В мире актеров (СИ)

Табаков играет состояние человека, у которого в душе раскручивается, пружина стыда... Свидание со школьными друзьями, с женщинами, у которых по-разному сложились судьбы, становится детонатором его совести. И они же, эти женщины, стараются облегчить его муки. Жизнь бывает сурова и неприглядна, хотя ко многим ее естественным проявлениям мы сами порой относимся как чистоплюи. Это верно, обстоятельства могут быть разными, стыд-то один! – говорит драматург.

Все в спектакле словно вращается вокруг фигуры этого человека. Табаков очень любит эксцентричный жест и юмора ему не занимать. Но сегодня эксцентрика утихомирена, сжата актером. Мы, зрители, почти физически ощущаем, что у его героя там все горит внутри. Вот совесть его еще тлеет, вот огоньки лижут душу с разных сторон, вот жар становится почти невыносимым...

Я закрываю глаза и вижу давних предшественников этой его последней роли в "Современнике". Вижу, как осенью 1956-го еще студентом школы-студии МХАТ он вышел на сцену рождавшегося в тот вечер театра в роли юноши, почти мальчика, Миши.

…Война. Эвакуация. Голод. Замерзший, нахохлившийся воробушек, а в душе у него одна забота – как бы не уронить своего достоинств. Есть добытое нечестно, он не станет! "Вечно живые" Виктора Розова. Потом юноша в фильме "Чистое небо" Г.Чухрая. С максимализмом молодости он бросает в лицо заслуженному солдату скоропалительные обвинения, но судит-то с мечтой о высшей правде. Еще, мальчик Олег из фильма по розовской пьесе "В поисках радости". Как неслыханное горе переживает он убийство аквариумных рыб, но с отцовской шашкой бросается на мебель, ставшую в пьесе знаком подмены жизненных ценностей полированными веригами!..

Молодой Табаков с редкой свежестью передавал чистоту общественного идеала, живущего в юной душе. Я мог бы продолжить перечень его персонажей словно занявших круговую оборону, чтобы защитить человеческое достоинство.

Как верный ученик школы Художественного театра он владеет партитурой тщательного психологического действия. Но отличает его иное.

Одно из высших его достижений – образ юного режиссера-художника в фильме А.Митты "Гори, гори, моя звезда!"

По первоначалу его звали Искремас, что, конечно, означало "Искусство, революция, массы". Такая была эпоха прекрасных энтузиастических преувеличений. Юный художник мечтал о новом театре, который был бы способен выразить народ революционного действия. Виртуозная пластика Табакова позволила ему использовать движение, как ослепительную краску. Блистательный каскад на репетиции провинциальной шансонетки и буквально через несколько эпизодов жуткая пляска смерти, когда подвыпившие белые офицеры забавляются, стреляя по человеку мечущемуся с завязанными глазами.

Табаков становится актером трагикомедии, наиболее емкого и универсального современного жанра. Присущая ему эксцентричность в лучших его ролях оборачивается искусством социальной иронии. Что это такое? А вот что.

Представьте юношу Адуева из спектакля "Обыкновенная история" по роману А.Гончарова. Влюбленный, наивный, стихи сочиняющий. Стеснителен, совестлив, за правду душой! Прагматик-дядюшка, туз петербургский учит его, провинциального птенчика, как жить. А в финале уже племянник дядюшке сто очков вперед даст! В течение каких-нибудь трех часов актер исполнил законченную сюиту перерождения. У меня было такое чувство (спектакль, к счастью, снят на кинопленку), что у Адуева младшего в душе натягивались какие-то жгуты. Жест деревенел на глазах, "определялся", грудь под крахмальной манишкой выпячивалась упругим холмом. Прическа упорядочивалась, волосы смачивались лаком, выделялась белая линия пробора. Походка?.. Походка являла всю гамму от небрежно порывистых прискоков юного провинциала до респектабельно-уверенного, почти "фрунтового" марширования. Но это я все внешние признаки перечисляю. Актер рисовал картину высвобождения сознания своего героя от "излишних” для столичной карьеры доброты, отзывчивости, умения слушать других... Давал кардиограмму окостенения души.

А Балалайкин! Из щедринского спектакля "Балалайкин и К

є",

поставленного в "Современнике" Г.Товстоноговым. Как известно из классики "всякое безобразие должно свое приличие иметь!" Табаков с наслаждением, взахлеб играл безобразие, лишенное всякого приличия.

После репетиции со студентами в его подвальчике он говорил: – Русский "абсурд" иной природы, он восходит к скоморошьему действу древней Руси.

В Балалайкине он это демонстрировал. В образе Щедрина играл и "хлестаковщину" и "ноздревщину"– всю беспощадность сатирических преувеличений русских классиков и все веселие души скоморохов.

Много раз я смотрел этот спектакль, и, глядя на Табакова, думал, как бы радовался его учитель, выдающийся мхатовский актер Василий Осипович Топорков, доживи он до этой роли своего ученика. Топорковский профессор Круглосветов из "Плодов просвещения" так и вставал перед глазами!

– Я получаю наслаждение, когда отпускаю себя в преувеличение, – говорит Табаков.

Знаменитые каскады "отпускающего себя в преувеличение" Табакова памятны всем, кто их видел. Это Дирижер в данном спектакле "Современника" "Голый король". С котомочкой. Неправильно продирижирует и... за Можай, как в старину говорили. Или Мольволио в "Двенадцатой ночи" Шекспира... А то истопник в спектакле-фельетоне по В.Шукшину "И поутру они проснулись". Это, знаете ли, тот самый "домовой" из жэковской котельной, к которому поплакаться в жилетку, которой у него отродясь не было, приходят и профессор и слесарь. И что удивительно. Обаяния у этого персонажа бездна, а персонаж-то оставался отрицательным, как говорится. Это, кстати, и с щедринским Балалайкиным было. Умение при помощи своего неотразимого положительного обаяния создать образ, вызывающий отвращение – редкое умение Табакова. Но уж если говорить о бесконечно обаятельном и бесконечно положительном "преувеличении" как не вспомнить "Конька-Горбунка".

...Красавица кобылица, полная томного и загадочного очарования, завистливый спальник (той конюшни бывший начальник), мелкие спекулянты братья, городничий, всегда смотрящий на начальство снизу вверх, даже когда стоит с ним на одном, так сказать, геометрическом уровне: само начальство – царь (стороны той государь) вполне всесильное, но мечтающее стать еще более всесильным а оттого и изображающее последнее: кит – трудящееся начало, притомившееся от вековой лямки; месяц-месяцевич, ну это нечто вообще столь заоблачное, что ему даже непонятно, какие там у простых смертных трудности; царевна, исполненная неги и легкомыслия; Иван – сама простота, здоровье, удаль и его интеллект-мудрец, философ, призывающий не горевать и не обольщаться в настоящем, а думать о будущем – Конек-горбунок... Персонажи взрывной сказки Ершова, словно дерзкое письмо провинциального юноши тогдашним "верхам", брошенное в конце прошлого века, сказки отнюдь не академической. Они прошли перед нами такие непохожие, разные толпой толпящиеся на экране телевизора,

на котором был все время один человек, артист-виртуоз.