грамотно, хотя и не кадровый. Скромный, аккуратный. Эти качества Шапошников ценил в людях особенно. - "Можно сделать из него неплохого штабного работника, если есть задатки. Зачем держать такого человека на роте? - думал Шапошников, - хотя сейчас в управлении полка все по штату, запас не помешает".

Вольхин вышел из блиндажа и столкнулся с писарем штаба сержантом Ляшко, которого он немного знал.

- Слушай, Петро, ты сам что конкретно в штабе делаешь? - спросил его Вольхин, - а то командир предлагает в штаб перейти.

- Соглашайтесь, товарищ лейтенант, если есть возможность. Командир у нас хороший, не смотри, что всего лишь капитан, - ответил Ляшко. Выдержанный, никогда не орет, не матерится. Всегда разберется, обдумает. Он и меня давно натаскивает на штабную работу. Я ведь с первого курса МИСИ призван. Иногда карту сделаю, веду обстановку, дежурю по штабу. Учусь сводки составлять, приказы. Работа интересная, тем более для вас, математика. Да и военный опыт у вас теперь есть, так что справитесь. А что, разве из штаба кого-нибудь переводят, не слыхал вроде...

- А я откуда знаю? Вызвал Шапошников, предложил в штаб.

- Ну и соглашайтесь. Вам головой надо воевать. 22

"ПРОСТИТЕ ПЕХОТЕ..."

Вечером 6 октября командующий 3-й армией генерал-лейтенант Крейзер вызвал на совещание командиров дивизий.

- Товарищи, - начал он, как всегда спокойно и деловито, - обстановка за последние дни резко изменилась. Гитлеровцы начали, по всей видимости, генеральное наступление. Танковая группа Гудериана из района Шостки вышла в район Орла. Есть сведения, что город уже у немцев. Другая их группировка подходит к Брянску.

Командиры дивизий недоуменно зашевелились, кто-то даже спросил:

- Как же немцы могут быть уже в Орле?

- Ставка дала директиву на отход нашей и тринадцатой армий, - продолжал Крейзер. - Общее направление отхода: линия Щигры - Фатеж.

- Триста километров назад! - ахнул кто-то из командиров.

- Показываю для каждой дивизии маршруты, - командующий подошел к карте. - Иван Тихонович, - Крейзер посмотрел на полковника Гришина, - твоя дивизия ставится в ударную группу. Сутки на сборы и чтобы к утру девятого был за Десной в районе Салтановка - Святое.

Полковник Гришин посмотрел на карту: около восьмидесяти километров от Судости. А надо еще поднять дивизию, собраться, и на все - двое суток.

Приехав после совещания к себе в дивизию, он приказал начальнику штаба полковнику Яманову подготовить приказ на марш к Десне.

- Срочно, Алексей Александрович, на все сборы только сутки, в ночь на восьмое выступаем. Немцы в Орле, а возможно и в Брянске. Не сегодня-завтра захлопнут нас здесь.

- Как прошла разведка боем? - позвонил Гришин Шапошникову.

- Чуть не взяли Юрково, - ответил Шапошников. Немцы главные силы с нашего участка сняли. К преследованию нас, по-видимому, не готовы.

- Ясно. Быстро собирай все свое хозяйство, готовность к маршу девятнадцать часов завтра. Пойдешь в авангарде. Приказ Яманов готовит, через два часа получишь.

Полк Шапошникова был самым сильным в дивизии, более полутора тысяч человек, поэтому Гришин именно его решил поставить в авангард, зная, что Шапошников и соберется быстрее всех, и сделает все, как надо.

Всю ночь и весь день 7 октября в дивизии полковника Гришина была лихорадочная суета: грузили на машины и повозки ящики с боеприпасами и продуктами, накопившимся за три недели имуществом, проверяли - все ли взяли, собирали повозки и автомашины в колонны, пряча их до начала марша в лесах.

- Что-то сомневаюсь я, что на отдых нас отводят, - сказал Вольхину сержант Фролов, - собираемся, как на пожар.

Больше всех обидно было уходить с насиженных мест начальнику инженерной службы дивизии майору Туркину. Почти три недели под его руководством готовила дивизия оборону, он лично побывал чуть не в каждой роте, впервые с начала войны подготовлено было все действительно, как положено. И вот - все бросать.

- Немедленно бери саперный батальон и на машинах - к Десне, - Гришин показал Туркину точку на карте. - Как хочешь, из чего хочешь, но чтобы через сутки здесь было две переправы.

- А с минами что делать? Три дня назад получил, больше половины не успели по полкам развезти.

- Закопай, - без раздумий приказал Гришин. - И когда только успели накопить столько барахла, - выругался он, оглядывая колонну штаба дивизии, как цыганский табор!

В ночь на 8 октября 137-я стрелковая дивизия полковника Гришина, оставив позиции на Судости, тремя колоннами двинулась к Десне.

К утру 9 октября все колонны, пройдя более шестидесяти километров, вышли к Десне. Изнурительный, безостановочный марш и бессонная ночь утомили всех, и полковник Гришин дал несколько часов на отдых.

Саперы майора Туркина сделали, казалось, невозможное: две переправы были наведены в рекордно короткие сроки. Полковник Гришин, выйдя на высокий западный берег Десны, наблюдал, как огромный поток автомашин, повозок и людей, перейдя мосты, растекался по восточному берегу реки.

"Такая силища, и отступаем, - с горечью подумал он, - но чудо, что до сих пор нет ни одного самолета...".

- Дивизия перешла вся, Иван Тихонович, пошли обозы армии и госпиталя, услышал Гришин сзади голос полковника Яманова, - и штаб наш весь за Десной.

- Надо и нам переправляться. Лукьянюк! Быстро сматывайте связь и - на ту сторону.

Но не успел полковник Гришин подойти к переправе, как над ней пролетела тройка самолетов. Засвистели падающие бомбы, и одна из них разорвалась прямо на мосту. Видя, как шарахнулись лошади и люди, услышав крики и ржание раненых лошадей, Гришин зло махнул рукой: "Ну вот, теперь придется вплавь...".

Капитан Лукьянюк, почти весь батальон которого был за Десной, у разбитого моста выше реки нашел пару бревен. Связав их ремнем, он столкнул бревна в воду, и, разгребая одной рукой, поплыл к тому берегу. Десятки людей также кто на чем переплывали Десну, когда переправа была разбита. "Ничего нет глупее сейчас утонуть... Надо было с батальоном переходить, досидел до последней минуты...", - ругал себя Лукьянюк.

Недалеко от берега он спрыгнул в воду, оказалось по грудь, но пошел, чувствуя, как все тело пронизывает холод. Ночью выпал снег, первый снег, подморозило, и шинель на берегу быстро замерзла. Пробежав метров триста от берега, пытаясь согреться, Лукьянюк услышал шум. Это оказался полковник Яманов. Его плащ-палатка, покрывшаяся ледяной коркой, шелестела об кусты.

- Давай выжимай одежду и погрейся в кабине, - показал ему Яманов на машину. - Можешь немного поспать.