Абель — Фишер

В государстве царил не аскетизм — кромешная бедность. Мой покойный отец, военный корреспондент Совинформбюро и «Известий», рассказывал, что вырываясь с фронта навестить раненых друзей в госпиталях, переживал за них страшно. Что не хватало лекарств, знали все и с этим терпеливо мирились. Но вот с другим… Люди отдавали жизнь, а кормили их плохо, и даже чай наливали в жестянки от консервов! Все средства, как думалось, шли на фронт. Оказывается, не только: миллионы могучим потоком вливались в науку, в атомные разработки.

Когда в конце 1944-го — начале 1945-го Берия возглавил атомный проект, ученые, над ним работавшие, почувствовали это сразу. Им прибавили зарплату, увеличили пайки, ведущих обеспечили машинами и даже дачами.

Курчатов в посланиях к Берии не стеснялся. Иногда, ознакомившись с переданными ему документами, честно писал: «Ввиду того, что исследования по этому методу у нас совсем еще не продвинулись вперед…»

А разведка творила чудеса! Расскажу о том, что еще никогда не попадало на страницы. В конце 1960-х — начале 1970-х годов военный перевод в Московском государственном институте иностранных языков преподавал полковник Павел Ангелов. Исключительно легкий в общении, любящий шутку, отлично знающий язык, был он любимцем переводческого факультета. Мне повезло: Ангелов вел нашу английскую группу. Бывало, повесив на стул полковничий китель, увешанный орденскими планками, переворачивал стул и занимался с нами, старшекурсниками, тем, что сейчас назвали бы ролевыми играми. Допрос пленного, разговор со случайно оказавшимися в расположении американской воинской части гражданскими, выяснение биографии заинтересовавшего тебя человека… Тут боевой офицер и участник Великой Отечественной Ангелов был мастак. До сих пор помню его четкие построения на манер американцев: «Dress right dress, ready front! Eyes left! Colonel Angelov…» [12]

Имя его было окружено если не легендой, то уж точно — ореолом таинственности. Рассказывали, будто во время войны он служил с американцами, молодым офицером открывал с ними второй фронт. Может, был даже связан с разведкой? Судьба необычная…

Заметен был у полковника какой-то непривычный юным инязовским ушам акцент. Потом другие преподаватели английского корили нескольких его старательных учеников за привитые нам фонетические и лексические навыки: «Откуда лезет из вас это канадское?»

Только десятилетия спустя, из бесед с Владимиром Борисовичем Барковским, выяснилось, что действительно — «оттуда», откуда и должно было. Только служили они по разным ведомствам. Барковский — по внешней разведке, линия НТР в Англии. Ангелов — по линии военной разведки, где он в Канаде поддерживал связь не с кем-нибудь, а с известным ученым, скажем — Наном Мэем. Когда же тот заартачился и уже на решающем этапе попробовал прервать сотрудничество, молоденькому тогда Ангелову был дан приказ вернуть заблудшего атомщика пусть не в родное, однако — в знакомое лоно.

Не знаю, увещеваниями или чем другим взял Ангелов. Мне кажется, он был не слишком способен на грубость и запугивание и, наверное, обаял Мэя, обработал своей улыбкой. Хотя кто знает? Суровая война заставляла прибегать к любым методам достижения цели. В итоге канадский атомщик все-таки передал образец урана в очень ждавшие его руки…

Зато Павлу Ангелову пришлось бежать — вроде бы он в последний момент перед отплытием вскарабкался на борт отходившего в СССР нашего военного судна в домашних тапочках и без всякого лишнего груза. Иначе бы сидеть действовавшему под видом болгарского гражданина Ангелову в тюрьме, как это пришлось потом тому же Мэю.

Еще одно предание: переданная по цепочке пробирка или закрытая ампула с ураном была доставлена военными на подмосковный аэродром. Здесь, как и подобает, гонца с ней встретили и тотчас передали ее лично начальнику военной разведки. Однако тут же подъехала черная легковая машина с зашторенными стеклами и ампулу взяла высунувшаяся на мгновение рука… Чья? Лаврентия Берии. Он не признавал никаких авторитетов — кроме собственного. Все полученное и добытое было его.

Однако американцев было, естественно, не опередить. Это понимали все. Кроме Сталина. Не раз писалось, как спокойно отреагировал вождь на вроде бы и вскользь брошенное ему при встрече замечание нового президента США Трумэна об испытаниях атомной бомбы.

Но вот о взбучке, устроенной Иосифом Виссарионовичем тому же Берии после ремарки Трумэна, известно мало. Вождь рвал и метал, вышел из себя, забыл обо всех правилах приличия. Тут, когда на какой-то момент пропала вера в гений Курчатова, могло и с Игорем Васильевичем, и даже с Берией случиться и самое непоправимое, не раз в нашей стране происходившее. Но пронесло. Или было не до репрессий? Оба уцелели, нервный приступ, точнее, припадок Сталина остался практически без последствий. Разве что уже в августе 1945-го создали Специальный комитет под председательством Берии, в который помимо высоких государственных мужей вошли и лучшие научные кадры во главе с Курчатовым и ведомыми им академиками Капицей и Иоффе. Все виды разведки тогда безоговорочно подчинялись Лаврентию Павловичу.

Тут развернулся и Судоплатов. Правда, некоторые действия его отдела «С» были, как выяснилось, бесполезными. Расчет на великого Оппенгеймера не оправдался — он всячески выказывал нашей стране искреннее уважение, но не больше. Данных о передаче им или его людьми хоть каких-то атомных разработок нет — разве что в книгах уважаемого Павла Анатольевича.

Зато, не щадя себя и рискуя головой, на Советы трудились ученые рангом поскромнее и возрастом помоложе. Но что касается «друга Советского Союза» не менее великого Нильса Бора, то датчанин после «экскурсии» Терлецкого и К° осенью 1945-го не только сообщил об имевших место беседах контрразведке, но и передал ей присланные заранее из Москвы вопросы, на которые он дал уклончивые и обтекаемые ответы.

Однако надо же было что-то делать и отделу «С»… А если бы попытка выудить у Бора нечто более конкретное, чем то, что уже значилось во многих научных статьях, удалась? Абсолютно бесполезной ту поездку считать никак нельзя. Ее афишировали для пребывающих в плену заветных имен Сталина и Берии как весьма успешную. Для разведки тоже получилась определенная польза: ясно, что на Бора как на помощника, не говоря уже об источнике, надеяться никак нельзя. Пусть лучше борется за мир во всем мире, слывя верным другом Советского Союза.

Кстати, теперь известно, что и Яков Петрович Терлецкий, в отличие от того, что говорили и писали многие, все же исправно трудился как раз по ведомству Берии. Но не всем же носить напоказ погоны с большими звездами. Профессор Терлецкий оказался полезен и в роли некого погонялы, и определенного посредника в связке «разведка — ученые-атомщики», и старательного письменного переводчика, и автора отрывочных воспоминаний, в которых признавалось: без агентурных данных атомную бомбу испытали бы не 29 августа 1949-го, а годками пятью — десятью позже.

Берия сыграл в этом прорыве важнейшую роль — вероятно, за это ему в аду подадут стульчик, чтобы чуть отдохнул… А Сталин, по иным отзывам не до конца поверивший в успех испытаний в Семипалатинске и сухо принявший победный рапорт Берии, разбудившего его поздним звонком, вскоре уразумел: Лаврентий и Курчатов его не обманывают. В не слишком растиражированных и не очень толковых мемуарах начальника сталинской охраны генерал-лейтенанта Власика коряво, однако правдиво описан любопытный эпизод. Власик годами и с переменным успехом соперничал с Берией за близость «к телу» вождя. Несколько лет до первого атомного испытания охранник брал вроде бы верх. Берия был не то что бы отстранен от дел, а, с точки зрения генерала, не имел уже прежней власти и доступа к Сталину, а два предшествующих взрыву в Семипалатинске года вообще находился чуть ли не в опале. Но вот что откровенно пишется в «Записках Н. С. Власика». Во время отдыха Сталина на юге к нему приехал Берия и «продемонстрировал фильм о законченных испытаниях отечественной атомной бомбы. Это явилось переломным моментом в отношении Сталина к Берии. После двухлетнего, довольно пренебрежительного отношения к Берии, которого он не скрывал, Сталин вновь вернул ему свое расположение. Тов. Сталин подчеркивал, что только участие Берии принесло такие блестящие результаты. Изменилось отношение Сталина к ставленникам Берии…» А вскоре сам Власик попал в немилость и «пошел по этапу».