Особое задание

Часто Мировский выступал на собраниях. Он умел произносить зажигательные речи, сдобренные лозунгами, заимствованными из газетных передовиц. В небольшом городке человек, обладающий такими качествами, кое-что значил!..

Но вот грянула война, и Мировский решил сменить профессию парикмахера на трудное ремесло разведчика: он добровольно изъявил желание отправиться в тыл врага. Евгений никогда не ожидал от Коти Мировского такой отваги. Прежде он считал, что слова Мировского не всегда в ладу с его делами. Только сейчас Евгений узнал, что все это время Котя Мировский помогал милиции, был активистом. И, оказывается, одно нашумевшее дело о хищении было раскрыто именно благодаря Мировскому. Кто бы мог подумать, что он обладает такими достоинствами! Ведь Будашицкий и Цолев струсили! Евгений был удивлен и в то же время доволен — война выявляет настоящих людей! Правда, нет-нет да и мелькала мысль: «Он еще не знает, что такое — разведка. Одна переправа чего стоит!»

Смилянный был доволен, вид у него был напыщенный: ведь это он рекомендовал Мировского и его рекомендация принята.

— Что там эти гимназистики Алексеева! Мировский знает тот берег как свои пять пальцев! Он Румынию изъездил вдоль и поперек, — говорил Смилянный Гундорову, — будьте уверены… Это находка!

Мысль, что Мировский в последнюю минуту может подвести, не покидала Евгения. Он хотел поделиться этим с Гундоровым, но опасался, что тот заподозрит его самого в трусости. И все же он сказал, что пойдет сам, если Мировский почему-либо откажется. Гундоров не возражал, но выразил уверенность, что напарник не подведет.

— А зря ты не веришь в него… Уж если мы рекомендуем, так значит знаем. Всё знаем! И кто у него была бабушка, и чем занимался дедушка, и когда умер отец, и за кого вторично вышла замуж мать, и чем занимается сестра… Всё знаем! От нас, брат, ничего не скроешь… Ты ведь тоже в королевской авиации служил. Однако доверяем? Доверяем!.. Не беспокойся, все досконально проверено.

Евгений сдвинул брови. Напоминание об авиашколе ему не понравилось. Ведь из школы он был исключен как неблагонадежный, а после этого сидел в румынской тюрьме… Он ничего не ответил, но про себя подумал: «Знать, кто были бабушка и дедушка, конечно, надо, но вот самого Котю Мировского хорошо ли ты знаешь?» В заключение Евгений намекнул, что хотел бы взять с собой оружие.

Гундоров вздернул голову, расширил глаза:

— Ни в коем разе! И «пушку» свою, — указал он на висевший сбоку у Евгения наган, — сдай на склад Смилянному. В такую разведку оружие брать не положено… Поймают без оружия, могут ничего не заподозрить, а с оружием — конец!

— Я же иду туда в форме курсанта!..

— Ни в коем разе! — вновь повторил Гундоров. — Сейчас же сдай оружие на хранение.

Алексеев не стал спорить, хотя доводы Гундорова показались ему неубедительными. Об этом человеке он знал только то, что его недавно призвали в армию, а до этого он был преподавателем немецкого языка.

Евгений спустился в склад. Там было сыро, пахло кожей и оружейным маслом, но прохладно. Этот июльский день еще жарче, чем предыдущие. Лето было в разгаре.

От перегородки из железных прутьев отошел шофер «пикапа» и, кивнув на Смилянного, шепнул:

— Так воевать можно и двадцать лет!

Смилянный пил чай и, разумеется, не первую чашку. То и дело он вытирал голую, как биллиардный шар, потную голову. Увидев Евгения, он степенно, не отрываясь от блюдца, произнес:

— Во всем, молодой человек, нужен порядок! Сейчас — обед.

«Что ж, обождем, — подумал Евгений, — хоть и маленькое, а все же начальство!»

Вдруг со двора послышался голос только что вышедшего шофера:

— Воздух!.. Самолеты!..

— Потом! Потом отдашь. Надо акт составить. Слышь, тревога, — заметался Смилянный, выпроваживая Евгения.

— Так мы же в подвале!

— Вот и завалит тут…

Смилянный торопливо закрывал дверь на засовы, когда сверху послышался тот же голос:

— Отбой! Ошибка вышла, наши…

Однако Смилянный все же навесил замок и опрометью бросился вверх по лестнице.

— Товарищ Смилянный, ошибка же! Отбой! — с раздражением крикнул ему вслед Евгений, но напрасно: Смилянный исчез. Евгений махнул рукой и вышел наверх.

Солнце еще не зашло, а Евгений Алексеев и Котя Мировский уже тряслись в новенькой полуторке, вымазанной для маскировки серо-желтой глиной. Гундоров отбыл к границе раньше. Он должен был подготовить переправу.

Мировский, к удивлению Алексеева, как обычно шутил и не проявлял ни малейшего беспокойства.

Темнело медленно. С противоположного берега, как всегда с наступлением вечера, начался артиллерийский обстрел. Кое-где постреливали из пулеметов, а позднее в небо изредка стали взвиваться белые шарики осветительных ракет.

В штабе одного из полков 25-й стрелковой чапаевской дивизии, расположенном в километре от реки, Евгения уже хорошо знали, но в форме курсанта румынской авиашколы видели впервые и с интересом разглядывали.

Френч Евгению стал уже тесноват, сукно выгорело, и лишь на подкладке френча, как новый, белел фирменный ярлык: «Бухарест, Каля Викторией, 6-бис». Фуражка тоже была не первой свежести. Все эти годы она валялась в кладовой. Мать как-то хотела отдать ее нищему, но тот отказался. Кто же подаст ему милостыню, если он будет щеголять в фуражке с расшитой золотом и серебром королевской кокардой? Правда, Евгений захватил белый чехол, чтобы уже там, в Румынии, обтянуть им верх фуражки, как это делал летом весь летный и морской состав, но и это не очень обновляло ее.

Евгений непрерывно курил, он волновался. Что его ждет? Удастся ли выполнить задание? А Мировский каков?! Превзошел самые оптимистические предположения! Шутит, смеется, вспоминает свою прошлую жизнь в Румынии. И откуда такое хладнокровие?

Около полуночи с командного пункта прибыл Гундоров, чтобы дать разведчикам последние указания. Но в это время совершенно неожиданно появился Смилянный. Лицо его выражало негодование. Он молча прошел в комнату, где находился Гундоров. Вскоре туда же был вызван Евгений.

— Ты что ж, Алексеев, не выполняешь приказ? — недовольно спросил Гундоров. — За такие дела под суд отдают!

Оказалось, что завхоз после отъезда разведчиков вспомнил про наган, который ему должен был сдать на хранение Евгений. Смилянный помчался вслед, решив, что он хотел присвоить оружие, утверждал это и теперь.

Евгений растерянно смотрел на Гундорова и только собрался объяснить свой поступок, как в комнату вошел Студенцов. Он ехал прямо из Штаба Армии. Гундоров доложил ему о готовности разведчиков к отправке на задание. И, конечно, рассказал о проступке Евгения.

Студенцов вызвал Мировского, а Евгению приказал выйти и подождать его во дворе.

У Евгения на душе заскребли кошки. «И надо же этому Смилянному вспомнить! Могут и на задание не послать… Гундоров и Смилянный теперь вовсю там расписывают Мировского. Вот и пошлют его одного… Ну и пусть! А я попрошусь в часть, там тоже нужны разведчики…»

На плечо Алексеева легла чья-то рука. Он обернулся. Возле него стоял Студенцов.

— Ты, что же, Женя, подводишь меня? Зачем тебе понадобился револьвер?

Алексеев объяснил, как это произошло.

— Ну, знаешь, с этой «бандурой» ходить на такое задание очень глупо… Уж если брать оружие, то вот это. Не подведет. А главное — маленький и легкий. Для такого случая самое подходящее…

Студенцов вынул из заднего кармана маленький пистолет.

— Бери. Дарю на память…

Евгений скупо поблагодарил начальника, а про себя ликовал: «Значит, верит мне! Точно камень с сердца свалился…»

Несколько пограничников, отлично знавших местность, проводили разведчиков к месту переправы около деревеньки Вылены. Едва заметная возвышенность, словно шрамами, была испещрена извилистыми, траншеями и. окопами. Тут проходил передний край. Он огибал лежащее вдоль реки болото, заросшее камышом.

Но вот и река… Тихий ветерок чуть заметно колышет камыши, еле слышно перешептывается листва ив. Резиновая лодка уже спущена на воду. Два знакомых Евгению пограничника, побывавшие только что на том берегу, уже знают, куда нужно пристать. К лодке, на всякий случай, привязана веревка. По мере удаления лодки от берега веревка разматывается. Другой ее конец привязан к вальку, в который впряжена пара лошадей. В случае неудачи кони должны пуститься вскачь и лодка стремительно пойдет обратно.