Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

Это поневоле избранные статьи (хотя в книге их больше двухсот, но Эренбургом за время той войны их написано не меньше полутора тысяч). Это были статьи разных жанров. Хлесткие фельетоны — в первые месяцы войны, в тяжкую пору военных поражений, Эренбург хотел избавить наших бойцов от ощущения фатального превосходства врага; 5 августа 1941 года он писал про гитлеровцев:

Подробные репортажи с фронтов. Гневные перечни бед, принесенных врагом, чудовищных его преступлений, мысли о победе и о будущем. Это были конкретные материалы: например, о том, как среди бумаг деревенского старосты в только что освобожденной деревне Вязовой нашли список расстрелянных 12 жителей, где под номером 11 был записан «Давыдов Николай Владимирович 1 года». Потрясенный Эренбург привел в заметке «Николай Владимирович — 1 года» [516] этот список, подписанный старостой, и закончил ее так: «Об этом трудно говорить, но забыть это нельзя. Нам еще далеко идти. Но мы дойдем. Мы их найдем. Мы их найдем под кроватями, в вегетарианских столовых, на краю света. Мы вспомним годовалого Колю Давыдова. Мы многое вспомним».

Это статьи писателя, хотя лишь изредка в них заходит речь о литературе. Больше всего в книге статей, написанных для тех, кто добывал победу на фронте и в тылу; из всех сотен и сотен репортажей Эренбурга для заграницы в книгу вошло чуть больше тридцати (они, как правило, не имели авторских заголовков и озаглавлены датами написания [517]). Конечно, собранные вместе, эти статьи дают пунктир главных событий на советско-германском фронте в 1941–1945 годах, а иногда и на других театрах мировой войны, но не это определяет цель данного издания.

У этой книги две главные задачи.

Во-первых, дать возможность современному читателю почувствовать накал той страшной войны, тех кровавых 1418 дней. Думаю, что в этом смысле у нас более точной книги, чем сборник военных статей Эренбурга, нет — потому что, читая не причесанные цензурой последующих лет тексты самого популярного публициста войны, обращенные к тем, кто воюет, т. е. убивает врагов, чтобы спасти себя и своих близких, а стало быть, и свою страну от того, что ей реально угрожает, читая их, нельзя не ощутить накал той войны, что называется, своей кожей. Накал войны, которую уже традиционно считают у нас народной, героической и справедливой. Никак не принижая заслуг других народов антигитлеровской коалиции, можно сказать: именно народы СССР внесли решающий, оплаченный немыслимо дорогой ценой вклад в общую победу над фашизмом, создав в 1945 году необходимые условия для цивилизованного существования и последующего процветания Западной Европы (американский военно-экономический щит в послевоенной Европе превратил эти условия в достаточные — но это уже другая тема).

Ту народную, героическую и справедливую войну нельзя вместе с тем не считать исключительно жестоким и трагическим испытанием для народов СССР — не столько даже потому, что на каждого погибшего в войну немца приходится в среднем семь погибших граждан СССР, но и потому еще, что советские народы-победители не заработали себе за эти четыре кровавых года реального права жить хорошо, и даже теперь, спустя столько десятилетий после весны 1945 года, живут в среднем хуже всех в Европе (имею в виду не только материальную сторону жизни). Наше государство как было, так, в общем-то, и осталось тем неизменным молохом, которому подчинено все. Вот и получается, что если когда-либо советские народы и чувствовали себя свободными и раскованными, то именно в окопах Отечественной войны, ибо знали, что страшнее, чем в этих окопах, уже не будет (это — одна из тем романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба»). Конечно, можно было бы заметить, что каждый народ живет так, как того заслуживает, но понимание этого (видимо, в целом справедливого) утверждения лишь усугубляет ощущение нашей трагедии.

Помимо этой первой, чисто исторической (или военно-исторической) задачи есть у книги Ильи Эренбурга «Война. 1941–1945» и вторая цель — историко-литературная. Статьи этой книги, сегодня сколько-нибудь подробно не известные новым поколениям интересующихся историей читателей России, — несомненный историко-литературный феномен. Это тексты, беспрецедентные по воздействию на читателя тех лет, вызывавшие сильнейший эффект по обе стороны фронта: ярость красноармейцев к врагу и ненависть фашистов к Эренбургу. Геббельсовская пропаганда все время выдергивала цитаты из его статей для создания образа лютого врага. Более того, она сплошь и рядом для своих нужд их фальсифицировала. В заметке 1944 года «Белокурая ведьма» [518] Эренбург привел строки из приказа командующего армейской группой «Норд»: «Илья Эренбург призывает азиатские народы „пить кровь немецких женщин“. Илья Эренбург требует, чтобы азиатские народы наслаждались нашими женщинами: „Берите белокурых женщин — это ваша добыча“». Эренбург так прокомментировал эти слова: «Когда-то немцы подделывали документы государственной важности. Они докатились до того, что подделывают мои статьи». В этой книге есть немало статей Эренбурга 1944 и 1945 годов, когда Красная Армия вела бои на территории Германии, а мы приведем еще и выдержки из его писем на фронт того времени, и все это вместе покажет беззастенчивую ложь немецкой пропаганды и ее теперешних российских последователей.

Теперь, когда к статьям Эренбурга (или к мифам о них) вдруг возвращаются по обе стороны мысленной линии давнего фронта, равнодушными они не оставляют никого. Могу вспомнить, например, неоднозначно-острые отклики в Германии на интереснейшую берлинскую выставку 1997 года в Карлсхорсте, посвященную Эренбургу. Что касается пожилых граждан России (речь не о ветеранах войны), то они о военных статьях Эренбурга, скорее всего, забыли, а если отдельные интеллигенты их и вспоминают иногда, то, с легкой руки германиста Льва Копелева, сугубо в смысле их-де избыточной ненависти к немцам (т. е. к врагу, вторгшемуся в нашу страну с целью ее порабощения). Таковы, скажем, «прозрения» тех эренбурговских поклонников военных лет, которые на старости лет вдруг обнаружили, что «не понимали страшного воздействия его статей, разжигавших ненависть наших солдат» [519]. А что, хочется спросить их, убийства без ненависти — гуманнее? И чем тысячелетия занимаются на войнах люди, как не убийствами? Или не надо было уничтожать оккупантов, а любезно позволить им уничтожить себя? Может быть, напомнить, что именно делали с мирным населением на оккупированных территориях Украины, Белоруссии и России соплеменники Баха и Гете, одетые в военную форму образца 1939 года? Напомнить, например, о Холокосте? Сокрушающимся о «негуманности» военной публицистики Эренбурга или о «нетребовательности» военного времени, предпочитавшего «императивное слово» писателя «оригинальности художественно-философской концепции» [520], не стоит забывать об исторической конкретности истины, при всей ее внеисторической многозначности.

Наконец, у нас появились собственные нацисты, а также явные и неявные ученики д-ра Геббельса, которые широко пользуются его фальшивками в своей практической работе [521].

Нельзя не содрогаться при мысли о том, что принес миру выбор немецким народом национал-социалистов в 1933 году, как о том, во что обошлась России победа (без всяких выборов) отечественного национал-большевизма в 1929-м. Но изменить что-либо можно не в истории, а в нашем будущем. Впрочем, не имея исторической памяти и не найдя в себе воли и духа осудить преступления прошлого, вряд ли можно получить шанс жить по-человечески в будущем.