История Андрея Бабицкого

Андрей Бабицкий: Ну я устроился в первую попавшуюся. Просто— которая попалась… Я должен был устроиться в гостиницу. У меня не было другого документа. Когда администратор попросила у меня документы, я отдал ей документ, который мне дали мои сопровождающие…

Савик Шустер: В тот же первый день заседания суда, 2 октября, защите удается невероятное. Она заставляет прокурора не заметить, что в качестве свидетеля защиты вызван Вячеслав Измайлов, человек, не имеющий никакого отношения к тем эпизодам, которые интересуют государство.

Вячеслав Измайлов: У меня 27 лет выслуги в Вооруженных Силах. Я служил в разных местах, в том числе в Афганистане более двух лет и в Чечне — с 1995 года до конца 1996-го.

И по окончании боевых действий в Чечне, после подписания Хасавьюртовских договоренностей, приказом командующего группировкой генерала Тихомирова я был прикомандирован к Центральной комендатуре города Грозного, к группе розыска российских военнослужащих. Мне были поставлены две задачи: нахождение мест захоронений с последующей эксгумацией погибших и обмен пленными. Этой работой я занимался фактически, пока носил погоны, до 1998 года. В Чечне и потом уже, когда войска вышли из Чечни, все равно я продолжал ездить, работать в этом направлении.

С 1998 года, с июня месяца, я нахожусь на пенсии и работаю военным обозревателем в «Новой газете». И собственно говоря, по сей день продолжаю эту же работу, только уже на общественных началах.

Главной задачей нашей было привлечь к этой работе и инициировать создание такой государственной структуры, которая бы официально работала по освобождению людей. Такая структура была создана в июле 1998 года. При Главном управлении по борьбе с оргпреступностью был создан этнический отдел (сейчас это — этническое управление).

Когда 13 декабря прошлого года Дума приняла постановление об амнистии, согласно 5-му пункту которого подлежали амнистии в том числе и находящиеся под следствием, осужденные, находящиеся под судом, на которых обменивали российских военнослужащих и гражданских людей, попавших в заложники — вот после этого постановления к работе подключилась Комиссия при Президенте России по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести.

То есть я сотрудничал и знал каждого человека, который занимался освобождением и обменом заложников, включая все официальные структуры.

И когда я услышал о том, что Андрея Бабицкого… ну, сначала все занимались его поисками, не знали, где он находится. Но когда узнали, что он в Чернокозово, и было объявлено о том, что изменена ему мера пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде… А затем вдруг объявляют о том, что его якобы обменяли. И я знал, что Бабицкому грозит просто опасность для жизни, потому что те, кто попадал в такую мясорубку… в Чечне были случаи, когда свои убивали своих. И такая же угроза, собственно говоря, нависла над Андреем. Я об этом знаю…

Я был откомандирован редакцией в Ингушетию и встретился с людьми, которые там, непосредственно из военной контрразведки, занимались освобождением тех заложников, которых объявили, что их обменяли на Андрея Бабицкого. И в частности, капитана 3-го ранга Андрея Астраницу. Андрей Астраница был похищен по дороге из Каспийска в Махачкалу. И я им занимался. Знал, у кого он находится. Он находился у братьев Ахмадовых. Находился он вместе с польскими учеными, которые были похищены на территории Дагестана, вместе с сыном и с другими заложниками, в том числе, повторяю, из Дагестана с заложниками. Володя Фаин, четырнадцатилетний мальчик, находился в одном подвале с Андреем Астраницей. Абрам Велеабуев находился в одном подвале с ним… То есть я знал… я работал по каждому из этих людей. Поочередно мы их из этой ямы вытаскивали. И вдруг объявляют о том, что Андрея Астраницу обменяли на Бабицкого. Такого быть не могло. Я встретился с людьми, они мне объяснили, что никакого обмена не было. Что его освободили за деньги — Андрея Астраницу, я имею в виду. Причем задача была — вытащить находящегося в той же яме корреспондента ИТАР-ТАСС Владимира Яцину, но на него не хватило средств.

То есть никакого обмена по Андрею Бабицкому на тех военнослужащих не было.

При этом было заявлено, что этим занималась Комиссия при Президенте России. Я знаю не только членов комиссии, в состав которой входят десять депутатов Государственной Думы (в частности Элла Памфилова, Юлий Рыбаков и другие), но и руководителей этой комиссии и офицеров рабочей группы этой комиссии (я с ними вместе работал в Чечне) — я каждого из них знаю. Это — люди, которые рисковали своей жизнью ради спасения людей, и никогда они не пошли бы на вот подобный обмен. Я позвонил заместителю председателя комиссии Константину Голумбовскому… Могу назвать его телефон: 206-38-09. И он мне сказал так: «Ты же знаешь меня. Такого не было, и быть не могло». Это же мне подтвердил и в структуре президентской администрации человек, который курирует комиссию. Я спросил у них, могу ли я об этом написать, опубликовать их высказывания. Они разрешили, и эти высказывания были опубликованы.

То есть комиссия никакого отношения к обмену военнослужащих на Андрея Бабицкого не имеет. И никто не имел права… Согласно постановлению Государственной Думы, все решения об обмене, начиная с 13 декабря, применяются только по представлению Комиссии при Президенте России.

Тот офицер, который озвучил, что Бабицкий был обменян на Андрея Астраницу и группу солдат, — зовут этого офицера Игорь Петелин. Он присутствовал вот в тот момент. Его я хорошо лично знаю. Он сотрудник Федеральной службы безопасности, член рабочей группы Комиссии при Президенте России. Он не имел права обменивать. Никакого протокола об обмене комиссия не имеет. Ни один из депутатов и членов комиссии такой протокол никогда бы не подписал.

Собственно говоря, это нетрудно проверить, потому что полгода действовало это постановление, с 13 декабря по 13 июня этого года. И за это время было всего лишь два заседания комиссии об обмене — от 6 и 13 июня этого года. Вот два протокола. По обмену на Андрея Бабицкого там никаких данных нет.

Почему Андрею Бабицкому грозила опасность, я знаю. В первую чеченскую кампанию — есть факты такие и во вторую чеченскую кампанию — в первую чеченскую кампанию две трети погибших военнослужащих погибло не от рук боевиков, а в результате внутренних «разборок», неосторожного обращения с оружием, или самоубийства, или умышленного убийства друг друга. Я знаю, что, не предполагаю, а знаю, что такие команды давались сотрудникам ГРУ, по ликвидации своих людей, и давались спецназам МВД. В такое положение попадали мои офицеры, которых я вытаскивал из ям.

Я знаю случаи, когда людей в ямах расстреливали без суда и следствия. Я сам доставал их трупы. Поэтому, зная об этом, я знал, что грозит Андрею Бабицкому, я знал, что с ним могли расправиться без суда и следствия. Такие люди были. Поэтому мы и предприняли все шаги для того, чтобы в этой ситуации, чтобы такого с ним не произошло. Но с ним могло произойти такое…

Просто, это очень недалекие люди, которые… они, как бы, совершив одну ошибку по отношению к Андрею, когда захватили его, избили, посадили в Чернокозово, продержали там более десяти суток, неизвестно почему… они решили «исправить» эту ошибку. Исправлять начали, совершая новые ошибки. Это было перманентное беззаконие по отношению к этому человеку…

Андрей — очень опытный человек. Я его знаю с 1995 года по Чечне, когда я служил в составе 205-й мотострелковой бригады. Он очень опытный журналист. Он психологически готов был к работе журналиста в сложных условиях, условиях боевых действий. И Андрей не давал повода… Есть, знаете, такая наука — виктимология — наука о жертвах преступления. Почему преступник мог бы этого убить, а он убивает этого. Так вот, Андрей как раз, видимо, в совершенстве этим делом овладел, психологически был готов и не давал повода для того, чтобы его ликвидировали. Он выполнял все то, что ему говорили. Сказали сидеть в этом «автозаке» зимой при минусовой температуре — он сидел. Спокойно сидел в Чернокозово. Когда его везли в машине и угрожали — против него применили бы оружие, поэтому он выполнял все то, что ему говорили, и у этих людей не было к нему претензий.