Тайная жизнь великих художников

Поллок вызвал Гугенхайм, она обратилась за помощью к Марселю Дюшану. Дюшан невозмутимо предложил укоротить холст на двадцать сантиметров. К тому времени Поллок уже нашел в доме запасы выпивки и рационально мыслить не мог; холст урезали с одного конца и прикрепили к стене. Вечером, когда Гуггенхайм принимала гостей, художник ворвался в квартиру, ринулся, спотыкаясь, к мраморному камину, расстегнул ширинку и помочился. У него выдался трудный день.

И этот день растянулся на несколько месяцев. С целью прекратить попойки, Краснер потребовала, чтобы Поллок на ней женился. Затем она нашла жилье в Спрингсе, сельской местности на Лонг-Айленде, и они уехали из города. Постепенно тишина деревенской жизни подействовала на Поллока как колдовской заговор. Он завязал с алкоголем и начал работать. Под мастерскую он приспособил старый просторный сарай, где могли поместиться его большие холсты. Но выяснилось, что с холстами такого размера трудно управляться, и Поллок решил положить их на пол. Следующим и, как ни странно, логичным шагом было капать на них краской сверху.

Ходит много историй о том, как Поллок изобрел капельную живопись, — как он случайно слишком жидко развел краску, как в гневе швырнул кисть на холст, как пнул банку с краской, — но на самом деле он ничего не изобретал. И до него модернисты капали краской на холст, не говоря уж о том, что они выливали, разбрызгивали, разбрасывали, метали и даже стреляли краской. Новшество заключалось в том, что Поллок не только покрывал весь холст целиком капельной живописью, но и достиг исключительного мастерства в этой технике. Он полностью контролировал свои движения: то лил краску тончайшей струйкой, то "ставил кляксу" точно там, где считал нужным. Для человека, который так долго пытался научиться художественным навыкам, который не умел рисовать — и не мог даже копировать, — полный и безусловный контроль над творческим процессом стал истинным подарком судьбы.

Первоначальная реакция на капельную живопись была противоречивой, но через несколько лет шлюзы открылись, и восторженные отклики хлынули бурным потоком. Ситуацию переломила биографическая статья о Поллоке в журнале "Лайф", опубликованная в августе 1949 года. К статье прилагалась фотография художника: он стоял, прислонившись к своей картине, одетый в синие джинсы и с сигаретой, прилипшей к губе. В его облике было что-то настолько вызывающе американское, что публика воодушевилась идеей искусства, ничем не обязанного Европе.

А когда Поллок бросил пить, все, казалось, стало совсем замечательно. В 1948 году он упал с велосипеда и сильно расшибся, пытаясь крутить педали по проселочной дороге и с ящиком пива под мышкой. Доктор, который латал его, вызвался помочь. Он сказал Поллоку, что алкоголь — его личный враг (а кто бы сомневался), что он больше никогда не должен пить (ну, ладно…), но должен принимать транквилизаторы (о, Господи). И как ни странно, это сработало. Почти два года Поллок практически не прикасался к алкоголю (хотя держал бутылочку кулинарного шерри, закопанную во дворе, — на всякий случай), а транквилизаторами пользовался лишь изредка.

Увы, долго это благолепие не продлилось. Зимой 1951 года Поллок сорвался — да еще как сорвался. Он угрожал убить либо себя, либо Краснер. Он и раньше мог ударить жену, но теперь бил ее постоянно. Поначалу она старалась делать хорошую мину при плохой игре, но потом чувство самосохранения взяло верх. Она отправилась к психотерапевту и снова начала рисовать; работы жены приводили Поллока в ярость, он всегда завидовал ее таланту. Разрыв был неизбежен, хотя и случился внезапно. Поллок, никогда не изменявший жене, вдруг завел подружку — РутКлигман, роскошную брюнетку, которая вцепилась в него даже крепче, чем Краснер пятнадцатью годами ранее. Поллок похвалился своей интрижкой перед женой, та ответила ультиматумом: либо он прекращает видеться с Рут, либо она уходит. Прекрасно, сказал Поллок, уходи. И она ушла.

ДЖЕКСОН ПОЛЛОК ЗАДУМАЛСЯ О СВОЕЙ ЖИЗНИ, КОГДА УПАЛ С ВЕЛОСИПЕДА И СИЛЬНО РАСШИБСЯ, ПЫТАЯСЬ КРУТИТЬ ПЕДАЛИ С ЯЩИКОМ ПИВА ПОДМЫШКОЙ.

Поллок не ожидал такого поворота. Краснер отбыла в Европу, а прелестница Рут перебралась в Спрингс. С неделю все было чудесно, а затем Полок обратил свою ярость на любовницу. Всего через три недели Клигман съехала из его дома.

Отсутствовала она неделю, и все это время Поллок чувствовал себя таким одиноким, как никогда в жизни. Клигман вернулась на выходные, прихватив с собой подругу Эдит Метцгер; Поллока они застали мрачным и молчаливым. Троица собиралась на вечеринку, но, когда Поллок сел за руль, он был уже пьян. Он гнал по шоссе и на первом же — не самом крутом — повороте потерял управление. Машина врезалась в дерево, перевернулась и рухнула наземь. Клигман выбросило из салона целой и невредимой; Метцгер раздавило насмерть под тяжестью автомобиля; Поллок пролетел двадцать метров и умер мгновенно, ударившись о дерево.

Когда на следующее утро в парижской квартире Краснер зазвонил телефон, она будто уже знала, что произошло. Глянув на аппарат, она сказала: "Джексон умер".

Влияние Джексона Поллока огромно. Наряду с художниками Виллемом де Кунингом и Марком Ротко его чтут как создателя абстрактного экспрессионизма. В качестве первого направления в искусстве, зародившегося в Америке, абстрактный экспрессионизм стал основополагающим вкладом Соединенных Штатов в искусство модернизма и помог Нью-Йорку отнять у Парижа титул культурной столицы мира.

Трудно представить, как развивалось бы творчество Поллока, останься он жив; но все закончилось самоубийством — ведь его смерть была точно таким же самоубийством, как и смерть Ван Гога. История Поллока не трагичнее, чем любая другая в этой книге: столько возможностей, загубленных человеком, которому даже не нужно было уметь рисовать, чтобы прославиться как великий художник.

Дом Поллока и Краснер в Спрингсе находился неподалеку от Ист-Хэмптона, где располагались имения нью- йоркских богачей. Как-то вечером Поллок с приятелем проезжали по поместью крупного бизнесмена Уильяма Зелигсона и обратили внимание на обширную ухоженную лужайку, на которой стоял дом бизнесмена. "Ты когда-нибудь видел такую лужайку? — спросил Поллок приятеля. — Черт побери, это же зеленый холст! Вот бы порисовать на нем". Тем же летом, после нескольких дождливых дней подряд, он вернулся на лужайку и принялся раскатывать по ней на автомобиле, сминая сочную зелень и оставляя колесами глубокие колеи, которые быстро наполнялись дождевой водой.

Полиция выяснила, кто причинил ущерб Зелигсону, и взбешенный бизнесмен явился к Поллоку. Художник спокойно объяснил, что отныне Зелигсон является обладателем самой большой картины Поллока. Зелигсон восторга не выразил и потребовал у художника 10 000 долларов, необходимых для приведения лужайки в порядок. Поллок в ответ предложил поехать и подписать лужайку, после чего добавил: "Тогда вы мне заплатите".

История умалчивает о том, какова была реакция Зелигсона на это предложение, однако судиться с Поллоком бизнесмен не стал, сообразив, что ему в любом случае не получить от художника ни цента.

В 1950 году фотограф и режиссер Ханс Намут добился согласия Поллока снять короткий фильм о нем, представив художника за работой. Съемки, происходившие сырым, холодным ноябрем, затянулись, и Поллоку надоело работать на улице и повиноваться нескончаемым указаниями Намута. В последний день съемок, в субботу после Дня благодарения, он медленно наливался злостью — верный признак надвигающегося приступа ярости. Краснер пригласила Намута и других гостей отметить, пусть и с опозданием, День благодарения, и вскоре Поллок, откупорив бутылку виски, принялся опрокидывать одну рюмку за другой. Краснер пригласила всех к столу, но художник затеял ожесточенный спор с Намутом.