Репин

Вот здесь-то, в этой духоте и тесноте, ученики узнавали друг друга, чтобы потом пронести дружбу через всю жизнь. Так и Репин узнал Поленова. Они вместе прорывались поближе к натурщику. Места эти назывались плафоном. Скамеек не хватало, поленья, взятые в академическом дворе, их заменяли. Несмотря на то, что очень неудобно сидеть так низко и держать альбом на согнутых коленях, места эти брались с бою. Тут лучше было рисовать: рельефнее освещен натурщик, глубже ложатся тени, энергичнее получается рисунок.

Поленов после курса гимназии поступил на юридический факультет. Он учился в Академии одновременно с университетом и привлек сердце юного Репина разносторонностью своих знаний и безграничной, кристальной любовью к искусству.

Репин встретил радушный прием у Поленовых. Мать — сама художница — вносила в семью атмосферу искусства. Впоследствии известными художниками стали Василий Поленов и его сестра Елена.

Бедный провинциальный юноша нашел в семье своего товарища — сына археолога и библиографа — ту атмосферу интеллигентного круга, к которой он так долго стремился.

Дружба продолжалась многие годы. Репин и Поленов вместе изучали шедевры мирового искусства, делились познаниями и опытом в рисунке и живописи, одновременно писали конкурсную программу, вместе потом были за границей. Уже в 1928 году, после смерти Поленова, Репин писал в своих воспоминаниях: «судьба меня не разлучала с Поленовым. Конкурсы на золотые медали, поездка за границу, житье в Париже, поездка в Лондон, Рим, Неаполь, жизнь в Нормандии в Veules (Вёле) — везде я дружил с Поленовым и очень полезно проводил с ним время». У Поленова Репин познакомился с Павлом Петровичем Чистяковым, а впоследствии и с его системой преподавания. Профессора Академии мало влияли на формирование художественного мастерства Поленова. Больше для него значили Чистяков и Крамской, который давал ему уроки рисования.

Появлялись у Репина и другие товарищи — сверстники, поступившие в Академию почти одновременно с ним. Они были разными по происхождению и образованию. Их сближала любовь к искусству, которому все готовы были служить беззаветно. Если назвать имена хоть нескольких репинских товарищей, станет ясным, что Академия художеств в ту пору привлекала талантливых людей самых различных национальностей и сословий.

Лучшим другом Репина стал Марк Антокольский — еврей из Вильно, судьба которого походила на его собственную. Он с малолетства узнал бедность, нигде не учился, и в Академию привел его талант скульптора. Слава пришла к нему очень рано.

Знавал Репин и Семирадского — поляка, окончившего Харьковский университет. Его отец, генерал, дал сыну хорошее воспитание.

Курс университета и поучения дьячка! Как это далеко одно от другого! Только много позже Репин стал холодно относиться к блестящему мастерству своего академического товарища, не отходившего от испытанных образцов классического искусства. Но в пору ученичества он преклонялся перед эрудицией одаренного товарища, жадно стремился набираться у него знаний.

Был в этом кружке и Ковалевский — русский, окончивший Казанскую гимназию, сын профессора Казанского университета. Ему тоже не приходилось следить изумленными глазами за преподавателем, объясняющим геометрические теоремы. Для него это было прошлое ранней юности.

Он рисовал натурщиков и лепил в скульптурном классе вместе с литовцем Савицким из Белостока, не кончившим даже пяти классов гимназии.

Наконец Репин был знаком и с учеником Академии Горшковым — купеческим сыном из Ельца, получившим только домашнее воспитание.

Это были товарищи, с которыми молодой художник встречался, спорил, от которых многое узнавал. Но подлинно близким, неразлучным другом стал Марк Антокольский.

ДРУГ

Знакомство состоялось в скульптурном классе. Репин пришел полепить. В свободные часы он стремился сам познать законы пластики и объема. Заспанный сторож нехотя дал ему глину, показал станок, придвинул гипсовый слепок кудрявой головы Антиноя. Сторож стал немного приветливее, когда Репин, порывшись в карманах, выудил оттуда двугривенный.

Но лепить, оказывается, было не так-то легко, особенно человеку, который не знал никаких приемов. Глина не слушалась. Голова, едва оформившись, валилась набок, оползала. В крайнем волнении Репин продолжал воевать с глиной, когда в класс вошел элегантный молодой человек. Он спокойно освободился от крахмальных манжеток и воротничка, снял пестрый галстук и подошел к станку, на котором стоял прикрытый тряпками торс Лаокоона. Смочив пульверизатором глиняную фигуру, молодой человек погрузился в работу, очень уверенно налепливая маленькие кусочки глины, свободно орудуя стеками.

Репину очень хотелось посмотреть, как работает скульптор, показавшийся ему похожим на иностранца. Его странное произношение, неправильная речь и элегантный вид подтверждали законность такого предположения.

Полюбившийся Репину молодой человек оказался не иностранцем. И в Академии он был почти таким же новичком, как и сам Репин. В скульптурном классе он работал не больше двух недель.

Это был Марк Антокольский. Он постарался выручить Репина из беды, даже помог ему укрепить голову Антиноя деревянной палкой и посоветовал в будущем любую скульптуру начинать с каркаса.

Быстро привыкнув к неправильности речи своего нового знакомого, Репин упивался значительностью его мыслей. Они сдружились. Позже Антокольский в своей автобиографии точно определил причину такой взаимной симпатии: «мы скоро сблизились, как могут сближаться только одинокие люди на чужбине».

Оба художника на всю жизнь запомнили первое сильное впечатление, которое один из них произвел на другого. В своих позднейших воспоминаниях оба прибегли к сравнению с образами героев античности.

Антокольский писал:

Репин писал:

По вечерам после занятий Репин приходил к Антокольскому домой, в свою одинокую мансарду его не тянуло. Архитектор Петров хорошо относился к нему и помог скрасить неприютность первых дней жизни в столице. Но он всегда занят. Петров познакомил своего постояльца с семьей академика архитектуры Шевцова. Еще в рисовальной школе племянник Петрова Александр Шевцов учился вместе с Репиным.

У Шевцовых всегда было много молодежи. Репин скоро стал в их семье своим человеком и одно время жил у них.

Братья Шевцовы позировали Репину для его первой жанровой картинки «Приготовление к экзамену».

Сестра товарища, Вера Шевцова, в ту пору была девятилетней девочкой, и ее интересы не выходили за пределы детской.

Репин оставил несколько портретов членов семьи Шевцовых той поры.

Охотно и терпеливо позировала и Вера. В Русском музее находится портрет Веры Шевцовой 1869 года. Хотя он написан еще учеником Академии, но обращает на себя внимание смелой и стройной композицией, широкой, уверенной манерой письма.

На кресле в непринужденной позе сидит четырнадцатилетняя девочка. Бледно-смуглое лицо, крупные темные глаза. Взгляд их тяжеловат, лицо хмурое. Подросточную угловатость модели, замкнутость ее характера, даже диковатость Репину удалось передать не только тонким рисунком, но и напряженным сочетанием красных, зеленых, коричневых и серых пятен.

Глядя на этот портрет, трудно представить себе, что через каких-нибудь три года девочка станет невестой, а потом женой Репина.

В доме Шевцовых было беззаботно, весело. Пели, играли в фанты, танцевали, шутили.

А с Марком Антокольским у Репина сразу установились иные отношения: им было очень интересно друг с другом. Оба чувствовали огромную любовь к искусству, оба были даровиты, и талант пробивался наружу с первых академических лет. Наконец, и это самое важное, оба понимали, что собственный творческий путь каждого лежит где-то очень далеко от академических программ и рутинерства замшелых профессоров.