А. Е. Ферсман

В Минералогическом музее он не застал никого из коллег, так как вернулся слишком рано, 9 августа. На рабочих столах и на полу лежали груды образцов Румянцевской коллекции, доставленной в университет. И Ферсман, взяв помощника, принялся разбирать минералы.

Так он начинал работать: азартно, с полной самоотдачей. Так работал он всю жизнь, щедро растрачивая свою энергию.

Казалось бы, при такой увлеченности молодой ученый очеиь легко будет впадать в преувеличения и свои научные идеи не сможет оценивать критически. На это предположение можно найти ответ в письме Ферсмана Вернадскому, датированном 15 августа 1906 года. Как бы извиняясь, Ферсман сообщает: «Только попал в лабораторию — 2 недели болели глаза». И дальше: «Кончил статью о баритах… Получилось нечто скучное и растянутое… Хотя статья о палыгорските написана мной, тем не меиее я не решаюсь послать ее Вам, так как многое в ней является слишком смелым и недоказанным в характеристике палыгорскита как самостоятельного минерального вида». [5]

Очень важное признание: Ферсман действительно склонен к «слишком смелым и недоказанным» идеям. Но в то же время сам ясно это видит и учитывает. В двадцать три года он наделен не только способностью фантазировать и увлекаться, свойственной юности, но и умением сомневаться, критически оценивать свои и чужие идеи, приобретаемым обычно в зрелые годы. Плодотворнейшее для научных исканий сочетание!

ПЕРВАЯ КОМАНДИРОВКА

По рекомендации Вернадского Ферсмана оставили при университете для подготовки к профессорскому званию (или, по-современному, в аспирантуре). Для повышения квалификации его направили за границу, где имелось более совершенное лабораторное оборудование, в частности для оптических и геометрических исследований кристаллов.

В лаборатории Гейдельбергского университета Ферсман вел кристаллографические исследования алмаза под руководством известного специалиста — В. М. Гольдшмидта.

Очень быстро трудолюбивый, аккуратный, упорный русский ученый завоевал уважение и доверие своего руководителя.

Ферсман, к удивлению пунктуальных немецких коллег, работал с утра до позднего вечера. В Доисках лучших образцов оп бывал в различных городах Германии. Перед ним проходили сотни, тысячи кристалликов алмаза. Целые россыпи драгоценных сверкающих камней. Отобранные кристаллы через банк отправлялись в Гейдельберг.

В лаборатории с «царем минералов» обращались по-деловому. Ферсман с помощью гониометра (угломера), усовершенствованного Гольдшмидтом, проводил бесчисленные измерения граней кристаллов.

Обычно подобная процедура, многократно повторяемая для одного минерала, не имеет большого значения. Еще Н. Стено открыл так называемый закон постоянства грапных углов: в кристаллах одного и того же вещества углы между соответствующими гранями неизменны. На этом законе основан один из методов определения минералов.

Однако углы все-таки могут меняться, если кристаллы данного минерала формировались при разных температуре и давлении. Вдобавок у алмаза грани очень часто округлы, как бы оплавлены, и во времена Ферсмана этому не было найдено удовлетворительного объяснения.

Ферсман детально обследовал и сами грани, зарисовывая все выступы и выемки на них, штриховку, фигуры растворения. Его подробнейшие записи и зарисовки накапливались.

Казалось бы, обычная работа кристаллографа. Сотни специалистов в разных странах проводили подобные измерения, не находя в них ничего особенного. Скучное, «нетворческое» занятие. А Ферсман предавался ему с такой самоотдачей, так неистово, будто каждый день сулил ему крупные научные открытия.

И открытия действительно были. Только не каждый день и не сразу. Научные открытия такого рода подготавливаются исподволь, неприметно, слагаясь из тысяч и тысяч опытов, замеров, наблюдений. Словно песчинка к песчинке, накапливаются новые факты до той поры, пока но появится огромный массив фактов.

Песчинки, образующие крупные скопления, начинают существовать по законам больших масс. Так возникают песчапые гряды или обвалы на крутых песчаных склопах.

«Горы» накопленных фактов в одних случаях подавляют мысль, мешая осмыслить сведения. В других — пробуждают глубокие идеи, обобщения.

Ферсман но был только лишь накопителем фактов. Он управлял ими, организовывал их, классифицировал, осмысливал. Вел научные поиски. Жаждал открыть закономерности изменения форм алмазов для того, чтобы затем восстановить условия образования кристаллов. Ведь главная загадка алмаза скрыта в недоступных глубинах планеты, там, где рождается этот очень твердый драгоценнейший минерал.

Стремление разгадать загадку природы, постоянная направленность к дальним, значительным целям научной работы помогали ему преодолевать трудности, вдохновляли. Без такого духовного подъема невозможно плодотворно трудиться в науке, да и в других областях тоже.

«Упорная работа по алмазу отнимала у меня до пятнадцати часов в сутки, — вспоминал Ферсман. — Лишь в отдельные дни удавалось вырваться и посетить каменоломни, рудники, фабрики восточной Германии, осмотреть музеи и главным образом большие партии драгоценных камней».

В летние месяцы он предпринимал длительные путешествия. Как бы увлеченно ни занимался измерениями кристаллов, это оставалось лишь частью его паучных интересов. Лабораторные исследования алмазов меркли перед безмерным величием лаборатории земной природы.

Во Франции он обследует гипсы Монмартра — знаменитой обители молодых поэтов, художников, музыкантов, песчаники Фонтенбло, потухшие вулканы плато Оверпи.

В горах Швейцарии — рудоносные жилы. В Милане целый день проводит на крыше собора, наблюдая за работами по реставрации резьбы из мрамора.

Он быстро минует или очень бегло осматривает места, ради которых любопытствующие туристы пересекают океаны. «Я задумал поехать посмотреть мало кем посещаемые рудники Вольтерры, Соффионы, Тосканы, подняться на вершины каррарских Альп. Но главной целью своего путешествия я наметил остров Эльбу… минералы которого сверкали всеми красками во всех музеях мира».

Свой замысел он осуществил. Это не была легкая прогулка по курортным местам. Начался апрель, но в Италии еще шли холодные дожди со снегом. Ферсман — в летнем костюме, с рюкзачком за плечами, геологическим молотком в руке и в соломенной шляпе на голове — выглядел подозрительно и нелепо. Он сильно страдал от ^холода и сырости (не будем забывать и о его мучительной болезни печени). Вдобавок, когда оп переправлялся на Эльбу, бушевал шторм.

Затем начались его странствия по острову. В двуколке, пешком, карабкаясь по скалам, он изучал остров. Работал преимущественно в западной части острова. Отсюда «родом» знаменитые минералы Эльбы. Почему именно отсюда? Не потому ли, что здесь — гранитный массив?

В карьерах добывались оловянный камень, турмалин, горный хрусталь и поллукс — единственное природное соединение цезия и окиси кремния. Минералы находились не в граните, а в светлых пегматитовых жилах, рассекающих массив. Чем объясняется минералогическое богатство пегматитов при относительной бедности гранитов? Или пегматиты — это какое-то особое рудоносное вещество? Но откуда все-таки опо берется и почему рудоносное?

Вопросов было много. Наивно надеяться найти на них ответ тут же, на островке. Возможно, обоснованные варианты ответа появятся после того, как он в Гейдельберге исследует сотни образцов, которые оп выслал отсюда…

При всем своем неистовом научном темпераменте оп умел сдерживаться, обуздывать свою фантазию и не спешить со скороспелыми идеями. В конце концов даже самая верная идея останется сомнительной гипотезой до тех пор, пока не будет убедительно доказана. Например, идея естественного отбора была впервые высказана философом Г. Спенсером и биологом А. Уоллесом, но вошла в науку только благодаря трудам Дарвина, доказавшего правильность идеи.