Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г. (СИ)

— Да разве может врезаться. Это надо же — сам видел!

«Очевидца» с позором прогнали, хотя он продолжал кричать, что видел же, сам, собственными глазами видел. Его никто не слушал, продолжая высказывать одно предположение невероятнее другого.

— Не иначе, как враг какой-нибудь, супостат проклятый все это устроил, — высказывает предположение сухонькая старушка.

— Ну, это ты, старая, загнула. Враг… Откуда тут враг? Хотя, кто знает?

— А может, и впрямь враг? — тихо произносит невысокий паренек

— Ну, это нам знать неоткуда покедова. Все одно, узнаем, что к чему. Может, и враг. Их сейчас вон сколько повылазило. А может, несчастье. Все может быть…

Я отошел в сторону. Все равно, ничего у них узнать невозможно. Вон, даже до врагов договорились.

Неподалеку толпилась группа возбужденных ребятишек. Они о чем-то оживленно говорили, отчаянно размахивая руками. Явно спорили. Я прислушался.

— Да я же сам собственными глазами видел…

— Ну, что ты видел. Ничего-то ты и видеть не мог. Ты где был тогда? Во дворе. А оттуда разве увидишь.

— А вот увидел. Честное пионерское, чтоб мне провалиться на этом месте. Он крутил-крутил, да ка-а-к раз! Прямо в крыло. Оно и отломилось. Потому и упал. Он ка-а-к в крыло ра-а-з, и оно в сторону, — паренек руками показывает движение обоих самолетов.

— Да иди ты. Видел он, как же. Ну, посуди сам, как мог один самолет врезаться в крыло. Оно же узкое. Ты помнишь, мы в кино таран видели. Так там он прямо в лоб шел. В широкий лоб и специально целился. А тут совсем не так. Говорят тебе, что взрыв был. А ты заладил одно: врезался, врезался. Вот я как тебе врежу сейчас, так ты у меня не то запоешь.

— Дурак ты. Я же сам видел, — не унимался пацан.

Я отъехал от этого места. Вот и паренек говорит, что маленький самолет врезался. Как же было на самом деле? Ничего узнать невозможно.

Я вернулся домой совсем разбитый. И от гонки велосипедной, и от страшных мыслей. Не знал, что подумать. И некого спросить. Юрки нет. А кто еще может знать. Придется ждать утренних газет, ждать известий по радио. А в доме только и разговоров, что о сегодняшней трагедии.

А наутро во всех газетах траурные рамки. Горе неслыханное. Погиб, разбился красавец нашего воздушного флота, самый большой в мире самолет «Максим Горький». При выполнении прогулочного и агитационного полета над Москвой в него врезался сопровождавший его самолет, ведомый летчиком Благиным, оторвал у него крыло и вместе с ним врезался в землю. Оба погибли — и «Максим Горький» и самолет Благина. Не врал, значит, очевидец, видел, значит, в самом деле. И малец не врал. Но от этого не легче.

На следующий день в передовице «Правды» написано прямо — совершено воздушное хулиганство. Какой ужас. Погибли все, кто был на самолете, поврежден дом в районе Всехсвятского, кажется, есть жертвы и там. В этот день на «Максиме Горьком» катали над Москвой создателей самолета, работников ЦАГИ с их семьями. Там были и женщины и дети. Это был как бы подарок для ЦАГИ. И вдруг такое несчастье.

Была создана Правительственная комиссия по организации похорон, Была оказана материальная помощь семьям погибших. Все было сделано правильно. А людей не стало. И этого никто исправить не может.

Всех похоронили на Новодевичьем кладбище. Большой кусок монастырской стены был отдан под захоронение урн, большой кусок земли перед стеной отведен под могилы погребенных в землю. На стене огромный барельеф, изображающий самолет в полете. Все выполнено из черного габбро или из лабрадорита. Рядом с могилами погибших есть и могила летчика Благина. Сначала я этого не мог понять. Как это, ведь он виновник их гибели. Как же можно рядом?. А потом подумал, что, наверное, это сделано правильно. Перед лицом смерти все равны.

А газеты продолжали давать материалы о трагедии, давать описания самого самолета. Это был самый крупный в мире самолет. «АНТ-20», «АНТ» это инициалы Анатолия Николаевича Туполева, знаменитого конструктора самолетов. Создавали и этот самолет в ЦАГИ у Туполева. Длиной в 35 с половиной метров, с размахом крыльев в 63 метра. Цельнометаллический моноплан с восемью двигателями. Тяжелый он был. Как писали в газете, взлетная масса у него было в 42 тонны, а нагрузка в 13,5 тонн. Дальность полета имел в две тысячи километров, потолок — четыре с половиной тысячи метров, а скорость мог развивать до 226 километров в час. Имел он восемь человек экипажа и брал на борт 72 пассажира. Имел свою типографию, свою киноустановку с просмотровым залом. Одним словом, самолет был агитационным, он возглавлял целую агитэскадрилию под тем же названием «Максим Горький».

В газетах та же тема о воздушном хулиганстве. Это, конечно, правильно, в воздухе недопустимы самовольство и хулиганство. А я думаю, что, конечно, хулиганство надо всегда пресекать, но тут ведь есть и кое-что другое. Не самовольно же Благин начал крутить петли вокруг крыла? Ведь кому-то это не только нравилось. Ведь кто-то разрешил это делать. Может быть, ради показухи, может быть для рекламы. Один черт. А людей не стало. Тот, кто разрешал и благословлял такие эксперименты вокруг крыла, наверное, спокойно рассуждает о вреде хулиганства. Авторитетно рассуждает.

А людей нет в живых.

По всей стране прокатилась волна призывов не только воссоздать погибший самолет, а построить целую новую эскадрилью из подобных же гигантов. Как ответ страны на эту ужасную гибель первенца гигантов. И правительство поддержало эти призывы. А может быть, сначала Правительство и ЦК ВКП(б) об этом решили, а потом развернули почин снизу. Но это, в конце концов, не так уж и важно. Ведь призыв этот нашел отклик в сердцах многих. Повсюду начали собирать деньги, отовсюду неслись разные предложения. Уже были названы эти первые десять самолетов, которые должны были построить в ответ на гибель «Максима». Конечно же, должен был снова возродиться «Максим Горький», а остальным дали имена по фамилиям членов Политбюро. Сталин, Молотов, Куйбышев, Орджоникидзе, Калинин, Каганович, Микоян, Андреев. И Кирова не забыли. Повсюду развешивались красочные плакаты с десятком огромных самолетов, возглавлявших несметное количество следовавших за ними крылатых машин. И Сталин с приветственно протянутой рукой.

Мне вдруг стало казаться, что за всей этой шумихой хотят как-то притупить боль от пережитого несчастья, как-то забыть про того «Максима», про сотню с лишним людей, чья гибель стала толчком для этого почина. И как бы велик ни был этот почин, а людей не вернуть.

Встреча челюскинцев

Всю страну, весь земной шар облетела тревожная весть: во льдах Арктики затонул ледокол «Челюскин». Буквально все старались, как можно быстрее и точнее узнать самые последние новости. Первая же радиограмма, которую передал О. Ю. Шмидт 14 февраля 1936 года, в которой говорилось о гибели корабля, о высадке на лед всего экипажа, запаса продовольствия, палаток, самолета и даже собак, внесла некоторое спокойствие. Нет, вернее, не спокойствие (какое уж тут спокойствие, когда решается судьба людей, потерпевших кораблекрушение!), а скорее уверенность в их спасение. Обсуждали сроки этого спасения, способы, которыми будет осуществляться эвакуация людей со льдины. И все-таки сам факт бедствия, сам факт вынужденной высадки на льдину в чрезвычайно тяжелых условиях полярной зимы, потрясал. Все время была тревога: а как они там? А что там? Некоторую бодрость придавало то, что с «Лагерем Шмидта» все время поддерживалась регулярная связь по радио. Вот тогда я впервые услышал фамилию Кренкеля, отважного радиста экспедиции. О смелых полярниках мне приходилось слышать часто. Недаром наша школа носила имя Фритьофа Нансена. В библиотеке школы были специальные стенды, посвященные экспедициям Нансена и других покорителей обоих полюсов. Амундсен, Скотт, Пири. Трагические истории экспедиций Седова на «Святом Фоке», Альбанова на «Святой Анне», американцев де Лонга на «Жаннете» и Грили, Гибель «Доброй Надежды». Все эти истории потрясали. Особенно пристально я стал следить за проблемами освоения Севера и покорения Северного полюса после сенсационной истории спасения экспедиции Нобиле, пытавшегося на дирижабле «Италия» достичь полюса. Тогда тоже весь мир переживал эту трагедию. Роль советских моряков с ледоколов «Красина» и «Малыгина», летчиков Бабушкина и Чухновского была признана как выдающаяся. Трагическая гибель Руаля Амундсена, вылетевшего на спасение экспедиции Умберто Нобиле, долго переживалась прессой всего мира.