Тени в переулке

На прилавки московских магазинов начали поступать летние мужские рубашки из добротного трикотажа, майки, женское белье и самый большой дефицит – детская летняя одежда.

Почти пять лет цеховики трудились не покладая рук. За это время они «обули» государство на 4,2 миллиона рублей. Конечно, не все деньги были закопаны в тайниках на дачных участках. Крупная сумма, как меня заверили знающие люди – больше миллиона, ушла Гоге. Большие деньги получили партийные вожди, опекающие директрису, остальные были поделены.

Александра Хейфица арестовали. Вместе с ним взяли и его зама Юрия Евгеньева. Самый справедливый советский суд отвесил им высшую меру. А вот директриса проходила по делу только как свидетель. Партия не поощряла избиение собственных кадров. Поднять руку на члена ГК КПСС, депутата Моссовета, подругу Екатерины Фурцевой – такого допустить невозможно. Но, конечно, ее освободили от работы и перевели на другую руководящую должность.

Мне приходилось часто сталкиваться с Гогой-драматургом в Доме журналистов. Клубный ресторан стал его любимым местом. Он накрывал шикарные столы своим гостям: партработникам, дельцам из министерств, милицейским генералам. Дорогого гостя встречал сам грозный директор дома, отставной адмирал Иван Иванович Золин.

Много позже мне рассказали, почему Гога-драматург ни разу не сел в тюрьму. Свои доходы он легализовал, попав в профессиональные драматурги, о чем говорилось в красивом удостоверении, которое он носил в кармане. Он был соавтором четырех пьес и двух киносценариев, фильмы по которым поставили на среднеазиатских студиях.

Несколько лет назад Лева Тимофеев, смеясь, рассказал мне, какие деньги платил Гога за счастливую возможность увидеть свое имя на театральных афишах.

Но главное, как поведал мне энциклопедист теневого мира, Гога никогда не увлекался. Он математически точно рассчитывал каждую аферу. Он создавал производство. За месяц работы вложенные деньги возвращались. Еще два месяца подпольный цех давал чистую прибыль. И закрывался. Был цех – и нет цеха. Ищите.

Кроме того, он имел своих людей в райкомах, горкомах и даже в ЦК КПСС. Причем с ним сотрудничал человек, занимавший весьма высокое положение в МВД СССР. Наверняка он снабжал новоиспеченного драматурга нужной информацией.

Так, под Москвой на небольшой фабрике резинотехнических изделий во вторую смену изготавливались резиновые прокладки и коврики для автомобиля «Волга». Производство работало ровно три месяца и прикрылось.

Но фабрика – предприятие государственное, его совсем закрыть нельзя.

Короче, БХСС стало известно о леваке. А документы на фабрике были в полном порядке. Более того, работа во вторую смену была разрешена официально вышестоящим начальством для поправки финансового положения предприятия.

Агентура сообщила, что директор фабрики Соловьев обставил свою квартиру дорогой мебелью. В доме есть ценные картины и много антиквариата.

С обыском пришли утром. Соловьев собирался на работу и завтракал на кухне. Очень скромно. Бутерброды с сыром, чай, яичница. Опер не поленился, заглянул в холодильник. Никаких дефицитных дорогих продуктов. Обычный набор, как у всех.

В те времена наличие в холодильнике баночки ветчины, сухой колбасы и икры уже давало повод говорить, что человек живет не по средствам.

Начали осматривать квартиру. Обычная полированная, неновая немецкая мебель. Такую вполне может иметь любой советский человек. В платяном шкафу висела скромная мужская и женская одежда. Нашли сберегательную книжку. На ней тысяча двести рублей.

– Это я свои премии на книжку кладу, коплю деньги на машину.

Проверили вклад, все точно. В день выплаты премий Соловьев вносил деньги на книжку.

И драгоценностей не было. Обручальное кольцо жены, два недорогих перстенька с полудрагоценными камешками.

Поехали на дачу к директору. Она была казенная и очень скромная. Облазили с аппаратурой весь участок, фундамент просканировали – ничего не нашли. А ведь агентурная информация была совершенно точной.

Второй случай был еще более загадочным. В одном из подмосковных колхозов в Ногинском районе Гога открыл вспомогательное производство. Официально выпускали декоративные решетки, а неофициально – детали для сантехники. Дело было прибыльным. Однако проработать удалось всего полтора месяца.

Гогу предупредили, что милиция замыслила проверку. И проверка состоялась. Оперативники ОБХСС приехали в колхоз. А на месте цеха – волейбольная площадка. Все, как нужно. Штанги, сетка, скамейка судьи, трассировка.

– Где же цех? – удивились опера.

– Да снесли мы его, – усмехнулся председатель. – Молодежь к спорту тянется. Вот, построили им площадки для волейбола. Скоро начнем делать футбольное поле.

– А документы, сырье?

– Остатки сырья на складе, мы его для колхозных нужд используем, а документы в бухгалтерии. Проверяйте на здоровье.

Гога-драматург, он же Георгий Косачевский, происходил из родовитой семьи, весьма уважаемой в московских деловых кругах.

Отец его, Михаил Петрович, был начальником фабрики переработки вторсырья. Как говорили знающие люди, сидел на золоте. Мать была из знаменитой семьи грузинских теневиков Пазишвили.

Увидев, что сын утомлен незаконченным средним образованием, Михаил Петрович перевел его в экстернат, заплатил кому надо, и Гога получил искомый аттестат.

Но учиться дальше не захотел. Отец пристроил его к своему другу в артель «Пластмасса» мастером в прессовочный цех. Это перспективное производство размещалось во дворе дома рядом с садом «Эрмитаж».

Ушлый мальчик быстро сообразил, как заработать копейку. Он предложил начальнику цеха поменять оснастку прессов. На этих сложных машинах прессовались корпуса и колпачки для авторучек.

Фокус был прост. Если на один корпус уходит двадцать граммов пластмассы, то при новой оснастке будет уходить всего пятнадцать. Из оставшегося сырья делали левую продукцию.

Это был первый шаг Гоги по лестнице богатства. Дело пошло. Появились определенный опыт и смекалка. После войны авторучки считались весьма ходовым товаром.

Лестница, по ступенькам которой поднимался при советской власти человек к вершинам богатства, – сооружение весьма ненадежное. Но об этом деловые старались не думать. Лезли и лезли, не глядя под ноги. Если бы они дожили до благословенных дней перестройки, то вместо лестницы пересели бы в скоростной лифт. Но вернемся в прошлое.

Основные дела Гога-драматург проворачивал в солнечной Грузии. Как я уже писал, маменька его происходила из почитаемой семьи в этой жемчужине Кавказа, где так называемая теневая экономика давно стала легальной.

Дельцы наживали деньги и честно делились с республиканской верхушкой. Первые лица республики покровительствовали клану Пазишвили. Этой ситуацией и решил воспользоваться бывший первый секретарь ЦК ЛКСМ Грузии Эдуард Шеварднадзе.

В 1963 году он стал первым секретарем Первомайского райкома партии Тбилиси. На его территории находилось немало предприятий, которые только на бумаге считались государственными, а на самом деле управлялись теневыми делягами. Первый секретарь начал с ними непримиримую борьбу.

Тогда к нему в кабинет пришел Пазишвили.

– Знаете, кто я такой? – спросил он.

– Знаю.

– Тогда давайте договоримся по-хорошему.

Шеварднадзе выгнал его из кабинета.

А через несколько дней его вызвал первый секретарь ЦК Мжаванадзе и завел разговор о переходе на работу с выездом из Тбилиси.

Неизвестно, сколько бы продолжалось это противостояние, но совершенно случайно в этот конфликт вмешался Сергей Павлов, первый секретарь ЦК ВЛКСМ. Он узнал, что в Министерстве внутренних дел нужен первый замминистра, и порекомендовал на эту должность Шеварднадзе.