Бах

Произошло это только в 1738 году. В начале же 1730-х многие знали Иоганна Себастьяна как неприятного в общении автора тяжеловесной музыки.

Отзвуки этой «славы» дошли и до курфюрста, возможно, потому он и раздумывал так долго. Но вовсе отказаться от услуг композитора ему не хотелось. Во-первых, ему нравились баховские кантаты. А во-вторых, Баха высоко ценил Кейзерлинг, имевший репутацию человека, безупречно разбирающего в искусстве.

Вполне естественно, композитору хотелось отблагодарить своего покровителя каким-нибудь сочинением.

Вероятно, они виделись достаточно часто и не только в Дрездене. Кейзерлинг часто бывал в Лейпциге и брал с собою личного клавесиниста — такая должность имелась в штате графа. Сия важная птица имела чуть более десяти лет от роду и носила имя, до сих пор вспоминаемое любителями музыки, — Иоганн Готфрид Гольдберг. Кейзерлинг нашел этого вундеркинда в Данциге, привез в Дрезден и отдал в обучение Вильгельму Фридеману Баху. Мальчик не разочаровал графа. Он научился великолепно играть на клавесине, а кроме того — сочинял кантаты, очень похожие по стилю на произведения Баха-отца — скорее всего, тот тоже давал уроки начинающему автору. Творческий потенциал, заключенный в этих сочинениях, обещал Гольдбергу большое будущее, но музыкант умер от туберкулеза в двадцать девять лет.

История, связывающая его с Иоганном Себастьяном, очень известна, но не подтверждена никакими документами. Поэтому многие исследователи считают ее байкой, хотя она описана Форкелем, первым и уважаемым биографом Баха. Причем делал он это со слов сыновей Баха, являющихся непосредственными свидетелями.

Итак, Кейзерлинг, патрон юного Гольдберга, имел слабое здоровье. Часто очередное недомогание лишало его сна. Тогда он посылал за своим музыкантом, которого специально поселил в соседней комнате, и приказывал ему играть. Красивые звуки отвлекали графа от страданий.

Кайзерлинг любил музыку Баха, а тот, в свою очередь, испытывал к своему покровителю благодарные чувства. Нет ничего удивительного в том, что русский дипломат однажды попросил композитора написать какое-нибудь бодрое сочинение для клавесина, дабы расширить ночной репертуар домашнего вундеркинда, скрашивающего музыкой ночные мучения своего хозяина.

У Баха получилось тридцать пьес, представляющих вариации на одну тему. Больше в композиторском наследии этот жанр не встречается, поскольку Иоганну Себастьяну казалось скучным создавать много композиций на одну и ту же основу. Наверное, работая, он постоянно думал только об ужасных ночах графа и о том, как заставить его забыть о болезни. Других тем как бы не существовало.

Граф пришел в восторг от сочинения и преподнес автору золотой кубок, полный денег. Судя по всему, этот гонорар превосходил все, полученное когда-либо Бахом, даже королевский перстень. Но Кейзерлинг не проиграл. Шедевры не имеют цены, они как подарочные купоны на частичку бессмертия.

Дипломат понимал это, в отличие от многих других современников Баха, даже считающих себя музыкальными теоретиками. Он называл цикл «своими вариациями», но даже и не подумал претендовать на права или пытаться ограничить распространение этой прекрасной музыки.

По словам Форкеля, «он никак не мог ими насладиться, и долго еще, как только у него начиналась бессонница, он, бывало, говорил: “Любезный Гольдберг, сыграй-ка мне какую-нибудь из моих вариаций”».

Иоганн Себастьян издал «Die Goldberg-Variationen», как часть «Klavierubung» («Клавирных упражнений»).

Обратимся еще раз к Форкелю, чтобы понять, как воспринимали «Klavierubung» профессиональные музыканты: «Тот, кто был в состоянии как следует разучить пьесы из этого сборника, мог тем самым добиться успеха в жизни; да и в наше время молодой музыкант может снискать себе с их помощью почет и уважение — настолько они великолепны, благозвучны, выразительны и вечно новы».

Сегодня «Вариации» ценят не только профессионалы. Они часто звучат в концертах. Есть упоминание об этом сочинении в нашумевшем когда-то романе Джона Фаулза «Коллекционер»: «Ох эта музыка. Вариации Гольдберга. Там есть одна мелодия, в самом конце, в очень медленном темпе, очень простая и печальная, но такая щемяще прекрасная — невозможно передать ни словом, ни рисунком, ничем иным, только самой музыкой…»

Глава пятнадцатая.

МНОГОДЕТНЫЙ ПАПАША И ЕГО БЛУДНЫЕ СЫНОВЬЯ

«Die Goldberg-Variationen» («Вариации Гольдберга») вышли в печать в 1741 году. Годом позднее у Баха родился последний ребенок — дочь Регина Сусанна, прожившая жизнь долгую и тяжелую. Только на склоне лет эта несчастная женщина из прославленного музыкантского рода получила поддержку от цеховых собратьев, правда, принадлежали добросердечные музыканты совсем к другому поколению. Одним из главных инициаторов сбора средств для младшей дочери великого Баха, живущей в нищете, стал не кто иной, как Бетховен.

Самый же младший из баховских сыновей, Иоганн Кристиан, родившийся годом позже «Кофейной кантаты» в 1735 году, наоборот, получал от судьбы сплошные подарки. Ему было суждено стать востребованным композитором, многократно превзойдя своего отца по прижизненной известности. Его называли властителем дум музыкальной Европы, он считался модным композитором и педагогом, у которого хотели учиться все от профессиональных музыкантов до принцев и королей. Именно он оказал огромное влияние на юного Моцарта. Своего отца Иоганн Кристиан называл alte Perücke («старый парик»), по-видимому, не особенно ценя его сочинения.

…Возвышенный гений и — многодетная семья. Как трудно представить себе эти две плоскости бытия! Уже говорилось о «героической» Анне Магдалене. Но как взаимодействовал с детьми сам Иоганн Себастьян помимо обучения их игре на музыкальных инструментах? Что делал для семьи помимо зарабатывания средств к существованию? Разделял ли с домашними их чувства или оставлял их за дверью «творильни»?

Он всегда находился в самой гуще семейных событий, переживая и радости, и горести. А последние посещали дом Бахов часто. Дети умирали. Кто в младенчестве, кто — прожив несколько лет. Из тринадцати, рожденных Анной Магдаленой, выжило, как уже говорилось, только шестеро.

Остальная орава требовала постоянного внимания. Не справляясь со все увеличивающимся количеством детей и нот, композитор позвал на помощь одного из своих родственников — Иоганна Элиаса Баха. Этот человек надолго поселился в доме кантора, став не только воспитателем и домашним учителем, но и секретарем главы семьи. Но, разумеется, не смог полностью освободить Иоганна Себастьяна от гнета забот.

Кроме обычных проблем, характерных для многодетной семьи, существовала еще одна — слабоумный Готфрид. Современные социологи и педагоги знают, как плохо влияет наличие ребенка-инвалида на других детей. Им достается меньше внимания, они хуже учатся и чаще болеют из-за недосмотра родителей. В наше время после рождения такого ребенка муж часто вообще оставляет жену, не приняв безысходности.

В XVIII веке семьи были не в пример крепче, но коррекционной педагогики еще не существовало. Только в конце XVIII века начал работать первый немецкий сурдопедагог С. Гейнике. В то время даже глухонемые дети считались необучаемыми. Гейнике, с целью убеждения противников, даже устроил публичные испытания для своих учеников. Результаты оказались впечатляющи, обученных детей допустили к Конфирмации — явление для тех времен беспрецедентное.

Слабоумными же детьми занялись гораздо позднее, да и то поначалу их только собирали в приюты, не стараясь обучать. Им отказывали в возможности достичь приемлемого уровня развития. Педагоги не рекомендовали вкладывать в больную душу ребенка больше того, на что он способен. Только в 1857 году пастор Диссельхоф опубликовал страстную и сострадательную книгу «Современное положение кретинов, слепых и идиотов в христианском мире», которая заставила общество несколько пересмотреть взгляды на эту проблему.