Филип Дик: Я жив, это вы умерли

Два часа спустя после получения письма Дик позвонил в ФБР.

Глава восемнадцатая

ПАДЕНИЕ ТИРАНА

В полиции давно привыкли к сумасшедшим: тем, кто признается в несовершенных убийствах; кто видел летающие тарелки, кто раскрыл заговор против президента Соединенных Штатов… Однако известно, что в некоторых из этих нелепых заявлений может содержаться определенная доля истины или же они могут навести на определенный след. Именно так начинались некоторые громкие дела. В идеале следовало бы проверять все сомнительные случаи, но это невозможно из-за недостатка людей и времени. Но в данном случае полиции все было предельно ясно. Звонил некий тип, называвший себя автором научной фантастики, якобы известным во всем мире. Мол, его во Франции даже предлагали номинировать на Нобелевскую премию, а одну из его книг чуть было не экранизировал Джон Леннон, да-да, сам Джон Леннон из «Битлз», которому ее дал почитать Тимоти Лири («Не думайте, что я одобряю Лири, совсем наоборот, я даже написал книгу, направленную против наркотиков, она еще не издана, но я собираюсь посвятить ее бывшему министру юстиции Клиндинсту, чтобы объяснить всем свою позицию, которая, к сожалению, была неправильно понята, по большей части из-за безответственного текста Харлана Эллсона, заявившего, что мои книги написаны под действием ЛСД, а это неправда»). И этот тип не способен произнести ни единой фразы без того, чтобы не пуститься в бесконечные отступления, за двадцать минут он успел дойти в своем рассказе до всемирного потопа, и лишь потом сообщил, что получил письмо из Эстонии, от одного из своих читателей, а спустя два дня, как он и предвидел, ксерокопии статей из газет, которые, хотя и не были коммунистическими, но сильно клонились влево, можно сказать, розовели, так что, без сомнения, речь идет о происках КГБ. Затем этот псих начал, чтобы сделать свой рассказ правдоподобнее, говорить о гонораре, замороженном в Польше, с единственной целью утянуть его за «железный занавес» и подвергнуть там промыванию мозгов… Посетителя терпеливо выслушали, заверили, что все подробно записали, а в конце, когда этот тип спросил, что ему теперь делать, ответили доверительно, назвав его по имени: «Вы и так уже много сделали, Фил. Вы сделали все, что было нужно. Ни с кем не говорите об этом деле. Теперь мы сами им займемся».

Подобные фразы, произнесенные достаточно властно, тоном одновременно серьезным и доверительным, обычно позволяют положить конец разговору. Но не следует тешить себя иллюзиями: успокоенный сейчас, сумасшедший вскоре начинает чувствовать себя обманутым и в девяти случаях из десяти приходит в полицию вновь.

Но Дик не удовлетворился устным рассказом, он еще написал в полицию письмо, в котором обобщил все то, о чем рассказывал по телефону — немного сумбурно, за что он извинялся, — сопроводив свое повествование доказательствами: статьей Лема, перепиской с Лемом, письмом эстонского поклонника и ксерокопиями статей из «Дейли уорлд». Это письмо, первое из четырнадцати, что он послал в ФБР в течение последующих четырех месяцев, единственное удостоилось ответа.

Уважаемый сэр!

Спасибо за Ваше письмо и за приложенные к нему документы, которые мы внимательно изучим.

Если в Вашем распоряжении окажется иная, могущая нас заинтересовать информация, обязательно свяжитесь с нами.

С наилучшими пожеланиями, Уильям А. Салливан,

Федеральное бюро расследований,

Лос-Анджелес

А вот предпоследнюю фразу писать не следовало. Сказать, что в распоряжении Дика оказалась иная информация, значит, не сказать ничего. Она поступала к нему постоянно из различных каналов, он буквально захлебывался в ней. Вероятно, это была не та информация, которая могла бы заинтересовать Уильяма А. Салливана: в том, что сотрудники служб безразличны к теологическим проблемам, Дик убедился в свое время, пообщавшись с Джорджем Смитом и Джорджем Скраггзом. Но мог ли Дик, послав Салливану ксерокопии зловещих статей из «Дейли уорлд», скрыть от него то, что он вдруг понял следующей ночью?

Предугадывая опасность, которую эти статьи таили в себе, без сомнения, только для него одного, потому что у каждого из нас есть своя собственная магическая формула, свой персональный перечень слов, способный убить или воскресить человека, Дик из предосторожности не стал читать письмо сам, а заставил Тессу описать ему его. В тот же вечер он послал ксерокопии в ФБР, так что смертоносное послание провело в его доме всего несколько часов. Но, опуская его в конверт, Дик не смог удержаться от того, чтобы мельком не взглянуть на статьи. Ему в глаза бросились несколько слов. Всё, цель достигнута.

Тщетно Дик пытался отогнать эти слова, забыть их. Не нужно было на них смотреть. Теперь они плясали перед глазами:

АНТОНЕТТИ ОЛИВЕТТИ ДОДД МИД РЕЙНХАРДТ ХОЛТ.

Все это имена собственные, без сомнения, так зовут авторов или издателей. Имена и фамилии, которые ни о чем Дику не говорили и которые, однако, он должен был увидеть.

Всю ночь буквы прыгали перед глазами, разбегались, соединялись, подобно дамам, меняющим во время танцев кавалеров. К рассвету осталась всего одна пара:

ОЛИВ ХОЛТ.

Олив Холт?

Ну конечно!

Няня, которая присматривала за ним в Беркли и без конца рассказывала своему воспитаннику о Советском Союзе, где люди жили так счастливо.

Сколько лет Дик не вспоминал об этом? Сколько времени он считал, что забыл это имя?

Сорок лет назад оно отпечаталось в его мозгу, для того чтобы обеспечить доступ туда в нужный момент, подобно тому, как заранее внедренный предатель открывает ворота вражеского города. Олив Холт играла ту же роль для коммунистов, что и украшение в форме рыбы для христиан, — и, без сомнения, эта рыба, которая появилась в судьбе Дика пятнадцать лет назад, когда он писал «Человека в высоком замке», была инкрустирована в мозг гораздо раньше, также в период его детства. Хвала Господу, рыба возникла прежде Олив Холт. Воспоминания о прошлом оказались в пользу христиан, а не Империи.

О рыбе и о тайных христианах Уильяму А. Салливану лучше было не рассказывать, а вот об Олив Холт — можно. А неделю спустя Дик поведал ФБР о визите, который ему собиралась нанести группа канадских и французских марксистов. Что делать? Принять гостей, чтобы не вызвать у них подозрений? Закрыть перед ними дверь, не подходить к телефону? Отправиться в путешествие? Его безумные письма остались без ответа, и Салливана вечно не было на месте, когда Дик звонил ему, поэтому писатель пришел к выводу, что он должен выкручиваться самостоятельно. Вероятно, еще один тест, ему развязали руки. Сначала Дик хотел сбежать, но, как он и ожидал, машина не завелась. Саботаж! Поэтому Дик все-таки встретился после обеда с марксистами, а на следующий день написал Салливану, что они напрасно потратили время, стоя с микрофонами в руках, он не поручился ни за одну тенденциозную интерпретацию своих сочинений, не попался ни в одну из их ловушек. Прекрасно сыграно, не так пи?

К сожалению, все, что я здесь рассказываю, является чистой правдой. И эта практически односторонняя переписка действительно существует. Она фигурирует в первом томе, относящемся к этому решающему 1974 году, писем Дика, которые некий американский издатель начал недавно публиковать. Пол Уильямс, воссоздавший текст из сохранившихся обрывков, признался, что в какой-то момент даже хотел их уничтожить, чтобы сохранить добрую память о своем друге и пощадить чувства многих еще живущих людей.

Что касается очевидцев и участников событий, их версии происходящего изложены в начале сборника, и, будучи убежден, что не существует истины как таковой, а только лишь различные точки зрения, я вынужден признать, что мнения Станислава Лема или же Питера Фиттинга, руководителя «марксистской группы», все-таки значительно больше похожи на реальность, тогда как Дик сильно смахивает на безумца. Я уже рассказывал, на чем были основаны его жалобы в адрес Лема. А страшная «марксистская группа» состояла из французского преподавателя, автора книги, посвященной научной фантастике, предисловие к которой написал Жан-Франсуа Лиотар, рок-музыканта и его жены; причем все трое являлись образцовыми представителями того общества, членами которого в семидесятые годы пополнялись ряды зарубежных поклонников Дика: классические хиппи, сторонники левых взглядов, безобидные бородачи, — и на них-то он отныне считал нужным писать доносы.