Сердцевина яблока: Демифологизированная история The Beatles

— Заходишь? — спросил он.

— Попозже, — ответила она.

«Он незаметно сунул мне пять шиллингов, — говорит Пэт, — и сказал:

— Отдай ей, только не говори, что это от меня.

Я подождал, пока он уйдет, но она догадалась, что произошло. Было море слез».

Через несколько дней после этого случая в клубе появился безупречно одетый джентльмен с изысканными манерами.

«Он стоял позади и наблюдал за ребятами на сцене, — вспоминает Пэт. — Я чувствовал, что ему не по себе находиться в таком месте — уж больно он выделялся. Я подошел и спросил:

— Могу я вам чем-то помочь, сэр?

— Нет, благодарю вас, — вежливо ответил он. — Я просто смотрю».

«ХОРОШО, БРАЙАН, БУДЬ НАШИМ МЕНЕДЖЕРОМ!»

Брайан мне нравился. Я несколько лет очень тесно с ним общался — так же, как это было с Алленом [Клейном], потому что незнакомцу я бы ни за что не позволил мною управлять. Я люблю работать с друзьями, а с Брайаном мы были настолько близки, что со стороны вполне могли сойти за педиков, не афиширующих свои отношения. Но в группе я был к нему ближе всех и действительно любил его.

У Брайана было немало ценных качеств. С ним было забавно. У него было чутье, но не бизнесмена, а театрала. Получив контракт с Силлой Блэк, он с каким-то яростным удовольствием принялся наряжать ее. Из него вышел бы великий модельер, он был просто создан для этого. То же самое он проделывал и с нами. Из-за этого я все время с ним цапался, потому что не хотел наряжаться. Я постоянно портил имидж, и у Брайана с Полом было что-то вроде тайного сговора — заставить меня принять благообразный вид.

Мы полностью ему доверяли. Для нас он был первоклассным знатоком своего дела. Мы знали, что он владелец магазина, а такой человек, думали мы, знает, что к чему. Брайан покорял всех своей любезностью, всем улыбался и угождал. Но бывали у него и припадки гнева. Иногда он запирался у себя и по целым дням не показывался на свет божий. Такие кризисы случались с ним регулярно. В эти периоды все дела, весь бизнес летел к черту, потому что он глотал одну таблетку за другой и мог не просыпаться неделями. А бывало, он отсутствовал, потому что его избил какой-нибудь докер на Олд-Кент-роуд. Тогда мы ничего об этом не знали. Лишь позднее мы стали постепенно узнавать кое-что о его жизни.

Без него мы бы не добились славы — так же, как и он без нас.

В первые годы он выкладывался наравне с нами, хотя мы были талантом, а он — пробивной силой. Если мы чего-то по-настоящему не хотели делать, Брайану никогда не удавалось заставить нас. Для этого он был слишком слабой натурой.

Джон Леннон

Август 1971 г.

Поп-менеджеры 50-х годов нисколько не заботились о том, чтобы поддержать и продлить карьеру своих подопечных. (Единственным исключением был, пожалуй, лишь «Полковник» Том Паркер^[18], опекающий Элвиса Пресли.) Они заботились об одном: как бы выжать побольше из артиста или группы, пока на них еще есть спрос, — и найти новых. Интересы публики — а еще меньше клиентов — их не беспокоили: чем неустойчивее было финансовое положение музыкантов, тем усерднее они работали. Типичный менеджер 50-х годов — это наглый манипулятор, которого волнуют лишь проценты и прибыли. Тысячи музыкантов были выброшены в те годы на свалку, как ненужный хлам.

Брайан Эпштейн был менеджером нового типа. Он руководил Beatles не просто как бизнесмен; он был глубоко привязан к ним и буквально жил ими. За свою недолгую карьеру он радикально изменил менеджмент, привнеся в этот темный бизнес новое качество, новый стиль, новое видение. Известные ныне менеджеры по-разному оценивают его деятельность. Одни признают, что научились у Брайана. Другие называют его плохим бизнесменом, азартным игроком и дилетантом. Когда в 1967-м он умер, узколобая британская публика злорадствовала: вот ведь такой богатый, знаменитый — и такой несчастливый! Обыватели облегченно вздохнули, когда узнали, что Эпштейн тоже был не без греха. Его быстро забыли, и хотя кризис в карьере Beatles стал обозначаться все сильнее, никто не связал это с его смертью.

В происхождении Брайана ничто не предвещало той роли, которую ему предстояло сыграть в качестве менеджера беспрецедентного в шоу-бизнесе явления. Он был старшим сыном зажиточного еврея-коммерсанта, торговавшего мебелью и грампластинками. После неудачных попыток приспособиться к атмосфере частных школ, где хрупкий и чувствительный мальчик постоянно подвергался насмешкам и запугиваниям, Брайан стал работать в мебельном магазине, принадлежавшем отцу. С работой он справлялся весьма успешно, проявляя особый талант в оформлении витрин и интерьера. Тонкий вкус и чувство прекрасного Брайан унаследовал от своей матери Квини, элегантной дамы с утонченными манерами. «Вещь должна быть подана красиво, я это усвоил с детства», — писал Эпштейн в своей автобиографии «Целый погреб шума» (A Cellarful Of Noise). Его превосходный вкус не ограничивался мебельной областью. Художественный талант дал ему возможность раскрыться уже на совсем другом уровне, когда он задался целью сделать четырех талантливых, но неотесанных парней привлекательными для максимально широкой аудитории — почти то же самое он делал со стульями в отцовском магазине.

В возрасте 18 лет Эпштейн был призван в армию, но уже через год был комиссован как психически и эмоционально негодный для военной службы. Вернувшись домой, он стал опять работать у отца в магазине — на сей раз в отделе пластинок. Но энтузиазм к работе очень скоро пропал, и он решил посвятить себя театральному искусству против воли отца. Это решение не было внезапным, он вынашивал его долгое время — наверное, еще с детских лет, когда играл в школьных драмкружках. Ему удалось поступить в лондонскую Королевскую академию драматических искусств, лучший театральный вуз Англии, но и здесь он не прижился, возненавидев актерское племя и кастовые условности актерской жизни. И вот он снова в Ливерпуле. Настойчивый отец убеждает сына взять на себя музыкальный отдел нового семейного магазина. Разочарованный в своих поисках смысла жизни, Брайан подчиняется воле отца и с головой уходит в работу.

Новое дело с самого начала пошло в гору. Брайан изобрел инвентаризационную систему, благодаря которой пластинки, пользовавшиеся особым спросом, всегда находились в наличии. Механизм был простой, но хитроумный; тут проявилось еще одно ценное качество Брайана — его удивительная способность вникать во все детали дела, какими бы ничтожными они ни казались на первый взгляд. Пять лет спустя это внимание к деталям заявило о себе в конце выступления Beatles на телевизионном шоу Эда Салливана, когда они низко поклонились зрителям. Этим жестом они завоевали сердца семидесяти миллионов американцев.

В 1959-м Эпштейны открыли еще один магазин грампластинок, в самом центре города. Брайан стал заведующим, и уже через два года мог похвастаться, что его магазин предлагает самый широкий выбор пластинок в северной Англии. Он предприимчиво использовал новую местную газету, посвященную поп-музыке, Merseybeat, чтобы рекламировать на ее полосах свой товар, и даже выступал с обзором новых пластинок. Это был его первый, хоть и поверхностный, контакт с рок-н-роллом. Спустя несколько месяцев, в ноябре 1961-го, в его магазине произошел хорошо известный сейчас случай. Один молодой человек спросил пластинку под названием «Му Bonnie» в исполнении Beatles, о которых Эпштейн никогда не слышал. Следуя своему правилу, он не пожалел усилий, чтобы отыскать пластинку, записанную год назад в Германии, и выяснил, что Beatles — ливерпульская группа, регулярно выступающая в соседнем клубе. Элегантный владелец магазина пластинок решил побывать в «Пещере».

Ему шел 28-й год. За плечами была скучная, полная разочарований жизнь. В любви ему не везло, и роман с девушкой, работавшей в его магазине, внезапно сошел на нет вскоре после его визита в «Пещеру». Хотя в доверительных беседах с друзьями Брайан говорил, что обречен навсегда остаться бизнесменом, сам он не переставая искал выход для своих творческих потребностей, понимая, что при своей нынешней жизни не имеет шансов их реализовать. Брайан отнюдь не был напыщенным ничтожеством, как считали многие. Его привлекали и интересовали самые разнообразные вещи. Мрачный подвал заворожил его, равно как четыре фигуры в кожаных куртках, прыгавшие по сцене. Позднее он рассказал, что именно он почувствовал в тот знаменательный день, своему другу и партнеру по бизнесу Нату Вайсу, американскому адвокату.