Путешествие в будущее и обратно

Сколько бы я ни читал эти стихи, на глаза навертываются слезы и спазма сжимает горло.

И стихи эти в равной мере относятся к нападению российской «черной горы» на маленький (в 150 раз меньше!) и тоже замечательный своим свободолюбием чеченский народ, который Россия в прошлом уже дважды пыталась уничтожить. (При завоевании и при сталинской депортации). И к России также можно обратить предупреждение: «О мания! О мумия величия! Сгоришь, Россия, безумие творишь!».

В эмиграции я воочию убедился, «какой это народ» — чехи и словаки. (Для меня они представлялись одним народом, и я никогда не видел разницы между ними, как не замечал и какой-нибудь разобщенности.) В массе своей это, на мой взгляд (и не только мой), один из самых цивилизованных народов мира. В эмиграции я общался с людьми из разных стран и имел возможность сравнивать.

Среди эмигрантских землячеств Восточной Европы чехословацкое землячество выделялось отсутствием жестокой междоусобной борьбы и взаимной терпимостью, отличалось взаимопомощью, порой просто поразительной. К примеру, жил в Париже Павел Тигрид, видный деятель правой ориентации, редактор журнала «Свидетство», выехавший из Чехословакии еще в 1948 году после установления там просоветского режима, а в Риме жил Иржи Пеликан (или, как забавно говорят чехи, Ирка Пеликан), видный деятель левой части чехословацкого землячества, редактор журнала «Листы». (В Пражскую весну он был директором радио и телевидения ЧССР, сыгравших огромную роль в демократизации страны.) В русской эмиграции это были бы непримиримые, смертельные враги, а в чехословацкой — я узнаю, что когда Пеликан был занят участием в итальянской избирательной кампании (он был депутатом Ев-ропарламента от социалистической партии Италии!), то его «Листы» редактировал, готовил к печати Павел Тигрид! А ведь их разделяли не только политические позиции, разделяла личная судьба: Тигрид бежал из страны, когда молодой Пеликан в рядах компартии устанавливал в ней просоветский режим. От Пеликана, можно сказать, бежал! И вот в эмиграции они помогают друг другу, оставаясь каждый при своих взглядах!

О профессиональном уровне деятелей Пражской весны. Ота Шик, оказавшись в эмиграции, занял кафедру постоянного профессора экономики в одном из лучших университетов Швейцарии, в Сент-Галлене. Когда в США решался вопрос о политике детанта с Советским Союзом, американское правительство и Сенат пригласили для консультаций шестерых самых авторитетных в то время экономистов западного мира, и среди них — Ота Шика. Другой ведущий разработчик пражских реформ, Иржи Коста, возглавил кафедру экономики университета во Франкфурте-на-Майне, экономической столице Германии. Немецкие газеты писали тогда, что благодаря советскому вторжению в Чехословакию западный мир получил таких выдающихся экономистов, как Ота Шик и Иржи Коста.

Востребованы были на Западе и «гуманитарные» активисты. Искусствовед и философ Антонин Лим, которого называли «архитектором чехословацкого киночуда», преподавал в университете Нью-Йорка, а потом постоянно — в Сорбонне. Историк Михал Райман стал постоянным профессором «Свободного берлинского университета», юрист Зденек Млинарж профессорствовал одновременно в университетах Вены и Инсбрука. И ряд этот можно было бы еще долго продолжать. Существовала шутка: кинь палку в политэмигранта из Чехословакии, попадешь в профессора какого-нибудь западного университета.

Для меня лично чехословацкая эмиграция была спасительной пристанью. Там я встречал человеческое тепло, мягкую, ненавязчивую помощь, отсутствие зависти, соперничества, напряженного самолюбия. Чехи и словаки ввели меня в международное движение «Третий путь», в котором я смог познакомиться с «людьми из будущего» — представителями компаний и ассоциаций различного типа, принадлежащих их работникам. Чехословаки помогали мне издавать и мои книги. В частности, Иржи Пеликан, мой самый большой друг в эмиграции, написал предисловие к немецкому изданию «Самоуправления» ^[14], а рецензировал ее рукопись для издательства Зденек Млинарж.

Я не уверен, что смог бы выжить без поддержки чехословацкой эмиграции, находясь в атмосфере постоянной травли и ненависти в российской среде.

Чехословацкая эмиграция спасла меня и от впадения в мизантропию. Глядя на нее, я видел, что люди остаются людьми даже в эмиграции. Между прочим, изо всех русских политэмигрантов, увы, только я один сотрудничал с политэмигрантами чехословацкими.

Русская реакция. В 69-м году после прихода в Праге к власти Густава Гусака из Чехословакии вынужден был эмигрировать уже известный читателю радиожурналист Карел Ездинский. Он приехал в Мюнхен и поступил работать комментатором в чехословацкую редакцию «Свободной Европы». По иронии судьбы его день рождения приходился на 7 ноября, и в год приезда Ездинского в Мюнхен отмечать этот день собралась почти вся мюнхенская община политэмигрантов из ЧССР. Замечу, что чехи и словаки очень весело проводят свои вечеринки и любят на них петь, в том числе в порядке «швейкования» поют и советские песни, иногда изменяя их текст в сатирическом и хулиганском духе. Так вот, на дне рождения Ездинского — 7 ноября! — собравшиеся, конечно же, запели «Интернационал». И вскоре в Америку была отправлена депеша, подписанная группой русских эмигрантов, в основном работников «Свободы», членов НТС, в которой до сведения компетентных органов США доводилась информация о том, что скрытые коммунисты из Чехословакии во главе с прибывшим из Праги неким К. Ездинским, принятым в штат «Свободной Европы», праздновали день Октябрьской революции и пели «Интернационал».

Вы спросите, как реагировали на это американские «органы»? Никак, разумеется. Это к вопросу о том, чем отличается ЦРУ от КГБ!

Подведу итоги. Почему я считаю, что история России и всего человечества могла бы сложиться иначе, если бы реформы Пражской весны не были задавлены?

Да потому, что в Чехословакии мог быть создан и представлен миру строй, который был бы лишен тяжелых пороков капитализма и социализма (государственного, марксистского типа), но содержал бы их лучшие качества. И нетрудно предположить, что такой строй начал бы распространяться по Центральной Европе, в одной стране за другой. Даже несмотря на подавление Пражской весны в Польше в 1981 году была вновь предпринята попытка установить подобный строй. Захватил бы этот процесс и Балканы, Югославию, где реформы самоуправления застряли на полпути, так как проводились сверху партийной бюрократией. И в конце концов «зараза» могла бы перекинуться и в нашу многострадальную страну.

Повлияло бы развитие в социалистических странах синтезного (или конвергентного, по Сахарову) уклада и на западный мир. Интересно и характерно, что именно с конца 60-х годов на Западе начинают создаваться в большом количестве и в разнообразных видах предприятия и коммерческие учреждения с собственностью работников. Это и «исоповские» компании в США, которые затем появляются и в других западных странах, это и кооперативы нового социалистического типа (без внешних владельцев) и их ассоциации, такие, как испанская федерация «Мондрагон» — мини-государство будущего. Говорит это о том, что почва для подобного развития уже создается в мире, и утверждение кооперативного социализма в Центральной Европе в рамках целых государств, и уж тем более в России, подтолкнуло бы и остальной мир к ускорению процесса синтеза капитализма и социализма, что увеличило бы шансы на выживание человечества, на преодоление нависающих над ним смертельных угроз. Не забудем главного постулата Сахарова, который он не уставал повторять в течение всей своей жизни, что «конвергенция социализма и капитализма в конечном итоге единственная альтернатива гибели человечества».