Трагедия Цусимы

Так вы на вторую эскадру?

Конечно!

После шести месяцев Порт-Артура…

— Не сидеть же сложа руки, когда другие дерутся! Полковник хотел было что-то сказать, но словно поперхнулся и скомандовал — «шампанского!..»

Около 2 ч. ночи 30 сентября прибыли в Либаву. Здесь нас обоих ожидал приятный сюрприз. Помощник начальника главного морского штаба (контр-адмирал Н.) нашел возможность и время предупредить наших родственников о вероятном часе нашего прибытия. Нас встретили. За ночь, конечно, глаз не сомкнули, а к подъему флага (к 8 ч. утра) уже были в порту. Тут — сутолока невозможная. С трудом добыли катер и отправились в аванпорт, на броненосец «Князь Суворов», на котором держал флаг командующий второй эскадрой.

Встреченные довольно холодно в штабе, мы были зато чрезвычайно сердечно приняты адмиралом. Моему спутнику, мичману, сейчас же нашлось место на миноносце, что касается меня, то по моему чину дело обстояло сложнее… Адмирал обнадежил, что «как-нибудь устроим», а пока что приказал перебираться на «Суворов» просто пассажиром.

На эскадре, готовившейся к выходу в дальнее плавание, спешно грузили запасы и материалы, принимали уголь, шла, как говорят на флоте, такая «горячка», что с кем-либо обстоятельно потолковать, о чем-нибудь расспросить — и думать не приходилось. Да и сам я спешил воспользоваться несколькими часами свободного времени, чтобы закупить на берегу вещи, необходимые в походе. Кое-что привез из дому (из Петербурга) брат, выехавший мне навстречу, кое-что удалось привезти с «Дианы» (Это «кое-что», т. е. форменное платье, шло на пароходе в виде груза, адресованного торговым домом «Матэ», в Сайгоне, некоторому торговому дому в Марселе, было упаковано в ящики с соответственными клеймами и не имело ничего общего с «путешественниками»), но все же многого не хватало.

Несмотря на уверения старшего офицера «Суворова», что завтра ровно в 9 ч. утра будет с берега последняя шлюпка, я, прибыв на пристань 1 октября за 1/4 часа до назначенного срока и прождав более получаса, так её и не видел. Ничуть не огорчился: знакомое дело — «горячка». Кто-нибудь подвезет! Взялся подвезти катер с «Александра III». В 10 ч. утра был на месте. Ранний выход не состоялся. Из-за малой воды некоторые корабли днищами касались грунта, ползали по илу и никак не могли развернуться…

— Недурен порт! Полюбуйтесь! — желчно бросил адмирал, проходя мимо меня…

По счастью, еще с утра потянул слабый SW, и вода пошла на прибыль. «Суворов» тронулся только в 4 часа пополудни.

Хорошо помню этот день. Низкие серые тучи; не то туман, не то изморось; сумрачные лица; руки, засунутые в карманы; головы, прячущиеся плотнее в воротник пальто, за который то и дело пробираются струйки холодной воды; общая нервность и раздражительность — не то от погоды, не то от досады на все эти мелкие неудачи, не то… от тревоги по поводу недобрых примет…

— Не отпускает Либава!.. — Совсем не Либава, а строители порта! — погода как на похоронах… — Дождь — это к благополучию при отъезде! — Да еще пятница!.. — Зато — Покров! — слышались то тут, то там отрывистые замечания…

Не знаю, те, что находили приметы благоприятными, были ли искренни? Вид у всех одинаково был далеко не веселый.

Я им удивлялся. Я ведь еще не знал того, что им было хорошо известно; я даже о составе эскадры еще не успел расспросить толком, а о степени ее боевой готовности не имел ни малейшего представления. Я был счастлив одной мыслью, что попал на эскадру до её ухода из России! Какие могли быть сомнения? Раз посылают эскадру, значит, она в силах помериться с врагом! Иначе и посылать бы не стоило! Будущее — в наших руках!.. И несмотря на серенький день, на хмурые лица окружающих — на душе у меня пели райские птицы.

Ярко запомнился один эпизод этих проводов.

«Суворов» уже выходил из ворот аван-порта, когда ко мне подбежал мичман князь Ц.

— Это ваши! это ваши! скорей! скорей! — говорил он, тащаменя за руку к левому борту.

Я вышел на площадку левого трапа.

Неподалеку от броненосца, мотаясь на зыби и зарываясь носом, держался небольшой, серого цвета, паровой баркас под инженерным флагом. На палубе, уцепившись за рубку, стояли мой брат и его жена. Он что-то кричал (чего нельзя было разобрать за шумом ветра) и махал фуражкой, а она высоко над головой поднимала свою собачонку Темика, как бы показывая, что и этот малый зверь участвует в моих проводах, хочет со мною проститься…

Какие пустяки, но как они врезываются в память!..

Броненосец прибавил ходу. Серенький баркас спешно юркнул в гавань. Впереди было открытое море…

В этот день тронуться в путь-дорогу так и не удалось. Что-то приключилось с «Сисоем», который застрял в гавани. Кажется, он потерял якорь и его разыскивал. Остались ждать. С выходом из аван-порта суета на броненосце несколько улеглась. Явилась возможность несколько разобраться в вещах, наскоро брошенных в каюту, оглядеться, устроиться и кой о чем расспросить. Среди штабных у меня не оказалось ни одного старого соплавателя, с которым можно было бы поговорить по душе. Правда, старший флаг-офицер лейтенант С. был почти моим товарищем (он отстал от нашего выпуска в 1 — й роте), но после того в течение 20 лет мы встречались очень редко и могли считаться только знакомыми, отнюдь не приятелями… К тому же все они (штабные) имели такой озабоченный вид, что подступиться к ним с частной беседой я не решался. Зато в кают-компании нашлись двое — старший артиллерист и старший механик, с которыми немало пришлось соли съесть на «Донском» и на «России». К ним-то я и обратился за разрешением моих недоумений.

— Почему это взяли с собою «Сисой»? — спрашивал я. — Ваш отряд 18-узловый, а ведь он, дай Бог, на 14!

Старший механик поглядел на меня как-то странно, словно стараясь угадать: шучу я или говорю серьезно?.. Наконец сообразил:

Да!.. Ведь вы прямо из Артура!.. Ну так вот: скорость тут не играет роли; «Сисой» свои 14 даст, а из наших — на «Бородине» при ходе 12 узлов уже греются эксцентрики; что же касается «Орла», то он вовсе не успел сделать положенных испытаний, и на какую его скорость можно рассчитывать (на долгий срок и без поломок в машине) — совершенно неизвестно… «Суворов», «Александр» и «Ослябя» — ну, эти, пожалуй, 15—16-узловые…

Ну, а «Наварин» и «Нахимов» с их пушками в 35 калибров на устарелых установках? «Донской» — эта старая коробка? Я очень его люблю, долго на нем плавал… но куда же ему в бой?..

Да кого же брать-то? Если бы можно было снарядить, прихватили бы с собой и «Мономаха», и «Корнилова», и всякую другую рухлядь! Ведь это все корабли, числящиеся боевыми судами флота! В бумажной войне, которую разыгрывали в тиши кабинетов наши стратеги, все они были на учете, согласно всем данным справочной книжки! Нельзя же теперь, когда началась настоящая война, объявить их хламом!.. Он горько засмеялся…

— Но «Слава»? «Олег»? «Изумруд»? Где они?..Опять взгляд, полный недоумения…

Про «Славу» и говорить нечего — она и через год еще вряд ли будет готова… «Олег», «Изумруд» — не только не начинали испытаний, но даже и постройкой не вполне закончены. Прислали их в Ревель, да в таком виде, что адмирал решительно отказался навязывать себе на шею эту обузу… Говорят — догонят нас в дороге…

А чилийцы и аргентинцы?..

— Ничего не выйдет! — безнадежно отмахнулся он. — Только зря разбрасывают сотни тысяч, если не миллионы, разным авантюристам, которые обещают оборудовать покупку!..

Наступило молчание. Райские птицы перестали петь свои песни. На душе было смутно и тревожно… Не хотелось верить, но беспощадная действительность так ярко била в глаза… Я хорошо знал моего собеседника и в правдивости его слов не имел повода усомниться…