Сеньор Кон-Тики

Когда аквариумы утратили прелесть новизны, стали мастерить террариумы. Несколько дней подряд во всех садах шла охота, переворачивали камни и ловили жуков, сороконожек и прочих милых букашек. Потом сажали их в террариумы и наблюдали, как они живут.

Ребята с других улиц тоже приходили посмотреть. Посетителей становилось все больше, а однажды на экскурсию пришел целый класс во главе со своим учителем. Тур добился своего. «Дом животных» стал городским музеем.

III. Горы манят

Окончив семилетку, Тур осенью 1928 года пошел в восьмой класс. Для него, как и для большинства из нас, переход во вторую ступень был трудным. Новые учителя во вступительных беседах по сути дела читали отходную детству. Кончились детские годы, отныне мы должны учиться думать, говорить и вести себя как взрослые. Нам советовали читать газеты и хорошие книги, причем в газетах самое скучное — самое важное. Чтение поможет нам стать самостоятельно мыслящими личностями и «полезными членами общества». А нам хотелось еще немного побыть детьми, мы мечтали о спорте, о приключениях. Помню, меня ничуть не радовала мысль о том, чтобы стать взрослым.

И меньше всех спешил проститься с детством Тур. Младший по возрасту, он и в развитии не поспевал за остальными. Сразу чувствовалось, что ему не по себе. В это самое время и сложилась наша дружба. Познакомил нас игрушечный кораблик из сосновой чурки, а по-настоящему сблизили общие мечты и взгляды, сходные впечатления. У Тура — это его Господский пруд. У меня — всего-навсего бочка с водой. Но зато какая бесподобная бочка! Мой отец был садоводом. В одной из его теплиц стояла огромная бочка, где он наполнял водой лейку. Иногда в бочке стояли розовые кусты или другие растения, приготовленные для посадки, но чаще всего в темной воде плавали только прутики и ряска, а на дне торчал таинственный лес каких-то безымянных ростков. Малышом я, дотянувшись носом до края бочки, часто рассматривал неведомый мир в толще воды, по-новому оживавший всякий раз, когда косые лучи солнца пронизывали стекла теплицы. Образуя причудливые сочетания, переливались краски, на дне — словно темно-красный бархат, по краям — ядовито-зеленая кромка. Меж стеблей, метелок и тины сновала всякая мелкота; временами кверху поднимались блестящие пузыри, будто кто-то бормотал там, в глубине. А зайдет солнце, и я вижу в бочке самого себя — русые волосы и нос в веснушках, которые я все пытался сковырнуть ногтем.

Став старшеклассником, я тоже нашел дорогу к лесным прудам и был заворожен их обитателями. Тритоны — словно миниатюрные ящеры… Некогда их древние родичи бродили по земле, оставляя след шире автомобильной колеи. Они жили, боролись за существование, но могучие природные катаклизмы их погубили. Мы с Туром видели это в кинобоевике «Затерянный мир». И мы толковали о динозаврах, бронтозаврах, плезиозаврах и прочих допотопных гигантах. Недостатка в темах для разговора не было, только о самих себе мы избегали говорить, боясь выдать какую-нибудь свою слабость. Тогда молодежные проблемы не обсуждались на страницах газет и журналов, каждый держал свои заботы при себе и пытался сам с ними справиться.

В школе Тур по-прежнему оставался середняком. Лучше других предметов давалась математика. Ему нравилась чистая логика уравнений, а геометрические построения чем-то напоминали игру. Постепенно он поладил и с грамматикой.

А вот страсть к естествознанию остыла. Встретившись с растениями в учебниках для второй ступени, он разочаровался. В них цветы были не чудом творения, а унылыми экспонатами, группируемыми по форме лепестков и числу тычинок. Растения разрезали, анализировали и выбрасывали. Аромат и красота роли не играли. Почти то же получилось с зоологией, хотя что-то мы все же узнавали про жизнь животных. Здесь Тур по-прежнему мог всех за пояс заткнуть, поражая класс своими знаниями. Но былого увлечения не было. Почему? Ведь животные были его коньком. И в поощрении недостатка не было, он быстро стал любимцем учителя естествознания. Его ставили нам в пример, а Тур предпочитал не выделяться. Часто ему делали поблажки, которых он не хотел. И класс удивленно глядел на Тура, когда он стал приходить на уроки естествознания неподготовленным. Но когда он стал отказываться отвечать даже на простые вопросы, мы наконец сообразили, в чем дело. Только учитель ничего не понимал. Впрочем, он все прощал Туру и продолжал считать его своим самым способным учеником за все годы.

Но настоящим камнем преткновения оказался закон божий. Предмет вел священник, который отлично знал Библию, однако не умел затронуть душу ученика. Знай заучивай наизусть длинные псалмы со всякими трудными словами и малый катехезис Лютера. Для Тура это было бесконечно далеко от того, что ему говорил отец. И чрезвычайно замысловато рядом со взглядами матери на жизнь и эволюцию.

Вообще в эти годы школа казалась Туру совсем оторванной от жизни. Трудно было заставить себя сосредоточиться на уроках; мысли чуть что уносились далеко-далеко. Карандаш без устали рисовал на обложках учебников пальмы, соломенные хижины, удивительных животных.

Пожалуй, больше всего огорчений Туру приносила физкультура. Тут он безнадежно отставал от других. К футболу у него не было никаких способностей, да и не любил он его. И когда ребята делились на команды, о нем вспоминали уже напоследок.

Когда мы шли на море купаться, Тур сидел на берегу и глядел. Правда, с ним мало кто мог сравниться в кроссе, но этот вид спорта был не в чести.

Видно, Тур именно тогда решил взяться за себя, потому что втайне началась основательная подготовка. Дома в углу двора отец врыл два высоких столба с перекладиной наверху. Подвесил канат для лазания, укрепил турник, кольца. И скоро Тур делая такие трюки, которые нам были не под силу. Подтянется на одной руке и висит. Да что там на одной руке — он мог подтянуться на одном пальце! Заодно он развивал в себе выдержку. Ударит костяшками пальцев о край стола — и хоть бы что, даже не сморщится. Нас не очень тянуло повторить за ним это испытание, а когда приходилось, то делали мы это куда осторожнее.

В это время в одном из соседних домов поселились два брата, одержимые спортом. Летом они занимались легкой атлетикой, зимой — лыжами. Оба были ребята общительные, и Тур нашел у них поддержку. Они зазывали его в кроссы и лыжные походы, уговорили даже участвовать в соревнованиях с другими ребятами. Но победа не волновала Тура, ему важно было упражняться, чтобы стать сильным и выносливым. Если он уставал во время кросса, то садился передохнуть на камень или пень, потом бежал дальше. А по следам зверя он мог и вовсе уйти с дистанции. Сохранился протокол с результатами двух кроссов. В одном из них Тур пришел последним. В другом он был четвертым из пяти участников. Да и то благодаря тому, что один из бегунов заблудился на трассе.

Родители тоже заметили, что с парнем что-то происходит. И мать поняла: пора предоставить ему больше свободы, не то ему туго придется в мире взрослых. Она была согласна с отцом, что от физических упражнений только польза.

Хейердал-старший купил и унаследовал несколько усадеб и «приютов». Больше всего любил он домик в Устаусет, где многие выстроили себе дачи и всегда можно было встретить знакомых, весело провести время. Госпожа Алисон предпочитала другой домик, на берегу озера Хурншё, в горах за Лиллехаммером. Природа здесь отвечала ее вкусу: много воздуха, огромное небо, уходящие вдаль длинные гребни с вереском и карликовой березкой, мерцающие озера и широкие плато, в голубой дали — дикие массивы Ютунхеймен и Рондане с шапками вечного снега и льда.

Туру было всего пять лет, когда он впервые попал на Хурншё. Этот уголок в горной глуши сыграл для него большую роль. Из года в год он приезжал туда на лето. Один раз ему разрешили переночевать с товарищем в палатке возле домика. Это было настоящим событием для мальчишек. От волнения они никак не могли уснуть. Из далекого леса внизу доносились голоса ночных птиц и зверей. Ветер тряс палатку, и казалось, кто-то бродит поблизости.