А.П.Чехов в воспоминаниях современников

В советах молодым литераторам, в интересе, который проявлял Чехов к отдельным писателям и их творчеству, наконец в его отношении к театру и к художникам видна забота великого писателя о том, чтобы искусство в большей мере затрагивало народную жизнь. Характерен в этом смысле небольшой эпизод, который передает в своих воспоминаниях известный советский писатель И.А.Новиков, тогда студент и начинающий литератор. Новиков рассказывает, что на одной из выставок картин в Москве, когда речь зашла о портрете какого-то генерала, Чехов, похвалив мастерство художника, заметил: "Но кому это нужно, зачем?" И надолго остановился перед другой картиной. "Вот, - сказал он, - вот что я вам хотел показать. Это хорошо". "Я не помню, чья это была картина, - пишет И.А.Новиков, - но передо мной встают и теперь - фабричные задворки, вечер, лиловатая мгла и молодой рабочий с ребенком на руках; он держит его очень неловко и очень бережно, со скуповатою, может быть чуть-чуть стыдливою, нежностью, которую не хотел бы показать. Чем-то родственно этому сочетанию чувств было и само восприятие Чехова". Как пишет Куприн, Чехов "требовал от писателей обыкновенных житейских сюжетов, простоты изложения и отсутствия эффектных коленец". Он учил писателей смелей вводить в литературу новые темы и новых людей, характеризующих действительные явления народной жизни. Под этим углом зрения и следует понимать многочисленные пожелания Чехова молодым писателям обращаться к тем темам, которые лежат за пределами их писательских кабинетов.

Творчество Чехова сыграло громадную роль в борьбе за утверждение реалистических принципов искусства. В мемуарах приводятся многочисленные высказывания его по литературно-эстетическим вопросам, сущность которых сводится к безоговорочному осуждению "мистики и всякой чертовщины" в современной Чехову буржуазной литературе. Высказывая свои литературные симпатии, выдвигая требования к молодым писателям и намечая задачи, которые должно /24/ решить искусство, Чехов выступает горячим поборником жизненной правды искусства. Именно этим определяются его литературные симпатии, тяготение к определенному кругу писателей, художников, актеров. Большая жизненная правда взволновала Чехова в творчестве Мамина-Сибиряка, о симпатиях к которому рассказывает один из мемуаристов. Его внимание и постоянная забота о МХТе также основываются на убеждениях, что только театр, сделавший жизненную правду своим принципом, имеет право на существование в будущем.

Большое место в жизни Чехова занимал театр. Известно, что Чехов не только писал пьесы, но и принимал личное участие в работе театра над их постановкой. Его связи с театром, начавшиеся еще с постановок ранних пьес Чехова и с дружеских отношений со многими крупнейшими актерами того времени, упрочились в последний период его жизни, когда его пьесы ставились в Московском Художественном театре и когда он близко сошелся со Станиславским, Немировичем-Данченко и со всеми ведущими актерами этого театра. По свидетельству современников Чехова - актеров и театральных деятелей, - он принимал живейшее участие в организации МХТа. Часто бывал на репетициях тех пьес, которыми началась история этого театра, делал указания для исполнения отдельных ролей, сцен, вникал в многочисленные подробности театральной жизни. "Он любил, понимал и чувствовал театр, - конечно, с лучшей его стороны... - писал Станиславский. - Он любил тревожное настроение репетиций и спектакля, любил работу мастеров на сцене, любил прислушиваться к мелочам сценической жизни и техники театра". Из воспоминаний Станиславского и других актеров мы немало узнаем о трактовке Чеховым отдельных образов его пьес, о его понимании задач искусства.

Величайший стилист, Чехов выступал среди своих литературных и театральных друзей неустанным пропагандистом чистоты литературного языка и предельной экономии речи. "Искусство писать, - говорил он Лазареву-Грузинскому, - состоит, собственно, не в искусстве писать, а в искусстве... вычеркивать плохо написанное". О постоянном внимании Чехова к языку свидетельствуют его поправки и замечания, которые он делал на рукописях молодых писателей, развивая у них нетерпимое отношение к литературным штампам, к заезженным оборотам и требуя от них поисков сильных, метких и выразительных слов.

Ближайшие к нему литераторы свидетельствуют, сколь велика и постоянна была забота Чехова о слове. От молодых писателей Чехов требовал неугомонного наблюдения жизни и одновременно - постоянного и зоркого изучения языка. "...он сам неустанно работал над собой, - пишет Куприн, - обогащая свой прелестный, разнообразный язык отовсюду: из разговоров, из словарей, из каталогов, /25/ из ученых сочинений, из священных книг. Запас слов у этого молчаливого человека был необычайно громаден".

Значительный интерес представляют сообщения современников о неосуществленных чеховских сюжетах. Трудно судить, конечно, какую форму они бы могли принять впоследствии и почему Чехов забыл о них. Возможно, что они являлись простой импровизацией, которой он не придавал художественного значения; возможно также, что он просто не успел завершить их своевременно, а потом они оказались устаревшими. В письме от 27 октября 1888 года Чехов, в числе других сюжетов, которые "томятся" в голове, упоминает о замысле романа*. И здесь же замечает, что задуман он давно, так что некоторые из действующих лиц уже устарели, не успев быть написаны. К числу "устаревших" замыслов, очевидно, относится и водевиль "Сила гипнотизма", содержание которого излагает Щеглов. Работу над этим водевилем Чехов откладывал, а потом просто отказался от него. Сюжет рассказа, который передает художник Симов, как он сам об этом указывает, предназначался для "тесного, интимного кружка", поэтому не был завершен. Как бы то ни было, неосуществленные сюжеты показывают широту замыслов писателя и служат дополнительным материалом для изучения творческой лаборатории Чехова.

______________

* Письмо к А.С.Суворину.

Воспоминания современников дополняют биографию писателя сведениями о работе Чехова врачом и о его интересе к медицинской науке. Как пишет известный невропатолог профессор Г.И.Россолимо, "...Чехов не избегал, поскольку ему позволяло время и обстоятельства, практической врачебной деятельности..." По свидетельству Россолимо, Чехов одно время мечтал даже о преподавании в университете и о научной работе. Врач Членов, говоря об интересе Чехова к медицине, сообщает о его попытке создать в Москве научный институт для усовершенствования врачей. Современники, знавшие Чехова на протяжении ряда лет, приводят многочисленные примеры самоотверженного и бескорыстного выполнения им долга врача.

Публикуемые в настоящем сборнике воспоминания современников, разумеется, далеко не равноценны ни в литературном отношении, ни по тому материалу, который они дают для понимания Чехова. Часть из них является всего лишь краткими сообщениями о встречах авторов воспоминаний с Чеховым, иногда об отдельных эпизодах его жизни. Другие - воспоминания, более пространные и обстоятельные - нередко изобилуют бытовыми подробностями, /26/ житейскими фактами, имеющими порой лишь косвенное отношение к писателю. В воспоминаниях встречаются следы субъективной, не во всем правильной, оценки отдельных сторон творчества Чехова, фактов его жизни и литературных явлений того времени. В очерке одного из лучших мемуаристов, каким является Короленко, совершенно ошибочно, например, указывается на "беспросветную тоску", которой якобы, вслед за Щедриным, кончил Чехов. Несомненно, что это ошибочно и по отношению к Щедрину, и по отношению к Чехову. Подобное утверждение, сделанное, правда, вскользь, находится в явном противоречии с основным содержанием очерка Короленко. Так, определяя характер последних произведений Чехова, Короленко писал, что в них "звучит и стремление к лучшему, и вера в него, и надежда", что верно определяло характер произведений, созданных Чеховым незадолго до революционных событий 1905 года. Приводимые иногда в мемуарах отдельные высказывания и выражения Чехова носят характер случайно оброненных реплик, по которым, разумеется, было бы ошибочным делать какие-либо выводы о подлинных взглядах Чехова.