Виктор Цой и другие. Как зажигают звезды

— Так-то и мечтающую?

— Вот именно… Спит и видит тебя во сне.

— Кто такая?

— Не скажу. А ты соглашайся, не пожалеешь.

Кто же это может быть? Чей это мечтой я заделался?

В целом же предложение меня заинтриговало, и я согласился.

Накупив всякой еды, вырядившись и надушившись, я начал ждать сюрприза. И увидев среди ввалившихся гостей «сочинскую» Лену, понял, что это она пришла «для меня». И, честно говоря, искренне обрадовался нашей новой встрече. Ее итогом я ожидал небольшой эротический роман с симпатичной девчонкой в два раза моложе меня, не более. Вообще таких знакомств можно иметь массу: подарил цветы, поужинали, несколько умелых комплиментов — и она уже ваша. И ничуть не целомудреннее были те времена, что бы там ни говорили любители поморализировать и посетовать: на нынешние нравы.

Итог этой вечеринки оказался весьма предсказуем — Лена осталась у меня и заночевала. А потом еще часто приезжала, так же оставалась на ночь, а потом и вовсе переехала ко мне жить. Это был тяжелый год, когда я сначала похоронил отца, а потом и маму. И Лена, как могла, согревала меня, отвлекала от горестных мыслей. А в 1993 году у нас родился сын. Потом мы ждали второго ребенка, Лена лежала на сохранении, но Бог нам не дал второго ребенка.

Вообще Лена замечательный человек, в нашем общении совершенно не напрягала меня, даже наоборот, Я испытывал не только ответственность, но и удовольствие, приезжая домой, где тебя ждут, совершая совместные вылазки в кино и театр. Леночка прекрасно готовит, очень хозяйственная, великолепная в сексе… Все это так, все это замечательно, но все же не могу сказать, что был как-то особенно привязан. Что жить без нее не мог. Кстати, вместе с Леной в моей квартире лет пять жила ее мама — женщина очень обаятельная и тактичная, и даже сестра — пока не вышла замуж.

С самого начала наши отношения с Леной сформировались как ровные, спокойные, доброжелательные, и мне такой стиль очень нравился. Во время беременности упреков в мой адрес стало больше, но я старался Лену не расстраивать, жить без особых похождений, не приходить под утро. Может, она и догадывалась о моих амурных похождениях, но оставалась в этом отношении кроткой и смирной. А вот когда родила Мишу, тут уже по полной вступила в права, начались посягательства и скандалы. Требований и претензий стало куда больше, чем раньше. Может, вполне и разумно, но меня это начало раздражать… Допускаю, что излишне болезненно воспринимал посягательства на мою свободу. Которой столько лет был лишен.

Время шло, положительные эмоции от совместного проживания уступали место отрицательным, а тем временем я купил квартиру в соседнем доме у Саши Файфмана — одного из замов ОРТ. Сделал ремонт, мебель классную поставил и периодически использовал, чтобы привести кого-нибудь, провести время без жены. А когда наш семейный конфликт перешел в неуправляемую плоскость, переселил ее туда — со скандалами и слезами, но все-таки переселил. Сейчас все успокоилось, и у нас снова прекрасные отношения.

Теперь о сыне. Миша растет умным и спокойным мальчиком. Он, как мне кажется, прекрасно понимает ситуацию в нашей семье и не делает из этого ни трагедии, ни драмы. Его воспитание я полностью доверяю маме, сам же предпочитаю баловать. Вижусь пару раз в неделю, делаю подарки, беру в гости, на концерты. Не бывает дня, чтобы не позвонил ему, не расспросил о жизни. Конечно, он не знает нужды ни в чем, но при этом обладает ярко выраженным чувством меры по отношению к вещам: «Это у меня уже есть, а это мне просто не нужно». Иногда даже жалко, что он так равнодушен к одежде — совершенно не в отца. А вообще уже вполне взрослый, развитой и степенный пацан. Долгое время Миша оставался совершенно равнодушен и к музыке, и я даже удивлялся — и в кого растет? При этом охотно общался с моими артистами, с Сашей, например, теперь с Биланом. Рассудительно и на равных. Но недавно какие-то Музыкальные гены в нем проснулись — учится играть на рояле в музыкальной школе, начал оценивать, кто поет, а кто подвывает, у кого хороший голос, а у кого шарманка скрипучая. Но участи ни певца, ни продюсера я сыну не желаю. Впрочем, пусть выбирает сам.

Памяти родителей

Прошел всего год после моего окончательного выхода из тюрьмы, и в течение следующего я потерял обоих родителей… Столько невосполнимых утрат за короткий период: мама, папа, Цой… Наверное, за этот короткий промежуток времени я побывал на похоронах больше, чем за всю остальную жизнь. А потерял столько, сколько уже никогда не потерять. До 13 лет я рос, окруженный любовью и нежностью родителей. Прежде всего, конечно, мамы. Папа, человек по структуре более суровый, да и видящий свою задачу в воспитании во мне мужчины, особо не сюсюкал, но давал мне тоже немало. Его оплеухи и темные углы, когда ленился или плохо учился, были хоть и обидны до слез, но очень действенны. Сейчас родители с большим достатком вкладывают в образование детей заграницей, занятия теннисом и другими элитными видами спорта, тогда же такой возможности не было.

И все-таки я учился в лучшей школе, меня устраивали в разные кружки, чтобы не проводил досуг на улице, и в музыкальную, и в хореографическую, и резьбы по дереву.

Приобщение к спорту — тоже заслуга родителей. Прежде всего, конечно, мамы. Я гордился, как здорово она гасила по мячу на волейбольной площадке, как здорово плавала, и старался от нее не отставать, хотел, чтобы и она мной гордилась…

А когда я заканчивал школу, отца стало интересовать, кто меня окружает, с кем общаюсь. Иногда советовал — с этим не дружи, не водись, а вот этот хороший парень. Иногда я прислушивался к советам, иногда — нет, ибо все-таки сам давал оценку своим знакомым. Чем, наверное, слегка раздражал. Куда сильнее их шокировали мои увлечения импортными пластинками. Моя страсть к западной музыке и потребность ее громко слушать особенно нервировали папу, и сама по себе, и тот факт, что из-за плохой изоляции все это наверняка известно соседям. А о чем там поют — может о чем-то враждебном, позорном?.. В общем, не только обычный конфликт отцов и детей, но и в чем-то идеологические разногласия. Они, коммунисты и в целом весьма идейные люди понимали, что поступление в Россию пластинок нелегально. И хотя никаких подробностей я не сообщал, явно подозревали, что я ходил на черные рынки, производил какие-то обмены Вел деловые разговоры, обрывки которых наверняка доходили до их ушей.

Вообще отца я запомнил строгим и суровым, и в то же время очень человечным. Приходя в хорошее настроение, он много смеялся, рассказывал анекдоты. Когда к нам наведывались гости, мог вполне артистично играть за столом какую-то роль, а уж тамадой-то бывал почти всегда. Но строгость в отношении меня подчас казалась мне чрезмерной. Нет, побоищ и драк не было, но мог отвесить оплеуху, мог и в угол поставить, и даже в зрелом возрасте, когда я стал старше. Я сдачи не давал и спокойно выслушивал его брань, в крайнем случае сбегал из дома. Мама, конечно, совершенно другое — ей мог многое доверить, к ней приходил за лаской и сочувствием.

Самое же тяжелое испытание для них, конечно же, мой арест. Думаю, они частично догадывались, чем я занимался, хотя старался свои деяния максимально скрывать. Находя в моей комнате большое количество иностранной валюты, товары, которые и в глаза не видели, они жутко переживали, они предупреждали: — Сынок, хватит, тебя ждет тюрьма. Это ведь незаконно!

Все время, пока я сидел, отец боялся осложнений на работе — в отличие от мамы, которая боялась только за меня. Она внутренне более свободный человек, очень мужественный, очень настоящий, как миллионы таких же рядовых коммунистов, прошедших войну и все трудности. Отец же при первой возможности припоминал причиненные мною неудобства и расстройства, но не со злобой. С каким-то глубинным сожалением. Но не со злобой. По-моему, он прежде всего винил себя, что не мог меня воспитать, не мог остановить мои преступные поползновения.